24 мая 2019

Живи там хорошо не возвращайся никогда

35 116
Эссе эмигранта и иммигранта
Изображение: Мила Ведрова


8 лет назад, 6 сентября 2011, я уехал из Беларуси. Из-за ощущения безысходности. Из-за вот этого «надо уезжать», «ничего не изменится», «здесь жизни нет и не будет», звенящего в воздухе. Я рос в 90-е, был студентом во время Плошчы-2006, уже работал во время девальваций в 2009-м и в 2011-м. Я родился и вырос в Беларуси, if you understand what I mean — и я был весь пропитан духом желания эмигрировать.

Было несколько причин, почему я решил уехать: и безысходность, и желание продолжить учёбу по выбранному профилю. Но в первую очередь я уехал из-за гомофобии. Из-за высказываний Лукашенко и того, название чему я узнал только в 2014 году из статьи — языка вражды в форме отрицания гражданства.

Всё вокруг твердило мне: «Уезжай!» — и я, послушный, послушался. Друзьям, семье и коллегам сказал, что еду учиться и смотреть мир, а сам собрал вещи, попрощался и уехал. Навсегда.


Иллюстрация Милы Ведровой / Коллаж. На заднем фоне виднеется замок с четырьмя башенками в фиолетовых тонах, на фоне замка стоит несколько деревьев. В направлении замка идет шествие людей с радужными  флагами и розовыми воздушными шарами.© Иллюстрация Милы Ведровой


Но это только звучит так просто: «собрался», «уехал».

Год я занимался поиском университетских программ и подтягивал английский, ещё год готовил и рассылал заявки, получал отказы, сам отказывался от позиций из-за отсутствия денег на обучение. Я был жутко беден, пытаясь отложить что-то «на учёбу» со своей з/п молодого специалиста в 50$ (она была 350, но я 200 отдавал за квартиру и 100 за психотерапию), из экономии я два года не покупал и почти не ел мяса, я сильно посадил ментальное здоровье. Всё было безумно страшно, я боялся реакции близких и ничего им не говорил. От стресса я не мог толком не то что работать, но и просто сидеть и читать. Меня тошнило от английских слов, у меня кружилась голова от разных форм заявок. Для визы надо было собрать кучу бумажек по всему городу и найти деньги, а весной 2011-го случился кризис, и из обменников пропала валюта... Я уезжал учиться, а за два месяца до начала моей учёбы на беларусско-литовской границе сняли с поезда и не выпустили из страны 12 студентов ЕГУ...

Я был на грани. Но у меня было приглашение на двухлетнюю магистратуру, добытая студенческая виза, рецепт от психиатра, одолженные 2500 евро и билет в один конец. Мечта беларуса!

***


Я принял решение, и вернулся в Минск в сентябре 2016-го. Другим человеком. И если вы готовы слушать, я хочу вам кое-что рассказать. О том, почему эмиграция под нажимом языка вражды ничего не решила. По крайней мере для меня.




1. Это не сделало мою жизнь легче.

Эмиграция не сделала мою жизнь легче. Ни капельки.

Наоборот: мне пришлось столкнуться с такими задачами и проблемами, о существовании которых я и думать не думал.

Иллюстрация Милы Ведровой / Схема культурного айсберга. На синем фоне фотография айсберга, по углам фотографии - розовые штрихи. Айсберг обведен желтым цветом, кромка воды прорисована желтым цветом. Над кромкой воды на видимой части айсберге написаны разные слова (те вещи, которые легко увидеть в чужой культуре): язык, фольклор , искусство, литература, праздники и празднования, еда. На нижней части картинки, на части айсберга, что находится под водой написаны разные слова (те вещи, которые сложно увидеть в чужой культуре): убеждения, семейные роли, самооценка, отношение к власти , базовые ценности, предубеждения, язык тела, манеры, идеалы красоты, трактование, концепция чистоты, семейные ценности, отношение к образованию, гендерные роли, подходы к здоровью и медицине, чувство юмора, нормы поведения, концепция справедливости, понятие скромности, чувство самоуважения, конкурентоспособность, отношение к окружающей среде, ожидания, воспитание детей, рабочая этика, жесты и мимика, образ мышления, личное пространство, эстетика.
© Иллюстрация Милы Ведровой


