Пропаганда нетерпимости

В канун нового года коллежанка попросила «помочь разобраться с ЧП» в одной из школ маленького областного городка. В двух словах — меня спросили, как помочь педагогу справиться с «агрессивной ЛГБТ-пропагандой» со стороны гомосексуального подростка, который — о, боже! — живет свою жизнь открыто и говорит, что с ним все в порядке. Педагогам я посоветовала попробовать личную психотерапию, чтобы понять, почему рядом с ЛГБТ-людьми их охватывает паника, а существование с ними в одном учреждении превращается в «ЧП». Но дело совсем не в этом...

В последнее время я так часто слышу о «пропаганде ЛГБТ», что аж зубы сводит... Особенно интересно наблюдать за тем, как этот глупый штамп перекочевал в мозги беларусов прямиком из российских новостей вместе с «распятыми мальчиками», выносами царских портретов на военные парады и прочим «вставанием с колен» (вот уж где слово «пропаганда» вполне уместно). Наблюдаем удивительное переобувание в полете: те, кто в 00-х отплясывал под Шуру в юбке и отправлял смс-ки за Тату на Евровидение, в 20-х всерьез рассказывают мне про пагубное влияние чужих камин-аутов на их неокрепшие сороколетние умы.

«Я не против этих людей, но я против пропаганды», — говорит мне очередной доброхот. «Я тоже», — думаю я. Например, против пропаганды гетеронормативности, которая буквально обстреливает нас с детства, и от которой не спрячешься ни в школе, ни дома. Против фашистских речей в прайм-тайм, против расизма и сексизма с университетской кафедры, против гомофобии и трансфобии в СМИ. Почему это все у нас считается «просто жизнью», а мой камин-аут — «пропагандой»?

«Ну, мы же не рассказываем в СМИ про то, с кем мы спим». Внимание, красная лампочка вранья! Во-первых, еще как рассказываете! Забеги «настоящих мужчин с голыми торсами», «марафон невест», бесконечные статьи про то, как живут гетеросексуальные пары, которые … (дальше что угодно), сексистская реклама с очень буквальными намеками на гетеросексуальный секс, нескончаемые вопросы детям про «женихов/невест», начинающиеся — прошу заметить — с детского сада… О, я могу продолжать список ваших «не-рассказов» бесконечно и на каждый из примеров получать стандартную фразу о том, что «это просто жизнь». Тут как раз начинается мое «во-вторых». Если бы глаза тех, кто верит в «пропаганду» не застилала бы пелена каждый раз при слове «камин-аут», они имели бы шанс прочесть редкие интервью ЛГБТ-людей в медиа и, возможно, заметили бы: удивительно, но в 99% случаев в них мы тоже не говорим «про свой извратский однополый секс». Чаще всего такие интервью, статьи и камин-аут истории посвящены одной и той же теме: в Беларуси очень высокий уровень ненависти по отношению к людям, которые живут не по гетеронормативному сценарию. Под каждым текстом в широкопрофильных медиа о том, что мы тоже «просто живем свою жизнь» нарастают сотни и тысячи комментариев о том, что «вот это вот все увидят дети и станут п...ми».

Мне, вот, всегда интересно, а когда дети увидят, как их родители с пеной у рта призывают линчевать семью одноклассника — они кем станут?..

В попытках доказать, что можно быть «не гомофобом, но против пропаганды», некоторые спикеры договариваются до того, что даже слово «родитель» — это чуждая западная идея, которая нашим детям не нужна, ведь «у наших детей должны быть мама и папа». Что ж, если судить по тому, с каким апломбом многие беларусы отстаивают свое «право» на телесные наказания детей, то, и правда, начинает казаться, что в наших «традициях» что-то не то с темой родительства... Является ли это проблемой ЛГБТ-людей? Вот уж вряд ли: в наших семьях дети — это очень взвешенное решение, ведь если в гетеронормативном сценарии бог «дает зайку и лужайку», то нашим детям он отвешивает буллинга и советов валить из страны.

