Что такое ошибка выжившего и почему отрицание социальных проблем их не решает.
В комментариях авторку радостно поддержали — наконец-то без «нытья и соплей», наконец-то «никто никому ничего не должен». Теперь можно успокоиться и не бояться, что с тобой, твоей женой или дочерью произойдет что-то плохое, ведь оно случается только с теми, кто «неправильно себя ведет».
Говоря про свой позитивный опыт, мы частенько наряжаемся в белое пальто и пытаемся представить личную историю как «объективную реальность». В этот момент наши достижения становятся поводом для того, чтобы стыдить окружающих. Вдруг оказывается, что вокруг нас сплошь «слабаки» и «нытики», которых хлебом не корми — дай пожаловаться на обстоятельства. А ведь можно было «просто» не замечать или не преувеличивать проблему, не придавать ей такого значения — глядишь, и люди бы потянулись.
В таких обсуждениях выясняешь, что и патриархат «нормальным женщинам» не мешает развивать карьеру, и с гомофобией можно просто не встречаться, и трансфобные комментарии не читать. И вообще, красота, дескать, в глазах смотрящего, поэтому немудрено, что у некоторых кругом сплошная чернота и жопа — смотреть надо «ширше». Мне вот знакомые вне активизма регулярно задают один и тот же вопрос: зачем я читаю Леди.Тут.бай и публикую оттуда сексистские или мизогинные цитаты? Можно же просто не читать. Можно. А что изменится?
© Иллюстрация Милы ВедровойНа любом тренинге про социальное неравенство обязательно попадается слушатель или слушательница, которая просит ведущих «не впадать в крайности». Потому что давление общества и социальные нормы — это «вопрос личного выбора». В таком ракурсе бездомность, безработица, пенсионная ловушка, бедность, дискриминация по гендерному признаку, насилие на почве ненависти, давление на инакомыслящих, отсутствие патронажной помощи, пандусов, лекарств — все становится «выбором» каких-то странных людей, которые «не так себя поставили». Иногда людям важно верить, что социальное неравенство — это частная проблема и вопрос «правильного отношения».
На тренингах по антидискриминации часто используют одно популярное упражнение — линейку привилегий. Участникам тренинга раздают роли людей из разных социальных групп и просят отвечать на вопросы о доступности тех или иных общественных благ. Если благо доступно человеку, роль которого ты исполняешь, — сделай шаг вперед.
Парадокс, но на большинстве таких тренингов в лидеры обязательно выбивается человек, чей персонаж сочетает в себе несколько социальных стигм.
Так, например, я видела, как всю группу на несколько шагов обогнал участник, изображающий девушку-подростка из маленького беларусского города, живущую с ВИЧ. На вопрос о том, как его персонажке удалось достичь такого небывалого социального успеха (в фантазиях игрока она перегнала цисгендерных гетеросексуальных мужчин средних лет и представителей столичной «золотой молодежи»), участник ответил, что наделил свою героиню «позитивным настроем», перед которым отступила системная дискриминация.
Недавно я услышала красивую метафору для этого эффекта: ошибка выжившего. Когда мы отказываемся критически взглянуть на свое положение как на комплекс уязвимостей и привилегий, мы легко поддаемся двум соблазнам. Во-первых, мы убеждаем себя в том, что те, кому повезло меньше, чем нам, были чем-то виноваты в произошедшем. Недоработали, недодумали, недоделали. Им якобы «не хватило» силы воли, активности, ума, а может быть, пресловутого «позитивного мышления», пока мы успешно развивали в себе эти навыки... Нам начинает казаться, что между нашими желаниями и успехами всегда лежит прямая связь, не обремененная социальными различиями.
Во-вторых, рассуждая таким образом, мы обесцениваем собственные усилия и ресурсы. Сложно испытывать гордость за себя или благодарность к тем, кто пришел на помощь, если в самом вопросе «нет ничего сложного». Социальное неравенство превращается в рядовое событие, и мы начинаем обесценивать не только факт выживания «вопреки», но и эмоции, возникающие при встрече с несправедливостью — чужие и, что еще хуже, свои собственные. «Я же не сломался» — уговариваем мы себя, забывая о том, что путь к этому ресурсному моменту «здесь и сейчас» лежал через овраги непринятия и борьбы.
