В последние годы в Беларуси появилось много новых гендерных и ЛГБТК-инициатив. Три ЛГБТК+ активист_ки рассказали нам о том, как и зачем они пришли в активизм, что для них означает правило «18+» в отношении волонтерской работы и почему бывает сложно выходить на улицу.
Такое непреднамеренное игнорирование позволяет не задумываться о том, как возникают новые инициативы в активизме, «опредмечивать» людей, которые им занимаются, забывать о том, что они являются носитель_ницами личного опыта. А ведь феминистский, ЛГБТК+, правовой активизм нельзя поделить на тех, кто потребляет, и тех, кто предоставляет: силы, время, помощь. В этом разговоре не будет деления на «мы» и «они» — будут человеческие мотивы, стремления и потребности, которые однажды привели ребят в активизм и сегодня мотивируют их делиться своими историями.
© Иллюстрации Даши Романович / Коллаж. В бирюзовой рамке фотография распаханного поля. За полем лиственный лес. Над полем ярко-малиновое небо. Поверх пейзажа в центре — фотография чистых клубней картофеля.
О приходе в активизм
Часто людей, занятых в активизме, воспринимают как «трансляторов» помощи или информации. Возможно, это происходит потому, что мы мало знаем, как тот или иной человек нашел себя в активизме, как он или она стали такими, какими мы видим их на мероприятиях.
«1»
(по просьбе активиста имя и организация не упоминаются)
(по просьбе активиста имя и организация не упоминаются)
Всё началось с того, что я очень плотно приложился к фем-теории, впоследствии к ЛГБТИК-теории и понял, что это про меня. Это было годах в 2012–2013, я тогда не сталкивался, не видел каких-то инициатив, которые были бы «на слуху». В 2013 году я переехал в Питер, продолжил читать-искать всяческое и наткнулся на запрос о поиске волонтеров организации, где помогаю и работаю сейчас. Написал. Полгода ответа не было, а потом внезапно мне ответили.
Несколько лет я был очень пассивен по личным причинам. Были сложности с самоопределением, со своим отношением к сообществу, я думал, имею ли право здесь находиться, как представитель. Поэтому многие вещи проходили мимо меня.
В этом году после работы на одном из самых крупных в России событий года я влился, что называется, всеми струями в активизм и совершенно не пожалел.
Вика Биран, MAKEOUT
Началось все с первой работы. Это было ТБМ (Таварыства беларускай мовы), когда я искала заработок на первом курсе. Я на «Нашай ніве» нашла пост о поиске продавца. Потом был БК (Беларускі Калегіюм) с курсами по журналистике. Получалось так, что я сначала шла в универ, потом на работу, а потом на курсы. В Коллегиуме познакомилась с людьми, которые до сих пор имеют большое значение в моей жизни.
И вот однажды у нас был мастер-класс, где я узнала про «Свободный театр» и куда стала ходить на спектакли, а потом осталась. Это длилось семь лет, и я склонна это тоже активизмом называть, поскольку всё это в моей жизни связано. Само активистское «сияние» возникло с появлением MAKEOUT, это был январь 2014-го. Оказалось, что про активизм есть много статей, много книжек, всяких курсов! Что там есть свои законы, термин «выгорание»... Всё это плавно перенесло меня в то, чем я занимаюсь сейчас.
Когда в один прекрасный момент ты понимаешь, что разные твои фантазии, планы, стремления могут реализовываться, просто для этого нужно иметь какую-то драматургию событий; когда осознаешь, что у тебя уже есть широкий круг знакомых — вот эти реализации я и склонна относить к появлению у меня активистской идентичности.
Ну как я пришла к активизму… Да фиг пойми! Потому что у меня была моя экс-партнёрка, мой друг, и втроем мы поняли, что чего-то не хватает. А эта нехватка никак не восполняется. Потому что материалы, которые в СМИ появляются, или контексты, в которых ЛГБТК всплывают, — они хреновые какие-то. А ходить и жаловаться, что все плохо, не хочется. И если есть силы, то почему бы не создать что-то свое? И потом... оно же еще засасывает. Ты не можешь разок попробовать, а потом пойти другими делами заниматься. И вот придумываешь себе стратегии, как сжиться с этим миром.
