«Скромное обаяние квир, или квир как иллюзия» » MAKEOUT — Журнал про гендер и сексуальность

Паняцце «квір» паступова ўплятаецца ў тканіну рускамоўнай ЛГБТ і фемінісцкай прасторы. У той жа час заходнія фемінісцкія тэарэтыкі, якія першапачаткова ўвялі гэта паняцце ў акадэмію, самі паступова ад яго адмаўляюцца, а англамоўныя актывісты да гэтага часу неадназначна ставяцца да яго выкарыстання ў актывісцкім асяроддзі.

Ці сапраўды «квір» — адэкватнае паняцце для сучаснай рускамоўнай ЛГБТ-прасторы? Што мы як супольнасць атрымліваем і страчваем, выкарыстоўваючы гэта паняцце? Ці магчымы нейкі спецыфічны «квір-актывізм» па-руску? Вядоўца прапануе сваё бачанне адказаў на гэтыя пытанні і дасць магчымасць аўдыторыі выказаць сваё разуменне тэмы.

Валерый Сазаеў — заснавальнік ЛГБТ-служэння Nuntiare et Recreare; цягам шэрагу гадоў адзін з сакаардынатараў «Тыдня супраць гамафобіі» ў Санкт-Пецярбургу, а пазней і ў Расіі і «Дня Маўчання» ў Санкт-Пецярбургу і Расіі; адзін з заснавальнікаў Пецярбургскай ЛГБТ-арганізацыі «Выход»; двойчы ўваходзіў у Раду Расійскай ЛГБТ-сеткі; эксперт ЛГБТ-кінафестывалю «Бок о Бок»; сябра аргкамітэтаў дзвюх навуковых канферэнцый па ЛГБТК-даследаваннях; працаваў менеджарам праекта LaSky-Санкт-Пецярбург; дырэктар ЦСІІ «Действие»; спецыяліст па культуралогіі, магістр рэлігіязнаўства, гендарны даследчык, наратыўны практык; аўтар шэрагу публікацый па шырокім спектры пытанняў ЛГБТ-супольнасці і руху.

Арганізатары: медыялабараторыя 34mag.net, MAKEOUT

Прежде чем говорить об этом скромном обаянии, я хочу у вас просить: кто из вас любит мороженое? Большинство — да? Очень многие. Здорово, спасибо! А у вас было такое состояние, настроение, словно вы очень-очень хотите мороженого? Вот просто полцарства за мороженое — было такое состояние? Было, спасибо! У меня тоже такое состояние регулярно случается. А вот представьте, что вы очень-очень хотите мороженое, а рядом с вами находится человек, который принесет вам кусок мяса. Хорошо прожаренную отбивную, с кровью. Извините, веганы, — я знаю, что многие из вас, тут присутствующих веганы, — представьте, что вы хотите мороженое, а вам приносят вот такой бифштекс. И вам говорят, что нет, это не бифштекс. Это мороженое. Как? Ты не веришь, что это мороженое? Подожди, нет, это не бифштекс, это мороженое. Ты должен съесть и поверить, что это мороженое. Я думаю, что у многих из нас будет не очень позитивная реакция на такое заявление, на такое мороженое, даже если этот бифштекс и был когда-то замороженным мясом, то это не совсем то мороженое, которое мы хотели.

Когда мы с вами говорим о «квир», то «квир» как концепт — он нас соблазняет. «Квир» как концепт — он нас привлекает. «Квир» как концепт, который позволяет деконструировать, разрушить, куда-то уйти вперед, в неизведанное путешествие по собственной сексуальности, по собственному гендеру, по собственной идентичности — и это такое его скромное обаяние. Кто-то из вас смотрел фильм «Скромное обаяние буржуазии», и буржуазия — это тоже некий концепт, некий конструкт, некий класс, который тоже очень многих привлекает, привлекает тех, кто не относится к этому классу. Мы с вами помним классиков марксизма, которые говорили, что пролетарий, обладающий ложным сознанием, стремится к тому, чтобы стать частью буржуазии. И получить тот капитал, пусть только символический, который есть именно у этого класса.

