Например, люди с инвалидностью часто вынуждены делиться очень личной информацией о себе, чтобы получить доступ к чему-то. Вынужденная близость также может включать физический аспект (особенно это касается тех, кому нужна помощь, подразумевающая прикосновения). Или то, что многим людям с инвалидностью приходится строить и поддерживать близкие отношения ради безопасного доступа к тому, что им необходимо.
Мне приходилось сталкиваться с вынужденной близостью всю свою жизнь: и в детстве, и подростком, и когда я была уже взрослой. Все ждут, что я расскажу о себе — будь то ради чужой выгоды или удовлетворения любопытства, чтобы дать кому-то больше информации или из-за скрытой под предлогом доброжелательности дискриминации.
Вынужденная близость — краеугольный камень существования людей с инвалидностью в мире, созданном для людей без неё.
Людям с инвалидностью постоянно приходится показывать всю подноготную и метафорически оголяться, просто чтобы получить необходимые для выживания условия.
Хотим мы того или нет, нам приходится ставить себя в уязвимое положение, рассказывая о своих телах, своём ментальном состоянии и возможностях. Вынужденная близость дала мне понять, что для людей с инвалидностью принципа согласия не существует.
Люди могут задавать нарушающие личное пространство вопросы о моем теле, заставлять меня «доказывать» мою инвалидность или ожидать, что я расскажу им всё о том, что мне нужно для доступа. Как небелая девушка с инвалидностью, я научилась становиться незаметной — и в то же время привыкла, что всё обо мне может стать известно без моего согласия.
Что же такое вынужденная близость?
Вынужденная близость — прямая противоположность близости по согласию. Вынужденная близость негуманна, она выматывает и иногда даже нарушает границы.
Я человек с ограниченным физическими возможностями, использующий кресло-коляску с ручным приводом, и я часто сталкиваюсь с вынужденной близостью, когда люди без инвалидности толкают коляску без моего согласия или когда мне приходится просить об этом людей, которых я не знаю, с которыми я не чувствую себя в безопасности, или даже тех, кто жестоко обращается со мной, пока толкает коляску.
Такое часто происходит, когда я путешествую и мне приходится полагаться на незнакомцев, чтобы добраться куда-то. Невозможно сосчитать количество раз, когда в аэропорту незнакомые мужчины толкали мою коляску и в то же время говорили мне неприятные или непристойные вещи. В такие моменты инвалидность, раса, гендер, факт иммиграции, классовая принадлежность, возраст и сексуальная ориентация неделимы — всё играет свою роль.
Другой пример навязанной близости: мне часто нужно опираться на чью-то руку, когда я иду, и тем самым испытывать физическую близость с кем-то, кого я могу не хотеть касаться. Такое часто случалось, когда я была ребёнком или подростком с инвалидностью, когда у меня ещё не было возможности влиять на собственную жизнь и людей в ней.
У людей с инвалидностью больше потребностей
Понятием «вынужденная близость» можно описать весь мой опыт с системой здравоохранения, врач_инями, медперсоналом, физиотерапевт_ками — никто из них не получал_а моего согласия. То же самое относится к моментам, когда мне, взрослой женщине, чуть ли не ежедневно приходится делиться бóльшим количеством личной информации, чем мне хотелось бы, чтобы попасть на мероприятие, потому что некоторые товарищи не сообщают ничего о существующих условиях доступности на страничках или флаерах, но добавляют графу «необходимые условия доступности» в гугл-формы.
Подсказка: если вы не предоставите информацию о доступности вашего мероприятия, я не смогу определить, какие именно условия доступности мне потребуются. Мне что, нужно перечислять все возможные условия доступности, которые мне могут когда-либо потребоваться, просто из-за вашего невежества?
Даже при написании этой статьи мне приходится бороться с эйблистским стереотипом, что люди с инвалидностью должны радоваться тому, что у них есть, — довольствоваться теми крохами, что нам дают. «Ну, в их гугл-форме хотя бы была графа “необходимые условия доступности”».
Более того, мне приходится бороться не только с вынужденной близостью, но и с вынужденным эмоциональным обслуживанием, так как не дай бог я кому-то насолю: людям с инвалидностью хорошо известно, что люди без инвалидности не помогут тебе, если ты им неприят_на.
С такой опасной и неизбежной реальностью сталкиваюсь как я, так и многие другие люди с инвалидностью, и в том числе из-за этого навязанная близость в принципе существует.
Люди без инвалидности могут делать больше
Для людей без инвалидности доступность — это вопрос логистики, а не человеческого взаимодействия.
Люди, которых я не знаю и с которыми я никогда не говорила о своей инвалидности, ожидают, что я воспользуюсь их помощью, не думая о том, что для начала между нами должно установиться доверие и что они должны владеть необходимой для этого информацией. Они предполагают, что я приму любую помощь — опять же, любые крохи — и что я должна быть благодарна за это.
Они не понимают, что согласие должно быть обоюдным. Я знаю, каково это — жить в мире, где твои физические возможности определяют доступность, и я умею в этом мире выживать; это навык, который я не потеряю, пока живу в эйблистском обществе. Но ещё я выступаю за существование мира, в котором люди с инвалидностью имеют право просто быть людьми, право на своё тело, разум и близость.
Это тяжелый и унизительный парадокс — жить в мире, который ты пытаешься изменить и в котором в то же время тебя дискриминируют.
Одна из причин, почему вынужденная близость занимает такое важное место в моей жизни, — заложенный в саму доступность момент близости (или, по крайней мере, то, что касается моей доступности). Когда кто-то облегчает мне доступ, я чувствую себя уязвимой; я зависима, даже если человек этого не осознает.
Тема доступности для людей с инвалидностью — это очень уязвимое место, которое могло бы стать точкой роста, прекрасной и волнительной, — если бы мы были готовы посмотреть на неё так. Но это невозможно в эйблистском мире, где инвалидность — это всегда синоним несостоятельности, обременения и трагедии.
Результатом всего этого и является вынужденная близость, которая постоянно напоминает о превосходстве и контроле.
***
Хотя я писала о вынужденной близости в контексте доступности и ограниченных возможностей, само понятие применимо не только к эйблизму. Вынужденная близость проявляется и в других сферах дискриминации и угнетения, в разных формах. Я — межрасово и межнационально удочерённая квир-женщина корейского происхождения с инвалидностью.
Вынужденная близость, связанная с межнациональным и межрасовым усыновлением, — бесконечная чёрная дыра для многих. Чтобы точно передать, насколько вынужденная близость повлияла на мою личность, нужно написать отдельную работу. Я с нетерпением жду дня, когда никому больше не придётся с таким сталкиваться — и в особенности детям с инвалидностью.
Миа Мингус — писательница, просветительница, общественная организаторка по вопросам правосудия, инвалидности и преобразующей справедливости. Она квир-персона с корейскими корнями и физической инвалидностью, межрасово и межнационально усыновлённая из Антильских островов. Она борется за сообщество, взаимозависимость и дом для всех без исключений и жаждет мира, где дети с инвалидностью смогут жить без насилия, с достоинством и любовью. Миа является одним из основателей и членов Коллектива Преобразующего Правосудия Залива, её работы можно найти в её блоге «Оставляя доказательства».
