Даша, 27 лет
Я не очень люблю ездить в свой родной город. Долго я не могла понять, почему всегда, когда приезжаю в Могилёв, меня будто волна депрессии накрывает. Потом поняла, что когда туда возвращаюсь, как будто каждый раз немножко возвращаюсь в себя в том возрасте… До 17 лет я вообще ничего о себе не знала. Я — негетеросексуальный человек, и это большая часть моей идентичности, и поэтому сейчас для меня очень странно вспоминать, что долгое время я думала о себе как о супер-гетеросексуалке, которой просто почему-то не нравятся парни.
Мне кажется, Могилёв, как город, очень сильно на это повлиял — в своём городе я не знала ни одного [негетеросексуального] человека. Ни в школе, ни в художественной школе, ни где-то ещё, я вообще никогда не встречала негетеросексуальных людей. И так продолжалось до тех пор, пока в 17 лет я не переехала в Минск, познакомилась там с людьми, узнала про какие-то места, тусовки, стала ходить на вечеринки — до этого я даже не думала, что в Беларуси такое есть.
Уже сейчас я читаю на MAKEOUT статьи про Минск, про другие города, что у людей были какие-то свои места, плешки, вечеринки — я никогда не слышала ничего подобного про Могилёв. Только потом уже, через инстаграм, я узнала, что одновременно со мной в школе учились и другие негетеросексуальные люди. Но мы все были тогда или закрытые, или не знали ничего про себя, а уж тем более друг про друга.
Некоторые мои знакомые из других городов рассказывали, что осознавали себя ещё с подросткового возраста. «Я в школе встречалась…» В школе встречалась?? Я не думала, что это вообще возможно. К людям, у которых есть такой опыт, я испытываю зависть. Мне всегда очень грустно, что я так поздно что-то про себя поняла. Мне кажется, моя жизнь бы вообще по-другому сложилась, если бы я раньше это осознала. И мне кажется, что да — город повлиял. Когда ты не видишь никаких примеров, у тебя нет таких знакомых-друзей, откуда ты об этом вообще узнаешь?
Но теперь я знаю, что да, были люди. И от осознания этого становится тепло. Всё-таки мы есть. И это не наша вина, что мы раньше об этом не знали. Это просто такое пространство, такой город…
Могилёв очень специфический город. У меня всегда было впечатление от моего города, как от очень закрытого. Не знаю, можно ли говорить, что это близость к России влияет, или что-то ещё, но, тем не менее, в Могилёве очень сильная вся эта православная «тусовка», «Вечерний Могилёв» со своими статьями... Вся эта ненависть, конечно же, я думаю, усиливает страх людей, которые там живут.
То, что «Вечерний Могилёв» продолжает всё это писать, то, что у них такая политика, и в городе даже нет никаких рычагов, чтобы на них повлиять — это, конечно, печально. И я уверена, люди, которые живут в Могилёве и читают такое, они ещё больше закрываются. Конечно, когда это происходит так рядом, в твоём городе, мне кажется, что очень легко ещё сильнее закрыться — особенно, понимая, что они продолжают это писать, а другие люди это читают и не считают нужным как-то вмешаться — пожаловаться, возмутиться или ещё что-то сделать.
© Иллюстрация Лены НемикКостя, 24 года
Я родился здесь, и сколько себя помню, всегда хотел уехать из Могилёва. Мне всегда было тут неуютно, но обстоятельства каждый раз меня сюда возвращали.
Вот и сейчас мне снова пришлось вернуться.
У меня был очень тяжёлый год в эмоциональном плане – расставание после абьюзивных отношений с парнем, тяжёлая работа… В итоге попал в психиатрическую больницу в Новинках. Ходил к психотерапевту, до сих пор принимаю антидепрессанты. Решил, что нужно отдохнуть, уволился с работы, какое-то время жил у подруги в деревне. А сейчас вот вернулся сюда.
