31 июля Алок проведут закрытый воркшоп про эмоции для ЛГБТК-людей.
1 августа в Минске пройдёт публичное выступление Алок «Femme In Public».
На оба мероприятия ещё есть возможность зарегистрироваться.
А мы публикуем интервью с Алок Вайд-Мэнон, где они рассказывают о видимости и травме, и о том, как мы можем понимать справедливость.
Ваше новое шоу — о видимости, о контроле и силе. Трудная ли это тема для вас?
Это непростая тема, потому что у многих людей до сих пор есть наивная идея о том, что нам нравится, когда на нас смотрят. Люди думают, что для транс*людей видимость означает справедливость, что сделать транс*людей видимыми — и есть главная цель. Но я пытаюсь говорить о том, что видимость также может быть разрушительна. Многие этого просто не понимают… И мне приходится с вызовом и напором продолжать стоять на своём: «Вы знаете, каково это — испытывать на себе взгляд каждую секунду вашей жизни? Каково это, когда ваше тело растаскивают на части — офлайн и онлайн — чтобы иметь возможность на него пялиться? Понимаете ли вы, какие психологические последствия это может иметь?».
Почему люди сопротивляются?
Мне кажется, что всё ещё существует эта иерархия, когда единственной реальной формой насилия мы считаем физическое насилие. В одном из своих стихотворений я говорю: «Самая разрушительная часть человеческого тела – это глаз, не кулак». Я пытаюсь донести, что многие гендерно-неконформные люди, такие как я, настолько часто подвергались насилию в своей жизни, что иногда мы чувствуем прикосновение, даже когда физически до нас не дотрагиваются. Так работает травма. Люди пытаются найти объяснение: «Как это проявляется?». Но меня волнует, почему страх и травма должны быть видимыми? Можем ли мы понимать состояние, когда на тебя смотрят, как травмирующее? Я пытаюсь создать язык для описания этого состояния, так глубоко знакомого женщинам и транс*людям — когда мы чувствуем себя объективированными, сексуализированными, использованными — даже тогда, когда к нам никто не прикасается.
Как на это всё влияет ваш статус публичной персоны?
Я всегда шучу на своих выступлениях: «Когда человек меня преследует по дороге к дому, и я пытаюсь ему сказать «У меня очень много подписчиков в Инстаграм!» — это ничего не меняет. Он продолжает идти за мной». Некоторые, похоже, думают, что только из-за того, что у меня есть доступ к видимости, насилие в моей жизни прекратилось. И это совершенно не соответствует реальности. Вокруг так много трансфобии, которая проявляется в разглядывании наших тел. А если ты публичная фигура, то это разглядывание увеличивается в десятки раз. Кроме этого, я получаю сотни угроз изнасилованием и смертью. И это стало для меня неожиданностью. У меня даже нет стратегии, как с этим справляться. Для многих людей я часто оказываюсь первой видимой гендерно-неконформной персоной, которую они когда-либо встречали в своей жизни — что означает, что я испытываю на себе бремя их восхищения и негодования.
Почему так происходит? Как мы можем это остановить?
Мы ожидаем, что женщины и транс*люди будут благодарны и будут вечно извиняться за доступ к трибуне. Нам не позволено говорить: «Это также причиняет мне боль». Это то, о чём я пытаюсь рассказать в своём новом шоу. Каково это, когда тебе желают смерти на улице? А потом, когда ты пишешь об этом онлайн, тебе желают смерти ещё в 10 раз больше? Какие отношения со своим психическим здоровьем мне нужно установить, чтобы иметь возможность, не теряя уверенности и стойкости, смотреть на эту ненависть и говорить: «О, всё в порядке»? Не всё в порядке. Нам нужна не видимость, а справедливость. Гораздо проще дать транс*людям и женщинам сцену, чем поддерживать нас, платить за медицинские услуги, за возможность пользоваться транспортными услугами, за нашу безопасность. Легче возложить ответственность на транс*людей за их видимость, и гораздо труднее сказать: «Это патриархальная бинарная система должна быть разрушена для начала».
Есть ли что-то, о чём бы вам хотелось знать заранее, прежде чем начинать делать то, что вы сейчас делаете?
Да. Я думаю, самая главная вещь — это то, насколько важно помнить о том, кто ты — вне этой всей шумихи. Одним из самых неожиданных поворотов в моей жизни стало возрождение дружеских отношений с ребятами из школы, со всеми этими белыми цисгендерными техасцами, про которых у меня не было и мысли, что мы сохраним отношения. Они стали такой большой поддержкой и опорой для меня, потому что они мне всё время напоминают: «Вот кто ты. Тот человек — не ты, вот — ты». Признание, что я — т_а сам_ая девочка/мальчик/никто из них — дало мне опору, и было очень терапевтичным… Ощущение, что неважно, как все эти вещи меняются в моей жизни, — у меня все еще есть то главное чувство, кто я.
Очень важна для этого ощущения себя возможность сохранить практику письма, которая будет только для меня лично, а не предназначена для общественного потребления. Поскольку характер моей работы очень личный, часто, когда я испытываю насилие, первая реакция — напиши об этом стихотворение для публики. Мне бы хотелось знать раньше, что это не просто возможно, но что это так радикально необходимо, замечательно и прекрасно, иметь возможность писать исключительно для себя. Это то, что я говорю многим транс*людям... Прежде всего, важно иметь близкие отношения с самими собой. Важно знать, кем вы являетесь, почувствовать через своё собственное письмо, прежде чем поделиться им.
Вы сейчас живёте в Нью-Йорке. Почему?
В Нью-Йорке мне повстречались мои люди. Одна из моих любимых историй о Нью-Йорке — это когда ко мне на улице подошла транс*женщина и спросила: «Вы умеете драться?». Я уточнил_а: «Что вы имеете в виду?», и она сказала: «Ну, если вы собираетесь так и дальше одеваться в Нью-Йорке, вам нужно научиться драться». И она отвела меня в молодёжную организацию и научила боксировать. Такое «кураторство», ощущение семьи, поддержки от трансфеминных людей, мне больше нигде не встречались. Поэтому, несмотря на то, что Нью-Йорк — это место, где я испытываю много насилия, он также дал мне очень важное ощущение сообщества. Впервые в моей жизни мне повстречались другие небелые транс*люди, и это дало мне ощущение, что я — есть, что моя жизнь — реальна, легальна, у неё есть история и она политична. Это было так важно для меня и придало мне много сил, потому что у меня не было такого опыта ни в Техасе, ни, на самом деле, в большинстве других мест в этом мире, где мне доводилось бывать.