Я очень долго отстаивала то, что если ты работаешь с ЛГБТК или с гендерными вопросами, то это не значит, что ты занимаешься только этими темами. Меня это бесило: приходишь на дискуссию, а с тобой на одни и те же темы всё время говорят. Ребята, я же разное другое умею делать! И мне кажется, что-то удалось изменить. По крайней мере, я замечаю эти изменения в своем окружении. Оказывается, есть больше тем, на которые с ЛГБТК-активист_ками можно говорить. И это очень радостно! И теперь, когда я встречаюсь с экологами, например, я, может быть, буду говорить об экологии, но вообще не факт.
А еще я нашла для себя такую удивительную штуку, которая называется «феминистская солидарность». Потому что казалось раньше, что не для меня все эти тусовочки. А потом вдруг оказывается, что устраиваю я себе летнее путешествие в Берлин и через трех людей попадаю в фем-лесбиан-квир-дом в Берлине, в котором могу жить одна в комнате! А после мои коллежанки с теми же феминистками сталкиваются где-нибудь в Румынии! Эта огромная сеть расширяется, и я в нее тоже вхожу и понимаю, что не только могу предложить помощь, но и сама ее получить. И было прекрасно осознать себя частью большой феминистской семьи, где деньги или твой паспорт не имеют значения, где ты не одна.
Наталья Маньковская,
«Идентичность и право»
«Идентичность и право»
Помню, что мы познакомились с Сергеем Андросенко году в 2009 или 2010. Мы раздавали листовки вместе на день против расизма и ксенофобии, он 21 марта отмечается. Потом я услышала, что «ГейБеларусь» проводит прайд. Это был май 2010 года. Как-то так я записалась, пришла. Это было так интересно. И, наверное, я впервые увидела, что активизм может быть и такой. На тот момент я немножко знала, что есть правозащитные организации и чем они занимаются. Но именно об ЛГБТ-активизме практически ничего не было слышно. И правда, это было довольно неплохо на тот момент организовано. На открытии прайда я узнала, что планируется шествие по центральным улицам, но сама тогда в нем не участвовала. Потом узнала постфактум, что людей задержали, избили, и подумала, что нужно как-то помочь. Связалась с организаторами, потом мы вместе собирались, думали, кому что передавать, как организовать передачу, какие вещи собрать, где найти на это деньги… На тот момент всех держали в ЦИПе (Центре изоляции правонарушителей ГУВД), где не было никакого постельного белья: только деревянный настил в камере и больше ничего. Без матраса, без подушки, без одеяла. Тогда ребята просидели двое суток.
Я не думаю, что активизм для меня был каким-то сознательным решением. Скорее, желание помочь. Я видела, что есть люди, которые нуждаются в помощи, в том числе и моей. Знаешь, такое человеческое желание поддержать. Особенно тех, кто был там задержан. Я думала, что нужна помощь. А сознательное решение было, наверное, намного-намного позже, потому что какое-то время это был правда какой-то весёлый способ найти единомышленников и единомышленниц, которые верят, что даже в такой сложной стране, как Беларусь, можно что-то делать, чтобы эту серость и «голость» как-то раскрасить.
Я очень довольна тем, что происходит сейчас, потому что мне кажется, что развитие за семь лет просто огромное. Где-то три-пять лет назад стали появляться MAKEOUT, DOTYK, «Журналисты за толерантность», наша инициативная группа «Идентичность и право» — это даёт очень большое разнообразие. Есть культурные, есть правозащитные инициативы, есть очень глубокие тексты, есть очень разные люди. С точки зрения адвокации продвижения законодательных изменений мы все как-то очень прогрессировали. Всё-таки я чувствую, что развитие произошло.
