Этой весной я посвятила себя самопознанию. И во время упражнения «медитация смерти», которое включает также автоматическое письмо, выявилось нечто неожиданное для меня.
Я сквозь слезы нацарапала на бумаге: «Я не розовый или синий; я — фиолетовый. Я не мужчина или женщина; я — небинарный человек».
В колледже я начала ощущать себя в небинарном спектре, но мне было тяжело это принять. Я не представлялась как гендерквир и не просила друзей звать меня так.
Мой дискомфорт не исходил из моего тела. Скорее, проблема была в гендерных нормах, вписывающих меня в гендерную бинарность, частью которой я быть не хотела. По моим ощущениям, отсутствие опыта дисфории делало меня самозванкой.
Во время этой медитации, когда я решила, что мне нужно быть более открытой к своей небинарности, я действительно испугалась.
Испугалась, что я присваиваю нечто чужое. Испугалась, что я лгунья.
У меня никогда не было ощущения, что у меня неправильное тело. Я просто глобально не согласна с идеей маркирования людей как «мужчин» и «женщин» на основании тел, которые им достались.
Эта система не для меня, не резонирует со мной, но люди зачастую критично относятся к тем, кто заявляет свои идентичности как «политические высказывания». Как будто отсутствие дисфории делало мою правду менее искренней или приемлемой.
Я также столкнулась с сопротивлением из-за того, что не хочу полностью отказываться от описания себя как женщины. Но это не значит, что я ощущаю, что слово «женщина» адекватно описывает меня.
Просто я была социализирована как женщина и воспринималась как женщина, а для некоторых людей то, как мы были социализированы и воспринимаемся — определяющая часть того, кем мы являемся на самом деле. Этот опыт заставляет меня по-прежнему воспринимать «женщину» как идентификатор.
Потом, когда я писала о мизогинии, я перестала писать от первого лица и начала писать в третьем, чтобы дистанцироваться, т.к. не чувствовала себя больше настолько квалифицированной, чтобы говорить о том, что такое быть женщиной.
Когда я писала об опыте женского, то чувствовала себя обманщицей. Когда я писала о небинарности, то тоже чувствовала себя обманщицей. Это было сложное время.
Был еще и тот факт, что большинство людей оффлайн определяли меня как женщину. Я чувствовала, что не могла считаться настоящим небинарным человеком «не на словах, а на деле».
Я долго изнывала от желания спросить других феминистских авторок, как с этим справиться, но смертельно боялась кого-то этим оскорбить.
Когда я, наконец, сделала пост в группе об этом в Фейсбуке, в комментариях никто не стал, — как я боялась, — обвинять меня в желании присвоить маргинальную идентичность, находясь в привилегированном положении. Вместо этого они поддержали меня и сказали, что я могу говорить о своем гендере так, как считаю нужным.
Вот тогда я поняла, что не была угнетательницей. Угнетателем был тот факт, что я могу описывать мою гендерную идентичность только как статичный конструкт. Допущение «третьего гендера» при таком раскладе — всего лишь иной вариант гендерной бинарности.
Теперь, когда я знаю, что это возможно, я идентифицирую себя и как небинарную персону, и как женщину. И такая идентичность совершенно допустима. 1. Гендер может меняться время от времени
Некоторые люди убеждены, что имеют фиксированный гендер, но мой гендер ощущается, скорее, перфомансом. Когда я крашу ногти, например, я представляю собой определенную версию американской женственности. Когда я занимаюсь спортом, я представляю собой версию маскулинности (хотя эти вещи не являются сами по себе проявлениями маскулинности и феминности).
Когда я пишу о небинарной идентичности, я представляю один из вариантов гендера. Когда я ношу андрогинную одежду — другой вариант.
Нечестно ожидать, что у всех только один гендер, когда гендер означает так много разных вещей в разных культурах и субкультурах для разных людей.
Некоторые люди в моей жизни не понимают небинарную идентичность, и я не хочу заниматься эмоциональным (и, скорее всего, бесполезным) трудом, пытаясь объяснить им это и убедить их в том, что она имеет право на жизнь, поэтому я проявляюсь рядом с ними феминно.
Так что, когда я с людьми, которые знают меня как женщину, для меня это не мисгендеринг. Я женщина с ними.
Еще я точно женщина, когда говорю, например, о том, что связано с внутренней мизогинией.
Не все, у кого есть подобный опыт, — женщины. Иногда достаточно восприниматься как женщина. Но для меня эти две вещи очень сильно переплетены — и об этом я расскажу в следующем разделе.
Гендер никогда не был чем-то, что я ощущала глубоко в душе. Для меня он всегда ощущался как нечто приписанное.
Я никогда не выбирала иметь гендер. Мои родители дали мне один, потому что в роддоме ожидали этого от них, потому что правительство ожидало этого от них, и цепочка ожиданий уходит все дальше и дальше.
Итак, мой гендер — это отчасти то, что мне приписано. И это часть, в которой я чувствую себя женщиной.