По городу гулять я не люблю, выхожу редко, обычно только в магазин. Каждому человеку нужна какая-то общность, в которой ты чувствуешь себя комфортно. Но когда я иду по улице, я редко чувствую себя комфортно. Я не могу сказать продавщице в магазине, что выбираю подарок своему парню. Не могу сказать в поликлинике что-то… Все, с кем я здесь дружил, уехали. Уехала подруга детства — я ей первой рассказал о себе, и она меня очень поддерживала. Ещё одну подругу исключили из университета за акции протеста, и она уехала в Польшу. Два моих друга, пара парней — тоже эмигрировали в прошлом году. Получается, все, с кем я здесь дружил, все уже живут за пределами не то что Могилёва, но даже Беларуси.
Я не знаю, есть ли здесь сейчас какая-то движуха. Мне кажется, что нет. Я переписываюсь с какими-то людьми в Hornet, но ни от кого не слышал, чтобы были какие-то сходки или мероприятия… Наверное, единственное, что есть — это офис «Встречи».
Я чувствую, что это мой родной город, но никаких обязаловок, что из-за этого я должен его любить — у меня нет. Да, я тут знаю каждую веточку, каждый двор… Места, где со мной случалось что-то хорошее, у меня вызывают эмпатию. Хотя очень мало хорошего у меня здесь случалось.
Сложные у меня отношения с моим городом. Вроде бы и родной… Но, вот, как я сейчас понял — все гомофобные вещи со мной случались именно здесь. И с родителями, и в школе…
Отец всегда был очень консервативным человеком, со всеми этими понятиями «мужик должен». Поэтому с детства он постоянно пытался меня принудить заниматься спортом — боксом, тайским боксом… А я не хотел. Мне не нравилось физическое насилие в принципе. Я очень много читал в детстве, Гарри Поттера, например — на этих книжках, наверное, и воспитал в себе толерантность.
Я был очень замкнутым. Мне кажется, каждый ЛГБТ-человек проходит через период принятия себя. У меня он наступил лет в 16-17, мне было очень сложно, потому что я не видел этого вокруг себя… Я хотел с кем-нибудь встретиться, искал информацию про места, где бы собирались люди, но ничего не нашёл. Слава богу, интернет уже был, поэтому читал статьи, смотрел сериалы… «Queer as Folk» — респект этому сериалу, мне кажется, каждый ЛГБТ-человек должен его посмотреть, особенно в период принятия себя. И вот благодаря сериалам и поддержке подруги у меня как-то получилось быстро и довольно безболезненно принять себя.
© Иллюстрация Лены Немик Потом я поступил и уехал учиться в Гомель. Там более активная жизнь началась. У меня появился парень, на 8 лет меня старше. Мы приходили в гости к его друзьям, и он говорил — вот это Костя, мой парень. И я такой — боже, что происходит! И это меня прямо так закалило. Я очень благодарен своему первому парню. Он меня очень сильно поддерживал. В том плане, что он быстро меня социализировал, такими революционными методами... Спасибо ему за это.
Так что, я люблю Гомель. Люблю приезжать в Гомель — ходить по местам, с которыми связаны хорошие воспоминания. В Минск люблю приезжать, он местами любимый, а местами — не очень…
Могилёв же мне кажется депрессивным.
Мне кажется, что это город для людей не с таким складом характера, как у меня. Он очень консервативный, и люди здесь тихие… Даже если смотреть на митинги «нетунеядцев», которые проходили во многих городах — в Гомеле тысяча человек вышла, в Минске было много людей. Везде люди выходили. А в Могилёве нас 100 человек на крыльце собралось. И вроде все недовольны, а вроде никто и не выходит.
Я тогда очень сильно загнался по этому поводу. Видел, как бабушки плачут из-за того, что у них маленькая пенсия, а нужно ещё помогать детям и внукам — очень грустно из-за этого было…
Хотелось бы что-то поменять, наверное.