© Иллюстрации Даши Романович / Коллаж. В сиреневой рамке пейзаж: одинокий деревенский дом с краю и широкое необработанное поле с пучками травы. Над полем ярко-малиновое небо. В центре в малиновом круге — фотография летящего аиста.
Вопрос (не)объективности
Бытует мнение, что люди приходят в социальные проекты, когда их самих или их близких дискриминируют. При этом часто можно услышать, что глубокая личная вовлеченность активист_ки мешает критическому восприятию и «холодной голове».
«1»
Мне кажется, дело не столько в драме, сколько в «открытии глаз» на какой-либо факт. То, что сейчас называется SJW (Social justice warrior — «борец за социальную справедливость») — когда ты изучаешь какую-то сторону действительности, будь то фем-теория, ЛГБТИК-теория, и всё это идет вразрез со всеми подавляющими установками, которые транслируются в нашем обществе. Ты понимаешь, что всё это очень здорово, есть много информации, которая о тебе и про тебя, которая дает заряд, и хочется от пассивного впитывания знаний переходить к какой-то деятельности, улучшать этот мир, пусть и в локальных масштабах.
Мне кажется, активизм строится на отсутствии «холодной головы». Это же про личную эмоциональную вовлеченность, про то, что человек готов работать на своих ресурсах за получение морального удовлетворения в первую очередь, не за деньги или другие материальные ценности
Вика
Я думаю, что личная заинтересованность очень важна. Но для меня это совсем необязательно. Например, в ЛГБТК-активизме есть большое количество гетеросексуальных людей. Но для меня это не значит, что они что-то делают хуже.
И тут я хочу провести параллель с терапией. Там тоже бытует такое мнение: ты приходишь в терапию, когда у тебя случилось что-то такое, что дальше терпеть невозможно. В моем случае ни с терапией, ни с активизмом такого не было. Когда я пришла на терапию, то сказала, что мне нужно «гигиену головного мозга» произвести. У меня в расписании терапия стояла в месте «не срочно, но важно» — там, где стоит стоматолог, например.
В случае с активизмом я «попала» туда, потому что я отношу себя к ЛГБТК и всё то, чего мне не хватало, я могу реализовывать там. Но не потому что что-то ужасное случилось. Но я уверена, что таких историй существует много, потому что стимул к действию часто вырастает из неприятных историй.
Я думаю, что мы не можем работать с «холодной головой». Потому что иначе это работа. Активизм в некоторой степени и есть работа, где тебе нужно следить за сроками, цифрами... Но если ты хочешь следовать готовым сценариям, где не будет стрессовых ситуаций, кажется, это не про активизм. Я себя еще определяла часто так: «я просто люблю сводить концы с концами, чтобы получалось что-то клевое». Здесь в некоторой степени нужна рациональность, логика, которую я в работе применяю. Но никогда же не бывает по правилам, и это приятно.
Наталья
Я думаю, что у людей, которые приходят в активизм, совершенно необязательно должна быть какая-то личная драма, хотя и это случается. Скорее какая-то личная вовлеченность. Ну и понимание, что те изменения, которых мы все добиваемся, будут иметь влияние и на наши жизни. Думаю, что во всём, что касается правозащитных активностей, — мы всегда имеем чёткое видение того, что если мы поправим ситуацию хоть чуточку, то это улучшит жизнь для нас всех.
Но работать с «холодной головой», конечно, не можем — мы же все люди. Потому что в активизме мы так или иначе сталкиваемся с очень большим пластом проблем. С тем, что людей дискриминируют, людей избивают… Это всё, конечно, очень зависит от сферы приложения усилий. Конечно, есть какие-то «полевые» активности, когда люди общаются непосредственно с жертвами нарушений прав человека и помогают им. Если мы вообще про активизм говорим, то это могут быть также и права животных, и эко-активизм, и так далее. Такой высокий уровень эмоциональной вовлеченности означает переживание всего спектра чувств в отношении того, что делаешь: и злости, и страха, и тревоги… Мне кажется, здесь невозможно абстрагироваться от своих чувств. И, наверное, не нужно. Потому что чувства — это то, с чем мы работаем, на что мы опираемся.