Вернемся к обвинениям в «пропаганде» и страхам, которые возникают у некоторых людей в связи с чужим камин-аутом или гордостью за свою жизнь.

А я горжусь своей открытостью больше, чем магистерской степенью по философии, ведь мне еще ни разу не угрожали изнасилованием или избиением за мой интерес к Гегелю, а вот за то, что я держала за руку свою партнерку, пару раз прилетало.

Когда я была подростком, гетеросексуальные люди вокруг меня постоянно открыто демонстрировали свою сексуальную ориентацию. Меня и моих друзей спрашивали о том, кто из одноклассников противоположного пола нам нравится, мы читали книги про гетеросексуальные отношения, смотрели фильмы про гетеросексуалов, часто довольно откровенные: герои в них целовались перед камерой, а порой там даже были постельные сцены. Я не имею в виду порнографию: я говорю про красивые мелодрамы, такие как американский «Влюбленный Шекспир» или драматичные советские «Экипаж» и «Табор уходит в небо». Но никто из окружающих меня взрослых не боялся, что я «изменюсь» или «захочу попробовать гетеросексуальные отношения».

Вероятно, потому, что все по умолчанию считали меня гетеросексуальным человеком, что никогда (!) не было правдой.

Уже после своего камин-аута я могу вспомнить много случаев, когда люди — знакомые и нет — навязывали мне свою гетеросексуальность весьма агрессивно. Когда я говорю «агрессивно навязывали», то имею в виду попытки сексуального контакта без согласия, проникновение ко мне в дом, чтобы «объяснить, почему мне нужен нормальный мужик», раскрытие моих личных данных, анонимные ночные звонки с угрозами, «пожелания» изнасилования и другие странные вещи.

Когда я слышу об «опасной пропаганде ЛГБТ», я перебираю в уме всех гетеросексуальных друзей и коллег, которые приходили к нам с партнеркой в гости. Стал ли кто-то из них геем за последние лет 15?.. А может, кто-то из них стал гомосексуальным человеком, после концертов Элтона Джона? А может, после того, как устрицы из Губки Боба кого-то усыновили? (Честно говоря, я не знала ничего об этом мультфильме, но католический епископат прикладывает так много усилий, чтобы мы узнавали о культурных продуктах, в которых есть гомосексуальные персонажи... Стоит сказать им спасибо, ведь в подростковом возрасте я испытывала глубокую тоску и одиночество из-за того, что не видела вокруг похожих на меня людей в кино или книгах. Как говорится, лучше поздно, чем никогда).

Я также думаю о том, почему моя сексуальная ориентация не изменилась из-за всех прекрасных, харизматичных и интересных гетеросексуальных людей, которые меня окружали?

Или о том, почему я никогда не слышала выражение про «выпячивание» своей сексуальности в отношении гетеросексуального человека. Значит ли это, что гетеросексуальные люди ведут себя более «прилично» в демонстрации своих сексуальных предпочтений? И почему вообще такие естественные вещи, как сексуальность, оцениваются кем-то как «приличные или неприличные»? Как определить границу между «еще моральным сексом» и «уже аморальным»? Заметьте, я говорю не «легальным», т.к. эту границу вполне внятно проводит для вменяемых граждан закон, а именно «моральным». Кто вообще должен ее определять?

Я вспоминаю свои школьные годы и обнаруживаю, что моих педагогов или психологов почти никогда не беспокоила подростковая гиперсексуальность моих гетеросексуальных друзей, даже когда она нарушала чужие границы. И хотя большинство из нас выросли адекватными людьми, которые знают о согласии гораздо больше, чем знали в подростковом возрасте, я все равно жалею, что наши педагоги мало говорили нам про личные границы — вне зависимости от того, гетеросексуальны мы или нет.

