После камин-аута детей многие родители начинают задаваться вопросом о том, что они могут сделать, чтобы поддержать своего ребенка. Активист кампании против преступлений на почве гомофобии «Дело Пи_» Андрей Завалей рассказывает о том, как благодаря движению Superparents многие родители ЛГБТ+ людей приходят к низовому активизму и экологичным отношениям в своих семьях.
Андрей: Последние четыре года моей жизни сфокусированы на преступлениях на почве ненависти — гомофобии и трансфобии. Создавая кампанию памяти Миши Пищевского «Дело Пи_» [Михаил Пищевский умер в 2015 году в Минске после избиения на почве гомофобии — прим. ред.], я понимал, что с этой проблемой в нашей ситуации мало что можно сделать, так как практически нет инструментов влияния на людей, которые принимают решения.
Общественные кампании очень мобильны, поэтому мы выбрали именно такую форму. Сейчас кампания памяти Миши постоянно трансформируется, чтобы охватывать проблему с разных сторон, влиять на общественное мнение и самовосприятие ЛГБТК-людей.
Мы хотим повлиять на общество, изменить его отношение к нам. Но не менее важно укреплять себя, менять самовосприятие — только тогда мы сможем изменить отношение к себе. Это параллельные и взаимозависимые процессы.
На данном этапе мы трансформировались в проект, направленный на укрепление потенциала родителей ЛГБТК-людей, создание благоприятных условий для того, чтобы родители, во-первых, принимали своих детей, а во-вторых, помогали другим делать то же самое и тем самым выстраивать сообщество взаимоподдержки и взаимопомощи.
Это горизонтальное движение, мы не зависим от каких-то институций. То есть, мы создаём самодостаточное сообщество, где люди самоорганизуются и помогают друг другу решать проблемы: у кого-то есть экспертиза, у кого-то есть информация, у кого-то — навыки, а у кого-то — дача, на которой можно совместно выращивать огород.
Мы сами о себе заботимся и не ждём этого от внешнего мира. Мы знаем, что государство нас не защитит. В том числе это касается преступлений на почве гомофобии и трансфобии. Мы сталкиваемся с пренебрежением сотрудников правоохранительных органов и обвинением жертвы, невозможностью доказать мотив ненависти при расследовании преступлений. В какой-то момент становится понятно, что искать защиты не имеет смысла, и нужно защищать друг друга и давать друг другу знания, ресурсы и поддержку.
— Почему сейчас кампания концентрируется именно на работе с родителями?
Андрей: Потому что взаимодействие родителей и детей — это ключевой момент. К сожалению, большинство ЛГБТК-людей в Беларуси не совершают камин-аут перед своими родителями. Мы делали исследование, и оно показало, что только 38% ЛБТК-женщин совершают камин-аут перед своими близкими. Это значит, что большинство родителей могут даже не знать о гендерной идентичности и сексуальной ориентации своих детей. Это создаёт огромную пропасть в отношениях. Семейные узы имеют огромное значение: они могут либо вытягивать из тебя все силы, либо, наоборот, усиливать тебя, давать мощную поддержку. И чтобы усилить наше горизонтальное движение, мы должны налаживать в первую очередь отношения между родителями и детьми.
Мне потребовалось несколько лет, чтобы прийти к осознанному камин-ауту перед семьёй, и такой же длительный процесс проходят мои родные. Со своей стороны я хочу сделать всё, чтобы моим родителям было проще, и понимание, что мы прошли этот этап вместе и можем двигаться дальше, меня очень наполняет.
Это словно на тебе висит огромный груз, мешок с камнями, и ты тащишь его постоянно. После того, как все эти вопросы с родителями закрыты, тебе кажется, что ты весишь гораздо меньше, сила притяжения буквально перестает существовать. На место этого груза приходят новые силы и энергия.
Потенциал, который наша семья может дать нам и который мы можем дать своей семье в ответ, — один из ключевых моментов консолидации сообщества. При помощи укрепления родительского движения мы двигаемся вперед в отстаивании своих интересов. Никто не сможет отстоять наши интересы лучше, чем наши родители.
Давайте начистоту: когда человек выходит на сцену и говорит «я пидорас», это вызывает в обществе стойкую негативную реакцию. А мать, которая выходит на сцену и говорит «мой сын пидорас, и попробуйте его хоть пальцем тронуть — вы будете со мной разговаривать», производит совершенно другое впечатление. К сожалению или к счастью, наша патриархальная культура такова, что материнская защита — это мощная энергия, против которой не попрёшь.