© Иллюстрации Даши Романович / Коллаж. В желтой рамке пейзаж: поле с высокими спелыми колосьями, в центре — выкошенная и примятая полоса. На заднем фоне лиственный лес. Небо над полем ярко-малинового цвета. Сверху на пейзаж наложен белый треугольник вершиной вверх. В треугольнике — фотография зубра в полный рост.
О важности своей работы
Во многих социальных проектах часто приходится сталкиваться с дискриминацией и триггерами. В таких условиях порой бывает важно почувствовать ценность своей работы, получить обратную связь, чтобы понимать, что твои действия «не пропали даром».
«1»
Когда проводится чудесный фестиваль с людьми, приезжающими-прилетающими отовсюду, когда новые люди начинают смотреть на что-то по-другому, когда выходит книга с потрясающими историями — я чувствую, что работал не зря.
Я думаю, что я вообще махровый эгоист: для меня очень важно то, как я себя чувствую, какова атмосфера, какие люди вокруг меня. И уже потом — насколько высокая у меня цель. В общем, даже если бы цель была ну очень благородная, но при этом я бы работал с нехорошими людьми, думаю, я ушёл бы. Или в одиночный активизм, или ушёл бы вообще. Я от активизма получаю не только «работу», но и чудесных товарищей, например.
Вика
Я не делю людей на «тех» и «этих»: на активист_ок и не-активист_ок. Потому что всё, что я делаю, я делаю и для себя, и для команды, и для тех, кто приходит. Поэтому не могу сказать, что я «для кого-то» это делаю.
Из последнего: у 34mag был ивент, на котором я была одной из спикерок. Я очень нервничала, сейчас в моей жизни и личный непростой период. Сейчас у меня есть только два имени, которые я представляю в медиа: это я как часть команды MAKEOUT и я как Вика Биран. Я пытаюсь объединить эти идентичности так, чтобы было легко, ненапряжно и чтобы было понятно, почему для меня они важны.
После ивента я получила несколько отзывов от тех, кто там был: люди писали, мол, «отлично, Вика, всё очень четко». Это очень воодушевляет меня. Тогда понимаешь, что вот, «верным путем, товарищ Вика, вы идете».
И при этом — когда чуть ли не вся наша команда пришла на мероприятие и все меня поддерживали, и свои речи толкали — я слушала тогда кажд_ую из нас, и меня обуяло чувство гордости. За то, что мы все вместе, что я согласна с ними, а они — со мной. Коллективная деятельность дает мне больше ресурсов, чем если бы я была одиночн_ой активист_кой. Это связано для меня с самообразованием, самоуспокоением, самоподдержкой... С тем, как можно реагировать на агрессивных людей и т.д. Многое из этого я черпаю из совместной работы в MAKEOUT.
Наталья
Буквально недавно я встретила человека, который обвинялся в преступлении на почве ненависти какое-то время назад, в позапрошлом, наверное, году. Тогда его не удалось привлечь к ответственности. И вот он подошёл и сказал: «Знаете, я понял, что был неправ, что поступил плохо, и мне очень стыдно. И теперь я понимаю, что если дискриминируют в милиции и не расследуют уголовные дела, это очень неправильно». Мне кажется, что это был очень хороший результат. Не только моей работы, но и моих коллег.
Ценно, когда человек, которого избили из-за гомофобии, говорит, что да, мы все реально ему помогли, он понял, что отомщен, и восстановил нарушенное душевное равновесие. Конечно, это общая работа, которую делает не один человек.
