В настоящий момент моя гендерная идентичность — небинарный парень-андрогин. Но как человек, которому при рождении был приписал женский пол, я задумался, что в своей жизни я мог бы считать «опытом женской социализации».
В итоге я решил, что для меня самое важное значение в вопросе идентичности имеет самоопределение. Я верю, что «мужчины», «женщины» и «гендерно-небинарные персоны» — это те, кто считает себя мужчинами, женщинами и небинарными людьми. Наша идентичность не обязана соответствовать чужим стереотипам. Мы можем быть сколь угодно феминными, оставаясь мужчинами, быть маскулинными женщинами, выглядеть и вести себя как угодно, будучи небинарными. Я уверен, что моя идентичность не связана ни с социальными факторами, ни с прожитым опытом, ни с гендерными стереотипами в той же мере, в какой она связана с моим внутренним выбором и самоопределением.
© Иллюстрация Дарьи Данилович Тем не менее, я постоянно встречаюсь с идеей о том, что все цис-персоны являются носителями некоего универсального «женского» или «мужского» опыта, который ставит под сомнение процессы самоопределения. К сожалению, зачастую на основании этой идеи транс*людям просто отказывают в самоопределении. Например, люди, могут говорить, что хотя транс*персоны и входят в группу женщин или мужчин, но все же являются «другими женщинами и мужчинами», потому что у них «нет такого опыта и социализации». А то и вовсе заключают, что раз у транс*мужчин нет «мужского опыта», то и «мужчинами они считаться не могут». Эта идея также создаёт устойчивый стереотип о том, что у всех транс*парней есть так называемый «женский опыт» и что они были социализированы как женщины.
И вот мы уже спорим о том, что значит быть «транс-френдли». Например, часто можно услышать, что относиться к трансгендерному человеку так же, как к цис-человеку, — это «не совсем френдли», поскольку опыт транс*персоны отличен от опыта цис-людей, и собеседнику не следует забывать, что перед ним транс*человек.
Мне кажется, что в подобных разговорах есть масса триггеров для трансгендерных людей. Хотя бы потому, что очень часто концепцию гендерной социализации используют, чтобы обосновать и «научно подкрепить» бытовую трансфобию, назвать транс*персон и их опыт «ненастоящими». Таким же трансфобным для меня выглядит «признание наполовину» или «с поправкой», когда с одной стороны собеседни_цы готовы признать мою транс-идентичность, а с другой — навязывают мне якобы пережитый универсальный опыт «женской социализации», которой я «не мог избежать».
© Иллюстрация Дарьи Данилович В настоящий момент моя гендерная идентичность — небинарный парень-андрогин. Но как человек, которому при рождении был приписал женский пол, я задумался, что в своей жизни я мог бы считать «женским опытом» или «опытом женской социализации».
Оглядываясь на своё детство, я не могу вспомнить ничего, что было бы связано именно с «женской социализацией». Уверен, что без некоторых её элементов не обошлось, но это точно не являлось чем-то, что определяло бы меня в большей степени, чем всё остальное. Мне не говорили «тыжедевочка», не покупали подчёркнуто «девчачью» одежду (само собой, надевали и платья, но я помню и прекрасные джинсовые комбинезоны, рубашки и прочие «недевочковые» штуки). Не помню я и одежды стереотипно «девичьих» расцветок, да и вообще не помню, чтобы кто-то подчёркивал гендер покупаемых мне вещей. То же касается и игрушек: сейчас я вижу немало историй в духе «девочке не купили Лего, потому что конструкторы для мальчиков, а мальчику не купили куклу, потому что они для девочек». В моём детстве я играл и с куклами, и с конструктором, с машинками, кубиками, паззлами, даже с шахматами, мне нравилось выстраивать их на доске многоуровневыми фигурами. Я ни разу не слышал, что машинки, паззлы или конструктор «не для девочек», никто не отнимал их и не запрещал играть. К слову о куклах: я бы мог заключить, что вот оно, навязывание женской модели поведения, покупка пупсов как подготовка к обязательной в будущем роли мамы, «дочки-матери» как модель будущей жизни и так далее. Но мне не покупали пупсов. У меня было две куклы, похожих на маленьких детей, но в них меня привлекло не сходство, а размер: в отличие от барби их можно было основательно потрогать, а не просто в руке подержать. Я терпеть не мог игру в «дочки-матери», кажется, я играл в неё раза два, первый раз заявив, что моей «дочке» уже лет восемнадцать, что весьма озадачило соигроков и расстроило игру, а во второй я не продержался и пяти минут, просто сказав, что мне скучно. Мои игры отличались сложность сюжетов и размахом, они походили на научно-фантастические или фэнтезийные истории, а линии «женской» роли в семье там вообще отсутствовали, даже романтические связи я отыгрывал крайне редко, и далеко не всегда они выходили гетеросексуальными. Насколько я помню, моя мама отлично знала, во что я играю, но никогда не осуждала и не запрещала, я вообще не помню никаких комментариев по этому поводу.