© Коллаж Милы Ведровой — Я по себе знаю, каким сложным может быть путь принятия себя. Имея такой опыт, что мы можем сделать, чтобы другим родителям было проще принять своих детей?
Андрей: Именно для этого мы и создали движение “Superparents”. Мы, ЛГБТК-люди, уже прошли через это, мы знаем, как это тяжело. И мы своим родителям даём информацию, знакомим их — с психологом или с другой мамой, которая уже прошла через осознание и принятие. Это я и называю движением взаимоподдержки и взаимопомощи.
Проект начался в 2019 году, когда мы совместно с солисткой группы Shuma Русей Шукюровой сняли клип на песню «Хмарки». Сюжет клипа основан на реальной истории трансгендерной девушки Валерии Шендеры из Минска.
Дальше наши планы сильно нарушились коронавирусом и многими другими событиями, происходящими в Беларуси, — многое из того, что мы хотели сделать, до сих пор не сделано. Тем не менее, в марте 2021 года мы провели онлайн-конференцию #superparents.
Главной задачей для нас, учитывая онлайн-формат, было собрать максимум полезной информации с опорой на локальный контекст: что такое родительские движения на постсоветском пространстве, какие важные психологические аспекты мы должны иметь в виду, когда говорим про камин-аут нашего ребёнка, как подготовить себя к нему и реагировать корректно? Мы хотели простым языком описать вопросы детско-родительских отношений и то, с какими травмами люди могут столкнуться.
У нас есть страничка, где собраны все материалы конференции. В программе также были мероприятия, на которых мы рассказывали про историю развития гражданских движений, — с намёком на конкретные шаги, которые родители могут делать как сообщество.
Узнавая, что их знакомые или подруги / друзья являются ЛГБТК, люди не всегда знают, как на это реагировать и надо ли с этим что-то делать. А ты просто даёшь ссылочку на сайт, и человек видит, где найти информацию, понимает, куда позвонить, чтобы с кем-то поговорить. Может быть, есть мама, которая проходила через подобный опыт и готова со мной поговорить. Такой подход называется «равный равному». В Комьюнити Центре есть родительский клуб [из-за ситуации с COVID-19 сейчас перерыв — прим. ред] — это также ресурс для родителей, туда можно прийти, и тебя там поймут, услышат, не осудят, и ты найдёшь пространство для проговаривания. Это очень важно для родителей.
По завершении конференции можно сказать, что есть небольшая группа родительниц и родителей, которые хотят двигаться дальше. Они начали задаваться вопросом: что я могу сделать для своего ребёнка? И если вначале этот вопрос полон отчаяния, то после конференции у многих родительниц и родителей появился ответ. Помимо того, чтобы просто любить своего ребёнка, я могу ещё сделать так, чтобы другим ЛГБТК-людям было легче. Появляется чёткий план из маленьких шагов. Именно этим и прекрасен горизонтальный низовой активизм. Ты не стремишься свернуть горы сегодня же, а знаешь, что с каждым шагом можешь менять ситуацию к лучшему — и это может быть жизнь одного конкретного человека. Ты можешь в сложную минуту поддержать совершенно незнакомого тебе человека и, возможно, спасёшь ему или ей жизнь, хотя тебе это ничего не стоит. Иногда нужно просто выслушать, поделиться эмоциональным откликом и дать важную информацию. Для меня низовой активизм — это горизонтальное движение взаимоподдержки.
© Коллаж Милы Ведровой — Расскажи про итоги конференции и планы на будущее.
Андрей: Я думаю, что родители, которые сейчас включаются в движение, скажут сами за себя в скором времени. От себя же могу сказать, что нахожусь в восторге и с трепетом понимаю, что что-то сдвинулось с мёртвой точки. Я вижу трансформацию, которая происходит с родителями, как наши мероприятия помогли им ощутить свою силу, в том числе активистскую. И я испытываю восторг от того, что принимаю в этом процессе участие.
Часто родители справляются с жизненными ситуациями в одиночку и считают, что не делают ничего особенного. Но они борются за свою жизнь и жизнь своих детей. Одна из мам как-то сказала, что осознала: она уже занимается активизмом, просто она это так не называла. Это осознание даёт много сил, вдохновения и благодарности себе. Мне очень трепетно и радостно быть в этом процессе, поддерживать и подсказывать, возможно, в чём-то задавать направление мысли. Для меня видеть в родителях энтузиазм и инициативу после конференции — самые большие радость и результат.
