Почему репродуктивные права теряют популярность, в то время как права ЛГБТ её стремительно набирают?
Администрация штата Индиана попыталась запретить однополые браки под видом защиты религиозной свободы и незамедлительно спровоцировала недовольство национального масштаба. В то же время Верховный суд дал разрешение религиозным нанимателям отказывать работницам в медицинской страховке на контрацептивы — причем именно на контрацептивы, а не на аборты; новые законы вынуждают клиники, проводящие аборты, закрываться; а абсурдные, и иногда даже небезопасные с медицинской точки зрения ограничения, возникают в одном штате за другим.
Не считая массовой огласки, которую получили бредовые заявления Тода Эйкина* или Ричарда Мёрдока**, где же негодование общественности? Большинство американ_ок в той или иной степени поддерживают право на аборт; и лишь незначительное меньшинство выступает за их запрет. Учитывая, что каждая третья женщина делает хотя бы один аборт к тому времени, как она достигает менопаузы, и что у большинства этих женщин есть родители, партнёр_ки и друзья, которые помогли им получить доступ к этой услуге, ответная реакция на возмутительные ограничивающие законы должна быть активнее за счет всех тех людей, кому помогло право на безопасный и легальный аборт.
Средства массовой информации называют борьбу за однополые браки и репродуктивные права элементами одной и той же «культурной войной», как если бы они были частями одного целого. Но, возможно, они не так похожи и неразрывны, как можно подумать. Вот несколько различий:
Брачное равноправие ассоциируется с любовью, романтикой, преданностью, оно создает образ людей, которые остепеняются и заводят семью. Любовь объединяется с семейными ценностями и расширяются границы консервативного института, который уже давно утратил большую часть своего принудительного воздействия на общество и стал необязательным для миллионов людей. (Таким образом право на однополый брак подчиняется закону Поллитт: угнетенные группы получают доступ к ресурсам или сферам деятельности, если те становятся менее ценными и востребованными для групп привилегированных. Именно поэтому женщинам «позволено» заниматься историей искусств, а не-белым автор_кам получать призы в области поэзии). Вопреки заявлениям религиозных противни_ц брачного равноправия, оно не угрожает институту брака, зато привносит в него крайне необходимые изменения и рисует безопасный образ представител_ниц ЛГБТ: гомосексуальные люди не представляются одинокими распутными учитель_ницами физкультуры, которые растлевают малолетних, – они выглядят как обычные люди, живущие по соседству, которые закупаются мебелью в IKEA и любят жарить шашлыки.
Репродуктивные права, напротив, во многом связаны с сексом во всем его беспорядочном, бездумном величии, они связаны с сексуальной свободой, которая противоположна браку. Они заменяют образ целомудренной, самоотверженной, зависимой от мужчины женщины-матери на образ самодостаточной, сексуальной и, возможно, уже не такой самоотверженной женщины. И не важно, что контрацептивы уже стали неотъемлемой частью современной жизни, что аборты существовали тысячи лет до сексуальной революции, что множество женщин, которые делают аборты, состоят в браке, или что большинство женщин (60%), которые прерывают беременность, уже являются матерями. Противозачаточные средства и аборты позволяют женщинам – и в меньшей степени мужчинам – заниматься сексом и не быть наказанными, другими словами, не нести ответственности. На что у нашей пуританской культуры есть один ответ: получила удовольствие – расплачивайся, потаскуха.
Равенство браков – это то, чего в основном добиваются мужчины. И хотя большинство однополых браков приходится на долю лесбийских пар, общепринятое название «гей-брак» подразумевает заинтересованность в нем именно мужчин. А то, что вызывает интерес у мужчин, должно вызвать интерес у всех. Хотя среди многих выдающихся активист_ок и правозащитни_ц, которые борются за равноправие в заключении браков, есть лесбиянки, гомосексуальные мужчины обладают значительной социальной и экономической властью, и они блестяще использовали эту власть, чтобы привлечь общественное внимание к этому вопросу. Репродуктивные права в первую очередь касаются женщин. Из-за вездесущей мизогинии эти права не только стигматизированы – вместе с женщинами, которые ими пользуются – но и не представляют особой важности в глазах мужчин, а у женщин нет достаточного социального влияния, чтобы их защищать. И даже это влияние легко подвергается опасности, когда его перестают принимать всерьез. Не существует женщин, занимающих должности генеральных директорок, которые тратили бы миллионы на поддержку репродуктивных прав или угрожали бы переместить свой бизнес за границу, когда государство стремится ограничить эти права. За редкими исключением, наиболее востребованные знаменитости вообще избегают этой темы.
Равноправие брака представляет интерес для всех классов: у кого угодно может появиться ЛГБТ-ребёнок, и это вполне естественно, что родители с самыми разными политическими убеждениями хотят, чтобы их дети имели такие же возможности, как и остальные дети. Абсолютно любой женщине может понадобиться аборт, но не каждая это осознаёт. Достижения в области контрацепции привело к тому, что успешная, образованная женщина, прибегая к помощи частных клиник, может без проблем распоряжаться своими репродуктивными функциями, и если ей понадобится сделать аборт, она сможет себе его позволить – чего не скажешь о женщинах, которые обращаются в государственные учреждения. Именно женщины с низким достатком больше всего страдают от ограничений связанных с возможностью сделать аборт – но какое дело среднему и высшему классам до проблем этих женщин?
Равенство в заключении браков не требует финансовых затрат и никого не лишает власти. Никто никого не убедит в том, что чей-то однополый брак пагубно влияет на чей-то гетеросексуальных брак. Но репродуктивные права требуют финансирования: государство неизбежно должно тратить на него деньги. («Если вы хотите устроить вечеринку – устраивайте, но не просите меня платить за нее», – заявил один законодатель из Нью Гэмпшира, который пытался сократить финансирование на программы контрацепции). Более того, контрацепция и аборты дают женщинам определенную власть, отнимая её у других: родитель_ниц работодатель_ниц, священнослужитель_ниц и мужчин.
Однополые браки никому не вредят. Но многие, даже включая некоторых сторонни_ц права на аборт, считают, что при совершении аборта существует пострадавшая сторона, то есть эмбрион или плод. Нужно очень сильно ценить женщин, чтобы стать на их сторону, когда они беременны, принять их со всеми неизбежными сложностями и недостатками их характера, а не на сторону невинного потенциального ребенка.
Равноправие при заключении браков – это чудесная вещь и важное гражданское право, которое показывает уважение к группе людей, прежде ущемленных. Со временем оно может незначительно повлиять на гендерные нормы в гетеросексуальных браках, но оно не изменит наши социальные и экономические устои фундаментально. Однако репродуктивные права сильно связанны с одной из более масштабных задач феминизма, осуществление которой уже сдвинуло с привычного места практически каждую область нашей жизни, от спальни до зала заседаний. Что ещё могут потребовать женщины, чего они могут достичь, какой путь выбрать в жизни, если каждая из них будет заводить детей только тогда, когда ей этого захочется? Понятие «культурная война» даже в малой степени не описывает достижение этой цели.