Или вот еще: 30 марта Беларусь подготовила-таки отчет в Комитет по правам человека ООН. Она, правда, должна была его подготовить ещё в конце 90-х, но… Там несколько вопросов, посвященных правам ЛГБТ. Все они были заданы благодаря направленному два года назад обращению от ЛГБТ-активистов. И государство вынуждено отвечать — видно, что нехотя и без энтузиазма. Без нашей инициативы власти вообще бы предпочли проигнорировать вопросы сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Скоро Комитет будет рассматривать этот отчёт. И мы опять напишем своё альтернативное видение. Мы скорее принуждаем государство обращать внимание на соблюдение прав ЛГБТ и делаем невозможным замалчивание. Что-то меняется, по крайней мере, в публичном дискурсе. Они уже не могут отрицать проблемы.
© Иллюстрации Даши Романович / Коллаж. В красной рамке — пейзаж. На переднем плане сухие колосья, за ними в низине — зеленое поле и сельские дома, сзади — возвышенность, покрытая густым лесным массивом. Над полем ярко-малиновое небо. В центр изображения наложен белый контур треугольника вершиной вниз. Внутри треугольника — размытая неоднородная текстура розовых оттенков.
О профессиональных конфликтах
Каждая инициатива активно работает в избранном направлении — от культуры и образования до психологической поддержки и правовой защиты. Иногда кажется, что внутри, между ними, есть конфликты насчет того, что чей-то активизм «сложнее». Это наверняка влияет на коммуникацию между самими активист_ками.
«1»
Я нередко наблюдал такие случаи. Был момент, когда после одного мероприятия возник локальный конфликт. Мероприятие было посвящено трансгендерности, оно было обрисовано как инклюзивное, но в итоге вышло так, что оно держалось почти целиком в рамках бинарности, а небинарные ребята использовались, что ли, «отчётности ради». Диалога не получилось, в общем.
Бывали случаи, когда активист_ки писали, что необходимо решать проблемы по мере поступления: типа «сперва добьемся равных прав для ЛГБ, а про ТИК подумаем потом», а то «широкому обществу» сложновато и вообще, «нечего тут». Ну, спорное заявление. Это же не очередь в поликлинике.
Но с замерами типа «мы работаем больше, мы работаем круче» я не сталкивался. В организации, участником которой я являюсь, всё хорошо с построением работы, иерархии и прочего. В основном такие конфликты происходили строго на базе идеологических расхождений.
Наталья
Я не считаю, что чья-то работа важнее, а чья-то менее важная. Я делаю то, что делаю, потому что для меня это проще, мне это ближе. Мне известно, как пользоваться правозащитными инструментами и какой будет толк от написания заявления в милицию, или отчёта в международную структуру, или вещи аналогичного порядка.
И в то же время я знаю, какой будет толк от того, что люди посмотрят хороший фильм. По-моему, прекрасный будет результат. Нужно просто применять разные инструменты к разным ситуациям. И правда, в беларусском активизме, — огромное непаханое поле. Просто бери и работай. Места хватит всем.
Волонтеры и 18+
Организатор_ки и волонтер_ки часто сталкиваются с тем, что юридически значительное число мероприятий запрещают участие волонтеро_к и работу координаторо_к, если они являются несовершеннолетними. Однако активизм — это деятельность без возрастных рамок, уровень ответственности в которой не зависит от даты рождения.
«1»
Учитывая, что в РФ, где я сейчас живу, есть такая штука, как «Закон о пропаганде», здесь вопрос сложный. Все активистские моменты нужно крайне аккуратно проверять с юридической точки зрения, это я уже понял за время здесь. Поэтому да, иногда ограничения на посещение чего-то там могут быть «18+» и прочее. С точки зрения морально-этической это не очень хорошо, да. Но всё же для общего дела важнее его целостность. То есть если организацию закроют из-за того, что придерутся по политике с несовершеннолетними и найдут это экстремистским, будет хуже, чем если ребят 16-17 лет, к сожалению, не пустят на мероприятие.
