Фатима — трансгендерная женщина и феминистка из Грузии. Фатиму пытались убить на уличной акции. На нее нападали соседи. Она была вовлечена в секс-работу. Фатима говорит, что она все же счастлива: она научилась видеть прекрасное в мелочах, ведь только так можно продолжать бороться.
Я представляю транс-группу тбилисской неправительственной организации WISG (Women's Initiatives Supporting Group). Это группа поддержки женских инициатив. Мы стараемся вести диалог с министерством здравоохранения, с министерством юстиции, также работаем над видимостью и активностью транс-сообщества.
Я феминистка и ЛГБТКИА-активистка.
Активизм
Отношение к транс-сообществу в Грузии негативное. Трансженщина или трансмужчина — неважно: и то, и другое одинаково не вписывается в «норму». Гомофобия наблюдается во всех ее аспектах. Семья, общество, работа, учреждения здравоохранения — с ней сталкиваешься везде.
Часто я скрываю свою гендерную идентичность, потому что есть страх... Не то что за себя, а за семью — у меня маленькие племянники и племянницы. Люди злые, они начнут мстить, семья не будет в безопасности. Я активистка, я открыто выступаю, говоря от лица транс-группы, от лица ЛГБТ-сообщества, но не всегда и не со всеми могу говорить от своего лица как трансженщина.
В Грузии складываются определенные стереотипы, которые, в свою очередь, формируют стигмы. Трансгендерные мужчины нечасто занимаются секс-работой, а трансгендерные женщины — да. И женщины подвергаются оскорблениям и дискриминации со стороны гетеросексуальных мужчин: физическое и психологическое насилие дома, через интернет.
В Грузии трансгендеры подвергаются большему психологическому и физическому насилию, чем ЛГБ-сообщество. К сожалению, это так. У трансгендерных людей разное самовыражение, поэтому внутри транс-сообщества нет согласия.
«Я могу не бриться, на лице щетина, но при этом покрасить губы и носить длинные волосы. Это негетеронормативно, это вызывает агрессию».
Семья
В Грузии семья — очень важный институт, и у него свои правила и нормы. В основном там фигурирует сексизм. Женщины играют второстепенную роль. Балласт, лишний груз, который нужно тащить: «Вот выйдешь замуж, муж за тобой посмотрит, господи, чтобы ты только мальчика первым родила» и т.д. Мало ценится то, что женщина вкладывает в работу и семью, — это «обязаловка».
Очень часто происходят преступления на почве ненависти, процветает сексизм. Мужья, отцы, братья, сыновья осуществляют насильственные действия по отношению к женщинам.
Но моя семья — это моя гордость, мое богатство. Мне важно, что они меня приняли. Я всегда буду стараться для нее, мне важно, чтобы они не расстроились. Моя семья знает о моей гендерной идентичности. Мои сестры, братья, мама очень поддерживают меня во всех начинаниях, но с отцом отношения натянутые, мы говорим только о глобальных, отвлеченных вещах. Говорить о личном с ним страшно — это человек советской закалки, гомофобный, трансфобный.
Надеюсь, с моим нынешним партнером мы создадим семью. Пусть она будет не гетеронормативной, не цисгендерной, пусть это будет гражданский, а не зарегистрированный брак, пусть наша семья будет нетрадиционной — мы будем счастливы в ней. И сейчас у нас с ним все мило и тепло.
Проституция среди трансгендерных женщин
Многие трансгендерные женщины заняты в секс-индустрии. Они работают как «под опекой», так и сами на себя. Стоят на улицах, на так называемых плешках (в Грузии так называют места, где стоят секс-воркеры), работают через интернет. Они получают не так мало денег, но и не так много, чтобы начать переход.
Есть и кроссдрессеры, которые делают это только для денег. Переоденутся в одежду противоположного пола и работают. Они не трансгендеры. Но они могут говорить от лица транс-сообщества, не являясь его частью, и это очень обидно.
