Не бывает угнетения более или менее важного. Не бывает серьёзной и несерьёзной дискриминации. Бывает ненависть к конкретному человеку (и эта ненависть — такое же естественное чувство, как любое другое), а бывает ненависть заочная, к людям вообще. И не важно, наносишь ли ты удар или просто закрываешь глаза.
Вкину вам пару эпизодов.
Гуляем по городу после второго дня мастерской. В компании я, две девушки и один парень — все активисты и активистки. Заходит разговор об общественных туалетах, а я жуть как люблю эту тему. Начинаю корректно и аргументированно «затирать» за гендерно-нейтральные туалеты. Рассказал, как меня выгоняли и из «М», и из «Ж»; объяснил, что женский туалет — это не про безопасность, а про сегрегацию и «вот конкретно тут мы вас насиловать не будем, а в других местах — как пойдёт»; «толкнул» речь о том, что каждый имеет право на закрытую кабинку и личные границы независимо от того, что между ног. В общем, грамотный такой ликбез (спасибо проекту #МожноВыйти, вот хорошо, что я тогда в нём поучаствовал). Одна из моих спутниц, чья деятельность напрямую связана с работой с уязвимыми группами, комментирует мои слова так: «Мне было бы неприятно, если бы я сидела в своей кабинке и слышала, как в соседней делает свои дела мужчина». И я такой: ну, бля.
То есть, о'кей, у каждого есть право на личные эмоции и опыт. Но обладатели и членов, и вагин, и прочих вариантов какают одним и тем же местом. И мочатся примерно по одной и той же схеме, только что в разных позах. Мужчина при этом издаёт какие-то особые звуки? По-особому пахнет? А вот я, транс*парень, какие вызываю ощущения, когда делаю «свои дела»? Или наличие у меня вагины сразу располагает ко мне девушку в соседней кабинке?
© Фотографии Андрея Макаренко / Две фотографии, расположенные вертикально. На снимке сверху люди стоят плотно друг к другу, выстроившись в круг. Они находятся в помещении с белыми кирпичными стенами, на которых висят акварельные работы. На нижнем снимке – крупный план ватмана. На ватмане голубым цветом написано: «Наши договорённости: 1. Искренность о себе, 2. Уважение к границам других, 3. Возможность эксперимента, 4. Слышать друг друга, 5. Говорить по руке». Эпизод номер два. Выбираем для форум-театра одну из трёх сценок: одна про сына-гея, другая про домогательства, третья про трудоустройство транс*человека. Организатор_ки предлагают голосование — в результате у домогательств больше всего голосов, у транс*человека — меньше всего. И я такой: ну, бля.
Нет, это не обида за то, что сценарий на близкую мне тему не взяли. Это о том, что в выборе истории об угнетённых решает большинство, хотя «большинства» вообще в словаре этого мероприятия быть не должно. Да, ресурсы, да, время, да, возможности пространства. Но этой ситуации можно было бы избежать и просто не просить выбирать из трёх историй, зная заранее, что нужна одна.
Забегая вперёд: на следующий день организатор_ки всё же вырулили из ситуации и поставили все три сюжета. И вот это решение я двумя руками поддержал. Но представим, что ситуация не решилась бы. Как бы я себя чувствовал? Во-первых, как представитель меньшинства среди меньшинств. Во-вторых, как человек, который должен решать, чьё угнетение более угнетательное. И то, и другое по ощущениям так себе.
© Фотографии Андрея Макаренко / Две фотографии, расположенные вертикально. На снимке сверху люди сидят в кругу на деревянных стульях. В кадре видны их ноги. На бетонном полу вразброс лежат три листа бумаги разных цветов – розового, красного, жёлтого. На нижнем снимке в фокусе – разноцветные маркеры и стикеры. На заднем фоне в кадр попали деревянные стулья, ещё дальше – группа людей, они стоят плотно друг к другу и заняты какой-то совместной деятельностью.Ситуация номер три. Опять гуляем в городе, но в этот раз видим, как агрессивный парень хватает какой-то сувенир с прилавка преклонных лет продавщицы и убегает. За ним бежит другой, видимо, вступившийся за неё. Парень пьян, агрессивен и отдавать сувенир не хочет. Я, довольно хилый транс*парень, и мой цис-спутник смотрим на это, негодуем...
...и проходим мимо.
Да, я ничего не сделал. Мы ещё болтали о чём-то вроде «надо помнить о своём здоровье и вмешиваться там, где мы реально можем помочь», а потом я пришёл в свой номер и такой: ну, бля. Какое же я, оказывается, говно. Вот мы ставим сценки и говорим о том, что нельзя не замечать угнетение, нельзя не вмешиваться, а потом выходим в мир — и без задней мысли проходим мимо, хотя втроём с тем вступившимся у нас были бы шансы. А так получается, что воровать с прилавков можно, если ты большой, пьяный и желательно мужчина.
То есть, мы говорили об угнетении, о дискриминации, о власти у одних и её отсутствии у других, но как только мы оказались за пределами нашего экспериментального правозащитного полигона, как только столкнулись с ситуацией не по нашему профилю — оценка начала происходить в совсем других плоскостях. Нравится — не нравится, волнует — не волнует, важно — не важно. И это настолько глубоко в нас, что происходит даже с теми, кто, казалось бы, шарит в угнетении больше других.
Что с этим делать?
Понятия не имею.
Наверное, для осознания таких вещей как раз и стоит выезжать на подобные мероприятия. Чтобы понять, что, защищая одних, ты одновременно можешь создавать проблемы другим или просто закрывать на некоторые вещи глаза. Бороться с расизмом и «чмырить» транс*людей. Защищать ЛГБТ и быть сексист_кой. Продвигать феминизм и шарахаться от людей с другим цветом кожи.
© Фотография Андрея Макаренко / На фоне белой кирпичной стены стоит деревянный стол, на нём – два серебрянных чемодана, бумажный стакан из-под кофе, сложенная в стопку одежда, скрученные в свёрток листы ватмана. Чемодан слева открыт, в нём – маркеры разных цветов, чемодан справа – закрыт. Левее от стола на стене наклеены разноцветные стикеры, на некоторых из них можно различить надписи: «Театр. Возможность эксперементир. Преодоление комплексов и страхов», «Цель: раскрыть тему гендерного неравенства», «Почувствовать своё тело свободным», «Прожить», «I want to kill him inside of me». Вспомнился эпизод из «Маленького принца» Экзюпери: Маленький принц выходит к железной дороге и встречает стрелочника, который направляет поезда. Маленький принц удивляется, почему взрослые всё время куда-то торопятся: одни — уехать откуда-то, а другие — приехать туда, откуда уехали первые. И только дети точно знают, чего хотят: например, когда плачут из-за любимой куклы, которую у них отняли. А стрелочник ответил: «Их счастье». Мол, бывают проблемы похуже, чем какая-то кукла.
Так вот, не бывает проблем похуже. Не бывает угнетения более или менее важного. Не бывает серьёзной и несерьёзной дискриминации. Бывает ненависть к конкретному человеку (и эта ненависть — такое же естественное чувство, как любое другое), а бывает ненависть заочная, к людям вообще. И не важно, наносишь ли ты удар или просто закрываешь глаза.