У меня был такой период, когда я как сумасшедший ходил по своему району, фоткал ямы во дворе и отправлял жалобы, чтобы их отремонтировали... Перед моим домом была очень большая яма. После дождя там появлялась огромная лужа, и все машины туда проваливались. Сколько себя помню — она всегда была там... Яма моего детства... И я её фотографировал раз 50, отправлял. И её заделали! Я ходил, всем хвастался — типа, что вот... это благодаря мне.
Как бы то ни было… У меня нет такого, что я прямо ненавижу свой город… Но я его не люблю. Ввиду тех вещей, которые здесь случались. Может быть, если бы по-другому было, я бы по-другому к нему относился. Но всё сложилось так, как сложилось.
То, что главная региональная газета города («Вечерний Могилёв») — это пропаганда ненависти, тоже что-то да говорит, наверное. Больше такого прецедента в Беларуси нет.
Это очень печально и странно. Я, честно, в растерянности — как так получилось. Когда-то это была обычная газета — моя бабушка её выписывала, а сейчас модернизировалась в какую-то пропаганду ненависти просто… Получается, что Могилёв стал какой-то столицей гомофобии… Столицей ненависти, что ли.
Вот, недавно произошло очередное столкновение с реальностью. Приехала моя подруга из Португалии, и мы решили пойти в бар. Она меня накрасила блёстками, и мы пошли в самый модный бар в Могилёве «Без башни». Мы просто начали танцевать. Танцевали как люди, которые танцуют так, как им нравится танцевать. Но все начали на нас смотреть, оглядываться. Особенно на меня, потому что на мне были золотые блёстки. Кто-то шептал «пидор», «пидор»… А потом к нам подошёл охранник и говорит: «Вы мешаете». Мы, такие — в смысле? Кому мы мешаем? Мы просто стоим в углу и танцуем. Никого не задеваем, ничего. А потом мы вышли покурить, и нас просто не пустили [назад]. Сказали: «С вас хватит, ребята».
Когда периодически встречаешься с такими ситуациями — очень грустно становится, и как-то опустошает тебя немножко. Обидно, что ты никакого вреда не приносишь, ничего плохого не делаешь, а всё равно тебе попадает большая порция агрессии.
Ещё была ситуация на день города в Могилёве. Мы с друзьями пошли на площадь Славы, там был какой-то концерт, играла музыка, мы пританцовывали… Мимо проходила женщина с ребёнком, она подошла к машине с милицией и говорит — вот, эти пидорасы тут танцуют, успокойте их…
Периодически такие моменты происходят. И почему-то только в Могилёве… Меня даже хотели побить здесь. Мы как-то с друзьями выпивали, они меня накрасили, и мы пошли в магазин… Шла компания, они выглядели стрёмно, начали что-то говорить в нашу сторону. «Вот, какие-то пидоры идут», что-то такое, я точно уже не помню. Но факт в том, что это было гомофобное высказывание. Много гомофобных высказываний. Я человек импульсивный, тоже что-то крикнул им в ответ. Они на меня набросились… Потом их друзья начали нас разнимать. Ну, и всё обошлось.
Ну, вот да. Получается, что только в Могилёве, именно в моём родном городе, я сталкивался с такой открытой гомофобией, — я только сейчас это понял. Тем не менее, я всё равно всех зову в Могилёв. Не говорю «не приезжайте». Наоборот, мне хочется его показать, чтобы люди лучше меня узнали, увидели меня через призму вот этого всего, через мой город…
© Иллюстрация Лены НемикАндрей, 35 лет
Я не коренной могилевчанин, но уже 11 лет здесь живу. Сам я родом из Березино. Понятное дело, что в маленьком городе об этом вообще не было никакой информации. Было много информации о том, что есть мужчины и женщины, «давайте размножаться»... Была религия, которая говорила «не прелюбодействуй». И всё. Поэтому, когда в школе начались первые влюблённости в мальчиков, приходилось с этим самому как-то внутри справляться, аккуратненько запаковывать — ну, нет-нет, это же не хорошо. Пускай оно там посидит.