Я сама определенный период работала в секс-индустрии. Мне было очень больно, когда я видела, что другие, отвечая на вопросы клиентов, говорили что они трансгендеры, они рады этому, хотя на самом деле не делают ничего, чтобы феминизировать или маскулинизировать себя. Многие говорят, что они трансгендерные женщины или мужчины, для привлечения клиентов, идут на радио и телевидение и говорят о том, о чем не имеют представления, для показухи: уровень гендерной образованности очень низкий.
Секс-индустрия в Грузии нерентабельна. Очень много штрафов выписывают, переводят на КПЗ — женщины проводят определенное количество часов в заключении из-за того, что занимаются коммерческим сексом. Но они все равно продолжают.
Когда я была в секс-воркерстве, меня оскорбляли, били, была постоянная незащищенность. Могли отвезти на выполнение «задания», не дать денег и побить. Изнасилований на работе не было, но было физическое насилие.
Мне больно и обидно про это вспоминать.
«У меня сохранилось много шрамов с того времени. У многих моих знакомых секс-работниц тоже есть шрамы. Многие из них пережили изнасилования».
Я завязала с этим бизнесом, но поддерживаю дружеские отношения с некоторыми трансгендерными секс-воркерами. Они не защищены.
Они обязательно берут деньги перед началом процедуры, но бывает, что после их просто бьют и забирают деньги.
«Та самая» акция
Это случилось 17 мая 2013 года — в Международный день борьбы с гомофобией. Мы проводили акцию у здания тбилисского парламента, нас было около пятидесяти. Там же собралась толпа разгневанных участников контракции. Их было в несколько раз больше, чем нас. Не успели мы выстроиться в разноцветные ряды радужного флага для проведения флешмоба, как участники контракции во главе со священнослужителями разорвали полицейский кордон и набросились на нас с кулаками. Полицейские понятия не имели, что делать. Они несколько минут думали: продолжить смотреть, что происходит и как все закончится, или же выполнять свои служебные обязанности и помочь нам.
Я услышала крики: впереди неслись участники акции, потом полицейские, которые и прокричали нам бежать в автобусы, а за полицейскими бежали участники контракции. В душе я уже попрощалась с родителями, со всеми родственниками и друзьями, потому что была готова, что нас либо забьют камнями, либо разорвут голыми руками. Такой агрессии, ненависти и, не побоюсь этого слова, сатанинской энергии я нигде не встречала.
Как мог батюшка, прикрываясь именем Бога, дать благословение народу на то, чтобы они забили нас камнями? В конце концов, если бог существует и мы все — дети Господа, тогда и мы, ЛГБТ-люди, — тоже его дети. Неужели Господь Бог хочет, что бы один человек гнался за другим с целью побить, порезать или убить из-за того, что тот отличается?
«Почему "защитники морали" не выходят так же массово в поддержку бездомных детей? Почему не помнят о нуждающихся стариках, не протестуют против наркотиков, изнасилований? Не защищают окружающую среду?»
Стали бы возможными национальные трагедии и территориальные потери страны, если бы в свое время эти люди также решительно вышли на улицы своих городов?..
После 17 мая было страшно вообще выходить на улицу. Народ был агрессивно настроен, в течение нескольких дней: люди выходили на поиски представителей ЛГБТ-сообщества, чтобы расправиться, наказать, побить, убить. Я до сих пор не могу забыть, как три дня подвергалась физическому и психологическому насилию.
17 мая меня избили после акции. Я немного не успела дойти до дома, где жила. На следующий день я хотела навестить родителей, чтобы успокоить их. Меня выловили дворовые ребята, которые с детства знали, кто я. Они видели меня на акции по телевизору, поэтому побили меня, сожгли мне волосы зажигалкой. Из-за этого сейчас я страдаю социофобией: не спускаюсь в метро, не хожу на концерты. Я боюсь людей, боюсь общества, боюсь открытого пространства.