© Иллюстрация Милы ВедровойНаша культура во многом — культура «преодоления». С самого детства мы слышим истории про то, как наши предки героически сражались и стоически терпели. Значительную часть моего взросления занимают поучительные рассказы старших о том, как наши родные переносили тяготы военного времени в деревнях и партизанских отрядах. Это не только важная память о семье, но и передаваемые из поколения в поколение интроекты — установки, которые мы усваиваем без критичного осмысления, как бы проглатываем не жуя. «Терпи, на фронте терпели», «а если бы пришли немцы», «а представь как было в Гестапо» — такие мотиваторы были в моем детстве, в детстве моей мамы и в детстве многих людей постсоветского поколения. «Смотри-ка, ногу натерла до крови, но прошла всю дорогу молча, какая молодец».
На популярном портале для родителей как-то опубликовали текст о том, что причиной послеродовой депрессии часто становится отсутствие поддержки и времени на нужды собственного тела. Текст был переводным: специалистка из далекой западной страны рассказывала белорусским женщинам о том, что их потребности важны и что они имеют на них право. О том, что в послеродовый период телу нужны забота и бережный уход. Рассказывала очень нежно и трогательно — я давно не слышала такой поддерживающей речи в защиту тела.
Под текстом стали появляться комментарии, в основном от женщин, которые несколько раз проходили через нашу систему родовспоможения и на своем опыте знают, как несправедливо распределена в их семьях ответственность за благополучие ребенка. Это были засмеивающие, обесценивающие ответы. И самой большой критике подверглись не слова специалистки о такой роскоши, как домашний массаж или сон — максимум негатива было направлено на свои собственные потребности. «Ишь чего захотела», «хочется — перехочется», «смешно» хотеть или жаловаться.
© Иллюстрация Милы ВедровойЯ читаю эти комментарии и вспоминаю дворовую кричалку из своего детства: «Не больно, не больно, курица довольна». Ее использовали, когда все легальные механизмы прекратить насилие не работали, — чтобы «держать лицо». Били ли меня во дворе меньше, пока я была «курица-довольна»? Нет. Но тогда магическое мышление подсказывало мне, что главное — «правильно себя поставить». Вырастешь, пойдешь на психотерапию — там нажалеешься, а пока — не больно, не больно...
К сожалению, вместе с идеей терпеть и принимать тяжелые ситуации «как должное» нам в детстве не рассказывали про то, как важно доверять себе и своим ощущениям, чувствовать свои границы, бороться за свои интересы.
И мы сами очень редко говорим это своим близким. Но именно доверие к себе в вопросах комфорта и боли является залогом выживания.
Если я не признаю свою боль и уговариваю себя, что ее нет, она не пропадает, но пропадает моя связь с телом. Когда я отрицаю свой страх и расходую всю энергию на то, чтобы «держать лицо», я наверняка более удобна для окружающих, как и никогда не плачущий ребенок. Но так я постепенно отучаю себя реагировать на страх и дискомфорт, дрессирую тело и волю принимать то, что мне не нравится, как неизбежное и нормальное. В этот момент я совершаю предательство — я сама бросаю своего «внутреннего ребенка». И найти к нему дорогу становится все сложней и сложней.
В старой французской комедии «Большая прогулка» есть такая сцена: машину главных героев, участников антифашистского сопротивления, преследует вражеский мотоцикл с пулеметом. Пули буквально свистят в ушах у пассажиров . Чтобы поддержать боевой дух товарищей, Луи де Фюнес делает покерфейс и уверенно советует: «Делаем вид, что мы их не замечаем». Это комичный момент, и в зале все смеются над его самонадеянной миной. А в жизни все сложнее посмеяться над очередным вопросом о том, зачем активистам видеть во всем негативную сторону, или советом о том, как себя поставить, чтобы не сталкиваться с дискриминацией. И даже над мудростью вопроса «А что ты хотела? Забыла, в какой стране живешь?». Я живу в своей стране. Мне не смешно.