Когда поступил в Минск, понятное дело, что «Вавилон» стал для меня отдушиной. Я долго подавлял сексуальное влечение, но на 1-2-м курсе ожил, принял себя, у меня начались отношения… А потом по распределению попал в Могилёвский район…
В Могилёве есть «Встреча», плешка на ж/д вокзале, и всё. На квартирах люди и сейчас тусуются. Квартирники были всегда. Клубов никаких нет. Был раньше клуб «Куба», там тематический народ собирался, но после того, как хозяин покончил жизнь самоубийством, его выкупили и он стал «обычным» клубом. 10 лет назад это было.
О том, что «Куба» — тематический клуб знали только свои. Для города это был, скорее, обычный клуб.
Я знал про этот клуб. Но попал туда, наверное, только один раз. Успел... Я отрабатывал распределение в колхозе и редко мог себе позволить выехать в город, потусить. Ну, как-то вырвался — народу тогда было много. Атмосфера была похожая на «Вавилон». Может быть, не было столько шоу… Я не помню, чтобы там было шоу. Но народ там был тематический точно. Люди сидели компаниям, знакомились друг с другом. Очень грустно, что нет такого больше.
Хозяин «Кубы» покончил жизнь самоубийством в 2008-м. Я приехал в Могилёв в 2007-м. Я точно помню, что как только перебрался в Могилёв, «Куба» закрылась. Тогда, конечно, много об этом говорили… Сейчас в интернете только на одном сайте можно найти коротенькую статейку. Меня это сильно затронуло — что вот человек что-то делал для этого города, для ЛГБТ-сообщества, и по каким-то причинам это произошло… Конечно, очень грустно.
Мне кажется, долго у нас гей-клуб не продержался бы, потому что у нас открытых людей можно по пальцам пересчитать. Максимум, кто будет собираться в таких клубах — человек 10-20. Могилёв — маленький город, все друг друга знают. И у многих людей есть страх, что про них узнают, страх за самих себя.
Я, например, работаю в системе образования. И от своего директора слышал, что «в соседнем учреждении образования взяли на работу лесбиянку, и она теперь будет соблазнять учениц». Понятное дело, что я после такого уже не чувствую себя безопасно. Открыто я там точно предъявляться не могу. Мне не хочется нарываться на чужую гомофобию. Мне не хочется, чтобы мой директор оценивал меня по моей сексуальной ориентации. Я хочу, чтобы он оценивал меня как специалиста.
Мне кажется, иногда сложно отличить реальную гомофобию от гомофобии внутренней. Иногда предъявиться правда невозможно, а иногда возможно, но сложно из-за внутренних своих страхов.
Если мы будем оставаться честными с собой и с другими в обществе, мы можем эту ситуацию исправлять. Давать этому обществу другой опыт — помимо какого-то бинарного восприятия мира.
Всё, что мы называем внешней гомофобией (гетеросексуального, бинарного общества), оно всё в нас тоже отложено. Внутренняя гомофобия. Допустим, я со своим парнем первое время ходил курить не на общую площадку, туда, где соседи курят, а в другое место. А, в общем-то, это и есть внутренняя гомофобия. Сейчас мы ходим курить вместе. Соседи уже стали знакомиться с ним потихонечку. И таких моментов очень много. Но где эта грань…? Когда внешняя гомофобия становится внутренней? Это просто уже какая-то выученная штука… Вот мы разговариваем сейчас, а я сижу одновременно и думаю — слышит она [официантка в кафе], не слышит? И как она реагирует? Всё равно. Это есть... Но если мы будем оставаться честными с собой и с другими в обществе, мы можем эту ситуацию исправлять. Давать этому обществу другой опыт — помимо какого-то бинарного восприятия мира.