© Иллюстрация Дарьи Данилович Я не помню ничего о женской социализации и в школе: у меня был авторитет, мой интеллект признавался, и я никогда не сталкивался с отношением вроде «ты такая умная, хотя и девочка», или «зачем девочке быть умной, ваше дело семья и быт». Я был способным учеником и до конца обучения ни разу не слышал ничего сексистского в адрес своего приписанного пола.
В подростковом возрасте я скорее сам старался вписаться в рамки цисгетеронормативности, в каком-то смысле пытался «получить» женскую гендерную социализацию, вписаться в «женский опыт», но у меня это не слишком хорошо получалось. Из «уникального женского опыта» мне вспоминается разве что пользование косметикой и попытки носить «женскую» одежду — и для меня этот опыт скорее говорит про давление циснормативной культуры на транс*персон. Я помню, что в подростковом возрасте красился или выбирал «феминную» одежду из-за желания «быть как все», говорил себе: «Ну, вроде как я девушка, а они делают так, значит, и мне нужно». Для меня это описывает мимикрию под ожидания скорее от цис-человека, чем от женщины. В те годы я чувствовал себя «своим» в компании цис-парней, и в моей жизни, к счастью, не было историй, связанных с домогательствами. Учителя также никогда не отпускали комментарии в духе «ударил — значит любит», «заглянул под юбку — оказывает внимание, гордись и радуйся, тыжедевушка».
А после я проникся готической субкультурой: несколько лет сурово обводил глаза чёрными тенями и карандашом и носил одежду, далекую от присущей «настоящей девушке», уж точно не из-за женской социализации и не с целью «понравиться мужчинам», а соответствуя правилам субкультуры. В которой, кстати, использование косметики не считалось частью «женского опыта».
© Иллюстрация Дарьи Данилович Это не рассказ о моей уникальности — я не хочу сказать, что гендерная социализация меня не коснулась. Я также признаю, что мне очень повезло с принимающим и безопасным окружением. Я не отрицаю, что кому-то не повезло, и что он_а рос_ла в более консервативной семье, в среде, где с детства транслировались сексистские установки. Но мне кажется важным признавать, что наша социалиация продолжается всю жизнь и охватывает куда больше аспектов, чем гендер. Я верю в свободу воли и выбора каждого человека, которые влияют на нас не меньше, а порой и гораздо больше, чем воспитание и окружение. Я также знаю, что наш опыт не может быть универсальным, а значит, некорректно утверждать, будто все персоны, которым был при рождении приписан одинаковый пол, социализировались одинаково. Мне кажется, что попытка разобрать опыт транс*персон на «этапы», утверждая, что они сперва социализировались в предписанном им поле, а после частично переняли стереотипные маскулинные или феминные черты, просто привязывает нас ещё больше к гендерным стереотипам. Если транс*парень не стремится к маскулинности или если его личности присуще то, что принято считать феминным, это не значит, что его «всё устраивало» в женской социализации. Это также не даёт людям право приписывать его по умолчанию к «женщинам», или к «женщинам со звёздочкой», или к «людям с женской социализацией». Если транс*девушка не стремилась следовать гендерным стереотипам о феминности, это не значит, что у неё обязательно была «мужская гендерная социализация». Транс*парень, который в детстве любил играть в куклы, или транс*девушка, игравшая в машинки, не становятся автоматически носителями «мужского» или «женского» опыта — они просто парень и девушка, которые в детстве делали то, что им нравилось.