Правда в том, что каждый раз, когда я слушаю рассказы про то, что какой-то гомосексуальный человек «навязывает» или «выпячивает» свой образ жизни, во мне клокочут два чувства. Одно чувство — это злость. Всю свою жизнь я чертовски злюсь на то, что, когда речь идет о гомосексуальности, гетеросексуальные люди вокруг меня оказываются столь чувствительны, что их задевает любое проявление наших чувств или идентичности. Я злюсь на то, что гетеросексуальные люди никогда не называют свои посты в соцсетях о помолвке «пропагандой», а желание пройти по улице за руку с любимым человеком «выпячиванием». Я злюсь, когда вижу, что моя сексуальность становится для людей поводом сально шутить про мои отношения, спрашивать про мои сексуальные практики, шептаться за моей спиной или делать круглые глаза словно я рассказала им про то, что совершила преступление.

Я злюсь на то, что меня часто просят не «афишировать» свою ориентацию, потому что «общество к этому не готово». Злюсь, потому что вижу, что общество всегда готово к «афишированию» гетеросексуальных отношений, даже если они неэтичны — как отношения начальника и подчиненной, или сомнительны с точки зрения законодательства — как «залетная» женитьба очередного хорошего парня на беременной школьнице. Я злюсь, потому что все, что гетеросексуалные люди считают «просто жизнью», в моем случае превращается в политическое заявление. Но больше всего я злюсь на то, что едва я открываю рот, чтобы сказать, как мне это неприятно, меня пристыживают за эгоизм и просят быть вежливее, спокойнее и добрее.

Второе чувство, которое я испытываю, когда слышу просьбы «ничего не выпячивать», — это страх. Например, я боюсь потерять уважение или любовь важных для меня людей. Из-за этого в прошлом я очень часто позволяла людям, которых уважала, неэтичные и оскорбительные комментарии по отношению к себе или своему любимому человеку. Я боюсь, что однажды человек, говорящий мне про «выпячивание», будет обладать достаточной властью, чтобы лишить меня чего-то важного, например, работы, свободы или родительских прав. Я боюсь, что чужие неосторожные слова про «опасность пропаганды для наших детей» подтолкнут людей с неустойчивой психикой к агрессивным действиям и наши семьи начнут преследовать, как это уже происходит в некоторых странах. Я боюсь, что в следующий раз, услышав обвинение в том, что моя сексуальность — это угроза, я не смогу справиться с суицидальными мыслями. Я боюсь, что когда стану старым и немощным человеком, мне будет небезопасно говорить правду о своей жизни и в моменты слабости мне придется молчать о самых важных в моей жизни чувствах и людях…

Я знаю, что из этих чувств — злости и страха — я очень часто «играю на опережение». Например, заявляю о своих границах очень жестко, а также говорю о своей сексуальной идентичности и образе жизни очень часто, несравнимо чаще, чем гетеросексуальные люди вокруг — просто чтобы у окружающих не было шанса игнорировать мою идентичность или приписать мне чужую жизнь по умолчанию. Я часто считаю любой новый контакт «заведомо опасным» и всегда держу руки в боевой стойке. Я привыкла обороняться так сильно, что порой о меня травмируются те, кто не желал мне зла. Я знаю, что именно это — а вовсе не моя гомосексуальность — являются результатом травмы и пропаганды. Пропаганды нетерпимости к «иным».

Я часто слышу, что сейчас информация об ЛГБТ-людях «слишком много», и мне всерьез хочется спросить, где проходит граница, отделяющая «слишком много» от «не слишком»?.. Наличие как таковое — это много или мало? По статистике, в беларусских медиа огулом только в 0,25% материалов упоминаются ЛГБТ-люди. При этом 47% от этого мизерного количества — это некорректные тексты и тексты с языком вражды. Под каждой публикацией о жизни ЛГБТ-человека в крупном республиканском медиа в среднем оставляют больше 500 комментариев с агрессивными гомофобными высказываниями, включая сожаления о том, что таких людей нельзя, как раньше, сжигать в печах концлагерей (это цитата) — при этом мы не говорим, что наши дети видят «слишком много» ненависти. И пока друзья друзей в фейсбуке бездумно повторяют безграмотные штампы российского телевидения и страдают от гей-паники, я не могу понять, почему нам проще бояться, что наш ребенок осознает свою гомосексуальность, чем того, что он вырастет и совершит преступление на почве ненависти?..