Вика
Волонтерскую команду мы обычно набираем под какой-то конкретный проект, и у нас нет плотной связи во время другой повседневной работы, поэтому такая проблема остро не стоит. Сейчас, набирая волонтерскую команду, мы очень четко определяем этот момент с 18+, учитывая реалии, в которых мы обитаем.
Но я думаю, что очень важно — когда человеку 16 или 17 — подсказать, какие для н_ее есть возможности к действию вообще. Безусловно, проекту важно себя обезопасить, но важно не убить у человека на корню желание быть причастным. Если бы мне в 16 лет сказали «подожди», когда я горы готова была свернуть, то я бы, наверное, не вернулась. Хорошо, что в моей жизни так не случилось.
Когда речь заходит о волонтерской помощи, для меня важен скорее аспект баланса личной ответственности и опеки. И это уже вне привязки к возрасту. Я нашла бы вообще без проблем активность: и для 15-лентнего, и для совершеннолетнего человека! Можно информацию в интернете распространять, можно переводить… Но вопрос в том, есть ли у меня такая цель, готова ли я в какой-то момент становится опекункой.
Наталья
Если говорить о волонтерстве, то у нас в принципе нет такого понятия, закрепленного законодательно. Хорошо, если бы оно у нас было. Чтобы можно было, например, заключать договор волонтерства с кем-нибудь. Сейчас это вообще никак не урегулировано, поэтому про это мы можем говорить только с точки зрения саморегуляции сообщества. То есть привлекать людей до восемнадцати или нет — это собственное решение конкретной организации или инициативы. И здесь важно понимать, что нет каких-либо законодательных ограничений.
С точки зрения активизма здесь правда очень большая серая зона. Когда, допустим, закон так делать не запрещает, но мы понимаем, что милиция может применить любые репрессии, в том числе не основанные на праве. К примеру, вызывать всех и угрожать уголовными делами за деятельность незарегистрированных организаций. И тогда наличие несовершеннолетних будет для них просто какой-то красной тряпкой, хотя такого ограничения не существует. Не запрещено информировать людей до 18 лет о том, что есть ЛГБТ и что как ЛГБТ вы имеете определенные права. Такое информирование — норма. И то, что люди могут как-то проявить свою общественную активность, — тоже окей, это не запрещено. Да, мы понимаем, что это может стать поводом для давления. Но нужно понимать, что это давление — за пределами права и законов. Тем не менее, к сожалению, мы тут вынуждены вводить определенную самоцензуру, вот так вот лавировать.
Можно сказать, что это личный выбор и личная ответственность каждой организации. Но нужно осознавать, какие могут быть последствия. В том числе неправовые. Поэтому мы здесь, к сожалению, должны быть очень аккуратными. Но я за то, чтобы информировать людей об их правах в любом случае.
© Иллюстрации Даши Романович / Коллаж. В голубой рамке пейзаж. На зеленом поле спелой травы стоит трактор без водителя. За полем лиственный лес. Над полем ярко-малиновое небо. В центре изображения — крупным планом фотография цветка с пятью голубыми лепестками.
О «выходе» из активизма и выходе на улицу
При риске эмоционального выгорания, невозможности успешной коммуникации с целевой аудиторией или колле_жанками и других проблемах в активизме не исключен «выход» из деятельности на неопределенный срок. Однако существует и каждодневная опасность — выходить на улицу и сталкиваться с миром, отличным от внутренней политики активистской организации.
«1»
Я привык находиться в максимально комфортном и тактичном окружении, где все так или иначе знакомы с повесткой и существуют в том же дискурсе, что и я, а потом вижу новость про магазин в Петербурге, где стоит табличка «Пидорасам вход воспрещён», и понимаю, что тектоническим плитам в мире ещё далеко до схождения.
Сам я в таких случаях скорее чувствую, что дел еще немерено и опускать руки нельзя, иначе всё такое вот будет только развиваться и развиваться. Может, не изменить законодательство, но хотя бы создать безопасную площадку, пространство для дискуссий, предложить помощь, провести фестиваль — это уже очень и очень много, я считаю.