У каждой цисгендерной женщины и у каждой персоны, которой при рождении был приписал женский пол, свой собственный уникальный опыт. Он остаётся уникальным даже в тех сферах, которые наше общество привычно называет «типично женскими». Когда мы говорим о «гендерной социализации» как о монолите, в который все должны вписаться, мы создаём настолько узкую рамку, в которую не впишутся по умолчанию даже цис-люди, не говоря уже об опыте транс*персон. И, с одной стороны, это создаёт недостижимый идеал, мир, в котором существуют «правильные» женщины и мужчины и «другие», «недотянувшие». А с другой стороны, наш личный опыт ставится под сомнение — ведь «идеалу» виднее. Так, например, «женский» опыт у персон, которым был при рождении приписан женский пол, вне зависимости от их самоопределения становится поводом причислить их к «всё-таки женщинам» или «не совсем мужчинам». Навязанная социализация и абстрактный «общий опыт», который мы все переживали по-разному, отдаляет нас друг от друга, словно говоря, что мы никогда не станем «своими» в той группе, к которой себя относим.
© Иллюстрация Дарьи Данилович Я убеждён, что не опыт и социализация делают женщину женщиной, а мужчину мужчиной, а персоны делают свой опыт мужским или женским. Да, у транс*женщин нет месячных, а цис-женщинам незнакома гендерная дисфория. Но это не значит, что цис-женщину делают месячные, а транс*женщину — дисфория (учитывая, что не у всех цис-девушек есть месячные, и не все транс*персоны испытывают дисфорию или же испытывают её в равной степени). Это просто уникальный опыт отдельных цис- и транс*персон. Он делает нас разными и особенными, но он точно не является нашим изъяном или недоработкой и не делает нас менее «достойными» своей идентичности.
Я не хочу, чтобы мой опыт считался «женским». Даже тот, который попадает под определение женской гендерной социализации или совпадает с таким же у некоторых, или даже многих цис-женщин. Мой опыт — это опыт небинарного парня-андрогина, маскулинной персоны, если угодно, и ничей больше. Так же, как и опыт каждого или каждой из вас. Я также не хотел бы, чтобы ко мне относились как-то «особенно», постоянно держа в уме, что я транс*персона или что пол, который был приписан мне при рождении, отличается от моей идентичности, местоимений и самопрезентации.
Я знаю, что мы все имеем право определять себя и свой опыт по-своему. Для кого-то его или её отличия и переживания, связанные с гендерной социализацией, очень важны. Если вы транс*персона и вы чувствуете, что вам некомфортно, когда вас включают в какую-то большую гендерную категорию, основываясь лишь на вашей идентичности без учёта опыта социализации, — вы в праве говорить об этом и обозначать свои границы. Я знаю транс*женщин, которым важно, чтобы их не определяли как «просто женщин», потому что так они борются со стиранием своей транс-идентичности. Я знаю транс*мужчин, которым важно говорить о своём опыте «женской» социализации, потому что в этих словах для них сосредоточены боль и солидарность с феминистским сообществом. Но также для меня важно, чтобы мы не переносили свой опыт и ожидания друг на друга и не говорили от лица всего транс-сообщества. Оставляя за каждым право решать самим, мы не только обозначаем свои собственные границы, но и с уважением относимся к чужим.