Переезд, адаптация, новый язык, новая культура, документы, система здравоохранения, банки, юридическая система, пенсионная система, традиции, праздники... Полная утрата социальных связей и работа на создание новых. Много, много, безумно много одиночества и непонимания. И при всём при этом надо было учиться или работать, или учиться и работать полный день.

Сыграли роль и стресс от работы и страх, что я буду вынужден оказаться в Беларуси снова: я пережил несколько тяжёлых психологических кризисов (с наблюдениями врачей, таблетками и больничными). Один раз я даже пришёл сдаваться в больничку.

Я могу много и подробно описывать свои приключения с учётом того, что я прошёл через всё это два с половиной раза: уже в эмиграции я дважды сменил страну, прожив в одной 2 года, во второй — 3 года, и 4 месяца — в третьей. За 10 последних лет я переезжал полностью, со всеми вещами, 13 раз — минимум раз в год. Я с горем пополам каждый раз адаптировался, а потом прощался с четырьмя различными «жизнями» в четырёх странах.

И я безумно устал.

Мои одногруппники, оставшиеся в Беларуси, тратили своё время и силы не на адаптацию, а на семью и карьеру, и сейчас эта разница очень заметна. В эмиграции we must run as fast as we can, just to stay in place. And if you wish to go anywhere you must run twice as fast as that / нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте. А чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее.




2. Это не решило проблему гомофобии.

Я уехал, а проблема осталась. Проблема осталась в Беларуси.

Иллюстрация Милы Ведровой / Коллаж. Черно-белая страница из беларусского паспорта, на которой есть штамп о прибытии в Мюнхен 29 сентября 2016 года. Поверх наложены схематичный голубой рисунок цветов васильков со стебельками.
© Иллюстрация Милы Ведровой


Я читал новости из Беларуси — в них была гомофобия. Я читал комментарии, коммьюнити, блоги — в них была гомофобия. Когда я разговаривал со своими друзьями — я слышал их истории о гомофобии и дискриминации.

Гомофобия не исчезла. Как не исчезает мир, если закрыть глаза.




3. Это не убрало гомофобную риторику из моей жизни.

Да, я меньше боялся за свою жизнь и благополучие, потому что общество вокруг меня было менее гомофобным ну или хотя бы менее агрессивным. Но оно было другим. Чуждым. А если мне хотелось пообщаться вживую с приезжими соотечественниками или почитать что-нибудь на русском языке, то снова и снова приходилось сталкиваться с гомофобией — в речи живых людей, в комментариях к моим записям в соцсетях. Получалось, что русский язык и гомофобная риторика были нераздельными. Потому что сам по себе переезд не меняет внутренний мир и взгляды людей. Недавний пример: посмотрите этот опрос русскоговорящих эмигрантов рядом с детскими садами в Берлине.




4. It prevented my soul from healing / Это не дало заживать моим душевным ранам.

Когда я уехал, внутри себя я навсегда застрял в Беларуси 2011-го со всей своей болью и невозможностью решить проблемы, с которыми сталкиваются ЛГБТК+. И хотя объективно время шло, в этом вопросе я не мог двигаться дальше. Сейчас объясню подробнее.

В первый раз я заметил странное, когда через год после возвращения в Беларусь съездил в Европу навестить друзей. Многие из них уехали примерно в то же время, что и я, кто-то чуть раньше. Меня поразила та Беларусь, о которой говорили они: о страшной стране из которой надо/хочется бежать (да я и сам, помню, жутко боялся возвращения в Беларусь после отъезда!).