И «квир» в этом смысле — примерно такой же концепт. Потому что, во-первых, мало кто действительно знает, что такое «квир». Мы находимся на «квир-фесте»: если к обычным людям, «непосвященным», подойти и спросить: «А вы знаете, что такое «квир»?» — они затруднятся ответить. Может, многие из вас видели ролик, когда к людям на улице подходили и спрашивали: «Как бы вы отнеслись к тому, что ваш друг — гетеросексуал?» — видели, да? А вот представьте, что вы подходите и спрашиваете: «Как бы вы отнеслись, что ваш друг — «квир»?» — люди наверняка бы что-нибудь ответили, потому что неприлично, неудобно признаваться в собственной некомпетентности, сказать: ой, вы знаете, а я не знаю, что это такое. Или что-нибудь придумали бы. И вот эта придумка — она позволяет нам с вами конструировать новые пространства, позволяет уходить туда, где вроде бы до этого никто не был.

Мы с вами сегодня посмотрим, попытаемся понять, куда нас сможет завести вот эта дорожка, не знаю, скользкая или не скользкая — зависит от вашей обуви. Интеллектуальная рефлексия должна быть честной. И интеллектуальная рефлексия — она должна поднимать неудобные вопросы. Почему? Потому что если мы с вами стремимся изменить мир вокруг себя, то мы не можем врать самим себе. А если мы не можем врать самим себе, то мы не должны бояться задавать самим себе неудобные вопросы. Вопросы про «квир» на постсоветском пространстве (русскоязычном, белорусскоязычном, украиноязычном), неанглоязычном пространстве — это очень неудобные вопросы.

«Это понятие пришло, оно уже здесь, «квир» уже есть, но рефлексия над этим понятием, на мой взгляд, недостаточна»

«Скромное обаяние квир, или квир как иллюзия»

Когда мы с вами говорим о концепте «квир» на Западе, мы должны помнить, что изначально это слово переводится как «чудной», «извращенный», «странный», «чудаковатый» — это стандартное английское слово, которое есть. Постепенно это слово начинает использоваться в качестве оскорбления, несущего при этом крайне негативный сексуальный характер. Это понятие начинает использоваться по отношению к представителям лесби- и гей-сообщества. Что происходит дальше? Дальше, в конце 80-х — начале 90-ых годов, в США, как вы помните, бушует эпидемия ВИЧ, эпидемия СПИДа. Люди умирают в гигантском количестве, государство не заботится ни о каком лечении. В первую очередь умирают гомосексуальные и бисексуальные мужчины, но это не только, как мы помним, проблема мужского гей-сообщества, многие другие люди тоже умирают от этой эпидемии, но в первую очередь страдает именно мужское гей-сообщество.

На этой волне появляется несколько — как минимум две — важных инициатив: движение «ACT UP» [Полное название на английском «AIDS Coalition to Unleash Power» - «СПИД коалиция для мобилизации силы». Смотрите фильм об истории этого движения «United in Anger: A History of ACT UP» - «Сплочённые во гневе: история Экт Ап» (2012)], и то, которое нас сегодня больше интересует, «Queer Nation». Собственно, это первый раз, когда понятие «квир» начинает использоваться в позитивном значении, в позитивном смысле как эффект присвоения того слова, которое раньше использовалось исключительно как негативное, ругательное слово. «Queer Nation» в 1990 году на прайде в Нью-Йорке раздает свой манифест. Дословно название этого манифеста можно перевести как «Извращенцы, прочитайте это» — «Queers reading this» [Текст манифеста на английском языке можно прочитать здесь: http://www.qrd.org/qrd/misc/text/queers.read.this].

Почему происходит этот выплеск и почему «Queer Nation» начинает использовать концепт «квир»? Потому что, как я сказал, умирают люди. Тысячами, десятками тысяч. Не было ни одного гея и лесбиянок, которые общались с геями, у кого бы не было в окружении умерших людей. Эпидемия СПИДа, эпидемия ВИЧ нами с вами здесь, на постсоветском пространстве, не оценивается так, как она была прожита на Западе, в Америке в те годы. Мы с вами не ощущаем этого, потому что, во-первых, у нас, как правило, все инициативы, связанные с ВИЧ, с помощью и поддержкой людям, живущим с ВИЧ, — они как-то отдельно идут от ЛГБТ, от инициатив ЛГБТ-движения.

Это трагедия — а это действительно трагедия, когда умирают десятки тысяч людей, — приводит к тому, что люди ощущают гнев, бессилие, ярость, комплекс очень неприятных ощущений. И они говорят: окей, хорошо, ладно, если мы не можем ничего сделать мирными методами (имеется в виду писание петиций и т.д.), мы будем действовать более агрессивно. Ненасильственно, безусловно, «Queer Nation» действовали ненасильственными методами, но агрессивно. И начинаются очень активные компании по захвату промышленных / фармацевтических компаний, занимающихся производством или исследованием терапии, препаратами, которые назначаются больным. Начинается захват кафедральных соборов, например, в Нью-Йорке, когда кардинал очень негативно высказался относительно использования презервативов, потому что на тот момент было уже понятно, что презерватив помогает предохраняться от ВИЧ-инфекции; и много-много других агрессивных акций.