— Это прекрасные результаты, и я желаю, чтобы движение набирало силу.
Давай вернемся к теме непринятия. Много ли людей сталкивается с непринятием в семьях? Я знаю в том числе ужасные истории, когда семьи буквально распадались.
Андрей: На самом деле, самые видимые спектры не всегда самые массовые. Мы видим вершину айсберга, и вершина — это насилие и непринятие. В свою очередь менее видимы ситуации, когда люди получают поддержку от семьи. Мне кажется, самый распространённый вариант развития событий — это какая-то замершая нейтральная ситуация, когда вроде бы фаза непринятия, агрессии, несогласия, шока уже пройдена и формально всё хорошо, но вот истинной близости, доверия и принятия не наступает. Думаю, что эта фаза самая распространённая, и она же самая невидимая. Потому что в таких ситуациях и родители никому не говорят из друзей, знакомых, родственников про своего ребёнка, и дети, соответственно, не чувствуют за собой поддержки и тыла.
Насилие бросается в глаза, и оно чудовищно влияет на всех. В случаях, когда родители категорически не принимают своего ребёнка, часто ни на что невозможно повлиять. Это уже патологические ситуации в отношениях, когда либо надо уходить, либо это будут вечные конфликты.
Люди же, которые находятся в ситуации замершей нейтральности, — та целевая аудитория, о которой я думаю, куда уходят мои мысли и ресурсы. Я думаю, что можно сделать, чтобы всё-таки родители могли сделать этот шаг и переступить барьеры, стать союзниками и полноценной семейной поддержкой для своих детей.
© Коллаж Милы Ведровой — Согласна, часто встречаются ситуации, когда родители принимают своего ребёнка, при этом никому из родных об этом не говорят. «А надо ли мне это, чтобы все мои братья, сёстры, тёти знали?» Насколько это нужно и как к этому подойти?
Андрей: Это базовая потребность в признании. Когда какую-то информацию о твоей жизни скрывают, сознание считывает это как сигнал, что с тобой что-то не так. Ты это подсознательно чувствуешь, и это влияет на самооценку. «Моя мать не может сказать своей подруге, что у меня муж или жена, значит, что-то со мной не так, ей приходится врать из-за меня, я виноват, я плохой, я что-то сделал не так». Может казаться, что это не важно, не говорят — и ладно, «главное, чтобы родители принимали меня лично». Но нет, этого недостаточно, ты подсознательно чувствуешь, что являешься причиной неудобства своих родителей, и из-за тебя они кому-то врут.
Очень важно понимать, что это системная проблема. Это не только твоя личная проблема, что вот «твой сын такой» или «что-то ты не так сделала», такая же ситуация у тысяч семей, возможно, даже в твоём городе. У абсолютно разных людей с абсолютно разным образованием, социальным классом, вероисповеданием, цветом кожи… И вот почему-то у всех родителей ЛГБТК похожие проблемы. Это самое главное понимание, которое я хочу донести до всех родителей с «нейтральной позицией», — что это проблема не частного характера, это проблема структурная, которая касается и законодательства, и культуры, и менталитета, и на это всё можно повлиять. Это все решаемые вопросы, которые имеют конкретные причины и следствия, и, соответственно, с ними можно работать.
— Что ты подразумеваешь под системной проблемой, можешь рассказать подробнее?
Андрей: Я часто привожу пример авиакатастрофы, когда встаёт вопрос о расследовании преступлений на почве ненависти как особого вида преступлений. Вот случилась трагедия, разбился самолёт, погибли люди, и главной задачей следствия является выяснение причины: собирается вся информация для понимания того, что же произошло. Если это человеческий фактор, виновные могут понести наказание, если это технический сбой, авиаконструкторы должны его учесть, чтобы не допустить такой катастрофы в будущем. Семьям погибших важно знать, что послужило причиной гибели их близких, иначе душевные раны не залечить.