Хотя иногда бывают мысли, что всё в итоге делается только для маленького мирка вокруг нас и никак не влияет на происходящее. Но если посмотреть ретроспективно и широко — влияет же. Пару раз у меня бывали случаи ощутимого выгорания, но они длились не очень долго, я сейчас даже не могу вспомнить, чем это было вызвано.
У меня нет такого опыта «выхода» из активизма, но мне кажется, что он необязательно означает разрыв связей, которые образовались у вас в работе и остались дружескими. Иногда это может быть вынужденная тактика, потому что своих ресурсов просто не хватает. Но странно было бы забыть про то, что все остальные люди продолжают этим заниматься и новые люди тоже приходят. В принципе, я не сторонник радикализма, и мне сейчас кажется невозможной ситуация, когда я бы вышел из активизма под лозунгом «Раз и навсегда». В случаях, которые я видел, это больше было похоже на потребность в передышке.
Наталья
В моем окружении нет людей, которых я бы сильно идеализировала. То есть даже в правозащитном сообществе запросто можно столкнуться с теми, кто считает, что «не надо выпячивать» или что нет каких-то «особых прав» у ЛГБТ, а есть права человека, и этого достаточно, и не следует говорить про права ЛГБТ. В общем, достаточно много таких высказываний, которые не позволяют идеализировать людей, в том числе и достаточно образованных и продвинутых.
Я бы сказала, что здесь нет большого разделения на реальный мир и толерантный. Для меня такого деления нет в том числе и потому, что я сталкиваюсь по активизму с теми, кого нужно переубеждать. С родителями ЛГБТ-детей, некоторые из которых не просто нетолерантны, а откровенно агрессивны, с чиновниками, которые открытым текстом пишут, мол, «ваша организация аморальная, мы не можем вас зарегистрировать». И это правда не вызывает во мне большого разочарования в человечестве, поскольку я им не очарована. Мне это неприятно, но это обычное дело, что люди имеют гомофобные, мизогинные, трансфобные, эйблистские стереотипы и убеждения…
И в ЛГБТ-сообществе нередко можно встретить нетерпимость к инаковости — это просто отражение нетерпимости общества. Бывает, что руки опускаются, но полагаю, что просвещением можно многого добиться.
Вика
Я очень много работала, чтобы создать вокруг себя такой безопасный круг людей, абсолютное поддерживающее поле. И да, когда ты вращаешься в нем днями, месяцами, ты забываешь, что мир совсем другой. Но каждый раз остро реагировать на всё, что мне не нравится, я не могу. Важно находить каналы подключения ко всем этим несправедливостям. Иногда понимаешь, что вообще нужно их отключать, потому что не время, не место и не те люди. В частности, это случается с семьей: когда они близки, хочется, чтобы вы все были заодно. И когда сестра говорит слово «пидорас» в якобы «позитивном» ключе, я не начинаю их учить. Потому что активизм — это не вся моя жизнь, а часть ее.
Еще очень люблю смеяться над всеми этими штуками. Потому что поддерживающее поле есть и в интернете. И когда видишь всю эту лажу, ее можно сфоткать, выложить в Instagram и вместе посмеяться. И это возвращает чувство равновесия.
Несмотря на разнообразие активистских инициатив в Беларуси, на мой призыв побеседовать о личном опыте ответили немногие. «Старички» активистского движения признают, что сегодня не хотели бы делиться опытом или не считают свой опыт полезным. Некоторые на этот момент сменили поле деятельности и не чувствуют себя готовыми к обсуждению. Однако необходимо помнить о том, что каждый опыт важен. Он может быть травматичным, спорным, оптимистичным, знакомым, непонятным, воодушевляющим и обескураживающим. И одновременно каждая уже рассказанная история о развитии и понимании активизма, о моменте своего прихода в него заслуживает внимания, открывая нам возможность познакомиться с мнением, обдумать его и, возможно, высказать свою позицию в ответ.
Линда Руденко для MAKEOUT