Иллюстрация Милы Ведровой / Коллаж. На заднем фоне – зеленовато-красный вид на город, видны дома, пальмы, деревья. Небо подернуто дымкой. На переднем плане – на красной траве стоят две фиолетово-белые коровы, одна корова в анфас, вторая корова стоит боком. У нее на спине лежит бело-розовая зефирка.
© Иллюстрация Милы Ведровой


Когда же в 2016-м я смотрел на Минск глазами неофита, я заново открывал для себя страну и видел, что многое здесь стало другим. Реальная Беларусь поменялась за 5 лет. В моих же ощущениях Беларусь 2011-2015-го оставалась практически неизменной копией Беларуси 2011-го. В эмиграции не было возможности увидеть происходящие изменения, не было возможности интегрировать их в свою жизнь. И вся та боль из прошлого оставалась всегда со мной и болела во мне. Раны заживают с течением времени, а для меня, уехавшего, время в Беларуси остановилось.

Беларусское общество может поменяться и стать другим, а беларусское общество в моей голове, состоящее из моих воспоминаний, застыло. У реальности есть шанс измениться, у воспоминаний — никогда.




5. Это добавило бессилия и фрустрации.

Знаете, почему? Потому что я тут [в Европе], а мои люди там, в Беларуси, и я ничего не могу сделать, ничем не могу им помочь!

Я старался, я искал способы: я общался с беларусскими активистами, я давал интервью, я говорил за беларусское ЛГБТК-коммьюнити через свой опыт — но я-то и сам понимал, что не совсем уж я и беларус уже. И чем дольше я жил за рубежом, тем больше ощущался этот разрыв между мной и беларусской реальностью. Я становился меньше беларусом, и что-то сделать становилось всё менее и менее возможным: я больше не был частью коммьюнити, а я хотел ей быть.




6. Это поставило мой активизм под вопрос.

Я хотел делать что-то на благо ЛГБТК-коммьюнити Беларуси. Но какой у меня был выбор?

Заниматься борьбой в местной организации? Это как ухаживать за садом соседа, полностью запустив свой огород. Делать что-то и знать, что это время и эти усилия можно было бы вложить во что-то важное для своих людей.

Попытаться полностью игнорировать проблемы коммьюнити? Я знаю реальность, я знаю этих людей, и у меня так не получается.

Фотография из личного архива героя. Около тридцати людей стоят в несколько рядов, кто-то стоит, кто-то присел_а. Они по-разному одеты и выглядят очень ярко. Часть из них держит радужные флаги. В центре композиции несколько человек держат белую растяжку с надписью Google. У всех размыты лица мозаикой. Поверх фотографии неяркий слой радужной заливки. В центре композиции человек, держащий флаг, ярко выделяется на фоне остальных. У него короткая стрижка и темные волосы, лицо размыто. На нем черная футболка и голубые джинсы. На левом плече – беларусский флаг.
© Иллюстрация Милы Ведровой


И чем дольше я жил, тем сильнее становилось понимание того, что важно в моей жизни, а что нет. Где я должен быть и чем должен заниматься. 5 лет эмиграции сильно изменили меня и моё понимание мира, и я стал таким, какой я есть, благодаря этому опыту и тем людям, которых я встретил там: всем тем понимающим, принимающим, поддерживающим. Они выросли в другой, гораздо менее дискриминирующей среде, и я бы хотел, чтобы такая же среда была здесь, в Беларуси. Опыт общения с этими людьми дал мне возможность увидеть себя не через призму беларусской реальности, и этот опыт никому у меня не забрать.

В 2011-м я уехал из Беларуси из-за гомофобной риторики. И из-за неё же я вернулся в 2016-м. Я беларус. Это моя страна, это мой город, и я буду жить здесь. Таково моё решение. И никто никогда больше не будет за меня это решать.

Что бы я сказал активистам, которые подумывают решить проблему гомофобии и дискриминации в Беларуси эмиграцией? Уезжайте. Живите там хорошо и не возвращайтесь никогда.

И знайте: когда вы вернётесь обратно, вы будете не одни в вашей борьбе.