19 мая, когда я впервые после акции вышла на работу, меня уволили, сказав: «Ты пидараска, ты была на акции педерастов, как земля тебя носит, умри». Какие только слова мне не говорили.
Акция показала, что большая часть представителей нашей церкви старательно подпитывает жестокость и гомофобию в людях: священнослужители призывали своих прихожан выйти на улицы и расправиться с нами. И жестокость исходит со стороны представителей церкви. Священнослужители призывали прихожан выйти на улицы и выступить против нас, расправиться с нами. Я верю, что Библия учит нас любить и принимать друг друга. Но, как оказалось, ее можно прочитывать и по-другому. К сожалению, как бывшая верующая я сегодня могу сказать, что потеряла веру в церковь. Но не потеряла веру в себя.
Определенный период я не выходила из дома: обращалась к психологам, сидела на успокоительных, транквилизаторах. Но скоро я вернулась к своей деятельности, выступаю на акциях, на конференциях. Прошло два с лишним года, и я продолжаю активизм. Может быть, в этом бою я и погибну, но погибну гордо, не как трусиха, не как крыса.
Я верю в силу любви
Я оптимистка. Я инфантильна и рада этому, потому что это помогает мне спокойно жить. Я эмоциональная — могу нервничать из-за мелочей, но быстро себя успокаиваю. Я очень активный человек. И я счастливый человек. У меня много друзей, товарищей, знакомых. Помимо того, что я активистка в неправительственной организации, я работаю официанткой в ресторане.
Меня поддерживает любовь: моих друзей, моей семьи, моих сотрудников.
У меня два дома, две семьи. Это моя биологическая семья и организация WISG, в которой всегда есть тот же уют, любовь и ласка, что и дома. Там, как и дома, у каждого своя роль. И это помогает мне еще больше стараться и верить в будущее. Я верю в силу любви.
В свое время Джордж Буш называл Грузию факелом свободы, подразумевая, что Грузия — одна из самых толерантных стран Кавказа, что тут все спокойно, мило, но я не могу так сказать.
«Для меня, для моих близких, для тех, за кого я говорю, это также территория гомофобии».
В Грузии есть антидискриминационный закон, в котором упомянуты сексуальная ориентация и гендерная идентичность, но он работает только на бумаге: в реальной жизни процветает ксенофобия.
Иногда бывает страшно задуматься о том, что нас ждет. Я оптимистка, мои коллеги и товарищи оптимисты, мы верим в лучшее, но сегодня — страшно. После перенесенных унижений я начала испытывать страх, поэтому все это время вплоть до сегодняшнего дня вынуждена бороться с социофобией. А самое страшное в том, что не одна я подверглась насилию и испытала несправедливость.
Транзишн
В Грузии при наличии свидетельства о трансгендерности документы не меняют. Нужно пройти все круги ада, вплоть до стерилизации. У некоторых трансгендеров есть медицинские показания против транзишна, у кого-то нет желания проходить все стадии.
«Я интерсекс с ХХ-хромосомами. Иногда мне нравится одеваться маскулинно, и у врачей это вызывает подозрения. Но я уверена, что я женщина. Я знаю, что я женщина».
Условия для смены документов бесчеловечны, репрессивны, они не учитывают интересы трансгендеров. Наша организация направила рекомендации Министерству юстиции: мы просим менять документы по свидетельству о трансгендерности, которое будет выдано комиссией из компетентных специалистов после наблюдения. На сегодняшний день от министерства все еще нет ответа.
Мы боремся за любовь
Я, к сожалению, ничего не знаю о положении трансгендерных людей в Беларуси, но надеюсь подружиться с представителями сообщества.
Предполагаю, что в Беларуси все же лучше, чем в Грузии. И я желаю белорусскому транс-сообществу не отступать от своих начинаний, бороться за свою жизнь, за свое будущее, за самореализацию. Я горжусь каждым представителем сообщества, потому что каждый из нас — борец. Мы боремся за любовь. Если мы добьемся многого, то только при помощи любви.