В этом манифесте написано, почему мы используем слово «квир». Там говорится о том, что понятия «гей» или «лесбиянка», которые использовались до этого в сообществе, приносят разделение, сепарацию, потому что говорят о том, что у геев и лесбиянок разные интересы, разные потребности. Но перед угрозой ВИЧ, как говорится опять-таки в этом манифесте, нам необходимо сплотиться, объединиться и выступать единой силой. И понятие «квир» может таким образом понять и почувствовать наше единство.

«Первоначально понятие «квир» начинает использоваться цисгендерными мужчинами, чтобы бороться с последствиями эпидемии ВИЧ, которая настигла гей-сообщество»

По этому поводу одна из радикальных феминистских теоретиков пишет:

Ещё одним способом заставить лесбиянок вновь культурно зависеть от геев стала квир-политика. Новая квир-политика претендует на то, чтобы быть инклюзивной и чтобы молодые геи и лесбиянки — как белые, так и цветные, — организовались под одной вывеской «квирности».

Кажется, что слово «лесбиянка» ушло на задворки истории. Слово «квир» пришло от термина «гей», но многие лесбиянки никогда не называли себя «геями». Универсальные термины, использующиеся для именования геев и лесбиянок, исторически всегда означали только мужчин. Геи и гетеро-общество использовали слово «гомосексуал» так, словно лесбиянок не существует. Если же возникала необходимость их упомянуть, то требовалось использовать прилагательное (поскольку геи были нормой), так лесбиянки стали "женскими гомосексуалами" (на русский это переводят как «гомосексуальные женщины» - прим. В.С.) Та же участь постигла слово "гей". Изначально "гей-освобождение" (gay-liberation) должно было охватить геев и лесбиянок, но лесбиянки сочли необходимым не только сепарироваться, но и создать свои собственные слова чтобы описать свой специфический опыт. Слово "лесбиянка" имеет важную историю. Оно помогло сделать так, чтобы лесбиянки стали представлять собой больше, чем просто под-категорию геев. У лесбиянок было слово, которое позволяло развить свою собственную, лесбийскую гордость, культуру, сообщество, дружбу, этику. Изначально слова "гомосексуал" и "гей" не предназначались только для обозначения мужчин, но стали таковыми в результате простого факта политической реальности; того, что у мужчин больше социальной и экономической власти; той самой власти, которая позволяет мужчинам определять что такое культура и сделать женщин невидимыми

Sheila Jeffreys, Lesbian Heresy

Это если мы с вами обращаемся к истории слова «квир».

Слайд «манифестация квир-нэйшн»

Слайд — один из плакатов квир-нэйшн

Слайд — много плакатов квир-нэйшн

Если мы с вами посмотрим на эти плакаты, то увидим, что они обращаются и к геям, и к лесбиянкам, обращаются к сообществу, чтобы оно объединилось и восстало против эпидемии, чтобы гетеросексуальное большинство задумалось и начало что-то делать. Потому что власть в фармацевтических компаниях принадлежала гетеросексуальному большинству. Безусловно, там были скрытые геи и лесбиянки, но насколько они помогали или мешали, мы не знаем.

Слайд — плакат квир-нэйшн

Мы здесь видим четкую привязанность в т.ч. и к биологическому полу и сексуальной ориентации. Гомосексуальные мужчины-геи и лесбиянки — гомосексуальные женщины — это тот самый прайд, где раздавались эти манифесты, которые призывали задуматься и теперь использовать слово «квир». Использование слова «квир» в тот момент было важным еще и с точки зрения деконструкции, переосмысления, разрушения гегемонии, господства гетеросексуального общества над языком. Потому что, понятное дело, мужчина создал язык, т.е. есть такая теория, которой придерживаются некоторые радикальные и не только радикальные феминистки. Точно также есть и другая теория, которая говорит, что гетеросексуалы создали язык. И сама эта способность именовать — я именую кого-то, кем-то называю — это эффект привилегии: если я именую, значит, у меня есть власть, есть привилегия именовать. И если нас назвали извращенцами — значит, нас посчитали, нас объективировали, и, таким образом, нашего мнения никто не спросил. В тот момент, когда «Queer Nation» заявил, что мы забираем это слово обратно, они говорят, что всё, теперь мы — субъекты, мы сами будем конструировать язык, который будет изменять те значения, которые вы привнесли в него. И в этом смысле очень интересное высказывание есть:

…квир-теория должна всегда настаивать на своей связи с изменчивостью знака, с напряженностью между разрушением означающего с достижением омертвевшей материальностью буквы и участием в системе отсылок, внутри которой и генерализуется само значение

Ли Эдельман. Будущее – детская затея // Техника «косого взгляда».
Критика гетеронормативного порядка. – М., 2015. – с. 245.