Для этого и нужно изучать мотив преступления на почве ненависти — чтобы не допустить в будущем его повторения, дать сигнал обществу: мы видим проблему и не оставим людей без защиты, мы знаем, что делать. Поэтому есть такое юридическое понятие, как «мотив гомофобии», «мотив ненависти». Это причина преступления. Соответственно, чтобы людей не убивали за то, что они ЛГБТК, мы можем совершать активные действия, чтобы эта ненависть в обществе снижалась, чтобы было больше понимания и уважения различий. Важно понимать, что это структурная проблема и что есть шаги, механизмы и пути её решения. Очень чётко, рационально и без эмоций. Но также важны и эмоции, с их помощью мы можем доносить информацию, чтобы звучали личные истории, со слезами и радостью, чтобы мы присутствовали в публичном дискурсе и наши проблемы были видимы.
— В таком случае что, на твой взгляд, мешает родителям с нейтральной позицией перейти на сторону союзников?
Андрей: Комплекс причин. Самая весомая — это отсутствие ощущения, что тебя подстрахуют. Ты, может быть, на сто процентов уверена, что правда на твоей стороне, но будешь до последнего бояться сделать этот шаг, потому что знаешь, что после него наступает точка невозврата. Твоя жизнь изменится, она перестанет быть безопасной, и если ты ощущаешь, что ты одна, ты этот шаг никогда не сделаешь. Поэтому мы и хотим укреплять движение #суперродителей, чтобы создавать ощущение, что если ты решишься на этот шаг, то не останешься одна. У тебя будут люди, которые придут на помощь, тебе есть к кому обратиться.
© Коллаж Милы Ведровой — Я замечаю, что мы в основном говорим про матерей: «мама», «материнская забота, любовь». Не перекладываем ли мы таким образом на женщин ещё одну ответственность? Я понимаю, что в патриархальном мире с токсичной маскулинностью мужчинам принимать своих ЛГБТК-детей порой сложнее, но всё же. Что мы можем сделать, чтобы и мужчины присоединялись?
Андрей: Это глубинная проблема. Мне кажется, стоит признать, что у старшего поколения с этим мы ничего не можем сделать. В моём случае я себе сказал: всё, что мой папа мог мне дать, он дал. И я перестал от него ожидать ещё чего-то. Ничего от него не требую, я смирился с тем, что он насколько был способен меня поддержать, настолько это сделал.
— Как будто бы от матери ждут больше: вот отец мог столько дать — и всё, а мать должна больше. А если мама могла только столько — это не принимается.
Андрей: Мы живём в рамках патриархальной культуры, и с этим здесь и прямо сейчас я ничего сделать не могу. Мне кажется, я потратил бы очень много сил, нервов и здоровья — и своего, и отца, — пытаясь заставить его поддерживать меня более активно, и это не принесло бы радикально новый результат или облегчение. Это обоюдный и взаимный процесс: кто-то делает тебе шаг на встречу, ты им тоже делаешь шаг навстречу. Это не про то, кто кому больше должен, а у кого есть больше стремления друг к другу. У меня с матерью всегда были более близкие отношения. Это не значит, что я не люблю своего отца, не значит, что он плохой, просто в рамках нашей культуры так сложилось, что мы с отцом не очень близки, и всё.
Безусловно, работать важно со всеми, а не только с женщинами, но главный критерий — это наличие желания идти навстречу своим детям. Поэтому и получается, что сейчас это в основном женщины.
— Мне, как феминистке, сложно смириться с таким положением вещей. Но я согласна, что начинать движение надо в те стороны, где вероятнее будет ответ. Поэтому поддерживаю тебя в движении к матерям. А мы, феминистки, займёмся гендерным равенством. Давай вернёмся к теме родительского активизма. Получается, если ты принимаешь своего ЛГБТК-ребёнка, ты автоматически включаешься в активизм?
Андрей: Понимаешь, это не мы включаемся в активизм, это жизнь нас включает в активизм. Ты не делаешь ничего особенного, ты просто отстаиваешь право на свою жизнь, хочешь нормального отношения. Внешний мир заставляет вовлекаться в активизм, иначе ты всю жизнь будешь отодвигать свои потребности и границы на второй план.
Активная жизненная энергия появляется в тот момент, когда ты говоришь: со мной так нельзя, я хочу вот так, я хочу, чтобы меня уважали, и я достойна уважения. Это другой вид взаимодействия с реальностью — когда ты берёшь ответственность за свою жизнь.
Полезные материалы для родителей:
— лекции, которые прошли в рамках конференции;
— воркшопы для родителей ЛГБТК-детей, которые прошли в рамках конференции;
— что почитать и посмотреть, если вы родитель ЛГБТК-ребёнка;
— группа взаимопомощи в Минске.