Другая, небинарная часть, не является ни врожденной, ни, как многие считают относительно гендерквир-идентичности, чем-то чисто внешним. Это решение, которые я сделала, чтобы не подписываться на гендерную бинарность.
Я считаю, что оба мои гендера — конструкты. Разница в том, что я играю более активную роль в конструировании моей небинарной идентичности.
Моя женская идентичность, с другой стороны, это тоже результат гендера как социального конструкта. «Женщина» может значить множество вещей, но когда я использую этот ярлык для описания себя, он не значит «некто с двумя Х хромосомами» или «некто с “женским мозгом”».
Это означает, что я сталкивалась с угнетением, которое дает мне возможность почувствовать общность с борьбой других женщин против сексуальных домогательств и обесценивания.
Этот опыт не делает женщиной автоматически, но он относится к моей женской идентичности.
Так что, даже когда я не чувствую, что «женщина» обобщает все, что происходит у меня внутри, я могу по-прежнему быть женщиной таким образом.
Если кто-нибудь когда-либо заставлял вас почувствовать, что вы можете иметь только одну гендерную идентичность, спросите себя, почему вы их слушаете? Это «правило» родом из привилегий цис-людей, и это один из многих способов «стирания» небинарных и транс*-людей.
Мне никогда не говорили такого напрямую, но это ощущалось как некое давление общества, причем как внутри, так и вне феминистских и ЛГБТКИА+-сообществ.
Частично это происходит из желания видеть всех вокруг принадлежащими только к одному гендеру. Оно также происходит из рассказов, которые я слышала о гендерквир-людях. Большинство из них ощущали себя транс*-людьми, чувствовали, что родились в неправильном теле, и имели опыт дисфории с ранних лет.
Один из моих друзей сказал мне, что если я не уверена, цис- я или нет, то, наверное, цис-, потому что настоящие гендерквир-люди даже не имеют возможности задать себе этот вопрос.
Даже люди с хорошими намерениями, которые спрашивают о желаемом местоимении — одном, таким образом поощряют идею того, что я должна выбрать одно местоимение.
На самом деле, это загоняет гендерквир-людей в угол, создавая заведомо узкое представление о том, кого можно счесть частью этой группы. Это такие же стереотипы и ярлыки, как и все остальные.
Подобный подход также медикализирует гендер, утверждая, что гендерная идентичность заложена где-то в генах или в мозгу, а не является чем-то, что приписывает нам общество, или результатом нашего жизненного опыта или социально-политических убеждений.
В действительности, небинарные люди подразделяются на бесконечное количество разновидностей, включая тех, кто весьма смутно ощущает свою гендерную идентичность и не уверен в ней.
Гендерная терминология — это не «одно-слово-на-всех». Местоимения или обращения, которые работают для одного человека, могут не работать для другого. Таким образом, иногда необходим больше, чем один ярлык, чтобы создать более полную и разностороннюю картину.
Нет причин ограничивать чью-либо идентичность, запихивая ее в узкие рамки стерильного описания гендера. Вы должны с подозрением относиться к любым попыткам, явным или завуалированным, сказать вам, как вы можете или не можете определять себя.
Некоторые люди ощущают свой гендер как одну конкретную и понятную вещь, не колеблясь даже тогда, когда ситуация испытывает их, и я не хочу заставить их передумать.
Но очень часто опыт, подобный моему, теряется и проигрывает в пользу такого подхода. Так получается, потому что мой опыт ставит под сомнение понятие гендера как чего-то застывшего, статичного, черно-белого.
Люди, которые верят, что гендер спрятан в генах, контролируется гормонами и развитием мозга, не хотят слышать о людях, чей гендер настолько социально сконструирован, что зависит от ситуации.
Люди, которые уверены, что все вокруг мужчины и женщины (или, в лучшем случае, мужчины, женщины и небинарные люди), не хотят слышать о людях, которые идентифицируют себя совсем иначе.
Люди, которые думают, что гендер — единственный, не хотят услышать тех, для кого гендер — больше, чем один.
Люди, которые думают, что женщины «сами по себе» и мужчины «сами по себе», а небинарные люди «сами по себе», не хотят слышать тех, кто «похож на…» или «ведет себя, как…» определенный гендер, не являясь им.
Из-за этих предписывающих понятий гендера голоса, подобные моему, не слышны. Нас заставляют чувствовать себя самозванцами. Но это не значит, что нас не существует или мы — незначительная часть населения.
На самом деле, я думаю, что множество людей будут идентифицировать себя больше, чем с одним гендером, если узнают, что это возможно. Единственная причина, почему я не сделала этого раньше, — я не знала, что так тоже можно.
Поэтому я говорю вам сейчас: это разрешено.
Когда дело доходит до вашего гендера, нет ничего запрещенного, пока вы не приносите вред кому-то другому. А единственный способ, которым ваша гендерная идентичность может навредить другим людям — если вы попытаетесь наложить ее на кого-то другого. Я больше не позволяю людям делать так со мной. Авторка текста — Сюзанна Вейс (Suzannah Weiss)