Это очень интересная мысль, появляется уже в академии, которая стала рефлексировать и осмыслять опыт активистов.

И здесь мы с вами приходим ко второму важному моменту. Когда активисты — геи и лесбиянки — стали выступать под знаменами «Queer Nation», академики, люди, которые занимаются лесбийскими и гей-исследованиями, стали осмыслять, теоретизировать и описывать их опыт, и появилось два важных и новых понятия: «квир-теория» и «квир-исследования». По-русски их иногда смешивают. Вот новая книжка, может, вы еще не видели ее — «Критика гетеронормативного порядка. Техника косого взгляда» — вышла в этом году под редакцией Ирины Градинари в Москве. Здесь очень важные классические тексты, но здесь еще и весьма интересное предисловие автора, которое выдает в ней цисгендерную гетеросексуальную женщину не только по количеству «гомосексуалистов» и «гомосексуализма», но и просто потому, что она не разделяет квир-теорию и квир-исследования.

Квир-исследования — исследования любой инаковости, которая не вписывается в гетеросексуальный, гетеронормативный порядок. Тех людей, которые говорят, что они не вписываются, презентуют себя как невписывающиеся: травести, «буч», драг-квин, драг-кинг, садомазохистские практики — все это начинает исследоваться академиками. Исследуют они это различными методами, как правило, дисциплинарными, а иногда методы становятся междисциплинарными, и они используют культурологические, социологические методы. На этом фоне у них возникают какие-то проблемы с описанием предмета исследования, и тогда они начинают изменять традиционные методы новыми подходами. И так появляется квир-теория. Квир-теория как плоть от плоти постмодернистской, постструктуралистской теории, которая стремится деконструировать, разрушить очень многие аспекты классического знания, классического понимания, классического рационализма.

Джудит Батлер — это имя, которое вы знаете, наверное, все — считается одной из матерей-основательниц квир-теории: ее книга «Gender Troubles», в которой она анализирует перформативность гендера, предлагает теорию о перформативности гендера. При этом сама Джудит Батлер никогда не называла себя квир-теоретиком и никогда не считала, что она занимается квир-теорией. При этом некоторые феминистские исследователи говорят о квир-теории буквально следующее:

Создание квир-теории повторно закрепило гендерные инверсии в понимании гомосексуальности посредством того, что гей/лесбийская политика были объединены с транссексуальностью в общую коалицию «ЛГБТ». Создание такого объединения особенно удивительно потому, что исторически транссексуальность была средством устранения гомосексуальности. Те геи и лесбиянки, которые не могли справиться с внутренней гомофобией, подвергались медицинскому вмешательству с целью «сменить пол» так, что вместо гомосексуальных людей они «превращались» в искалеченных и искаженных гетеросексуалов

Sheila Jeffreys, Unpacking Queer Politics

Это написала Шейла Джефри в книге «Распаковывая квир-политику». И если мы с вами вспомним современные арабские страны, Саудовскую Аравию, то, в общем-то, ее высказывание приобретет полный смысл, поскольку в Саудовской Аравии, как мы с вами знаем, операции по хирургической коррекции пола и гормональной терапии являются бесплатными. Лесбиянки и геи (которых за гомосексуальность в противном случае могут убить) идут на такие операции, чтобы продолжать жить.

Соответственно, мы с вами видим разные аспекты: один очень большой — квир-политика, квир-активизм, а второй — квир в академии, где у нас есть квир-исследования и квир-теория. И как мы видим, эти понятия используются сначала очень однозначно: как понятия, которые репрезентируют, представляют геев и лесбиянок. Позже к ним добавляются остальные понятия. Сейчас, как пишет ваша, минская, замечательная исследовательница Татьяна Щурко,

…квир — это отсутствие желания определять себя в терминах той или иной стабильной идентичности. Именно поэтому сужение данной категории лишь до ЛГБТ не совсем верно. Любые попытки четкого фиксирования вариаций приведет к конструированию новых идентичностей, не охватывающих весь спектр и многообразие практик, с которыми на самом деле сталкивается индивид на протяжении всей своей жизни

Татьяна Щурко. Квир как «полезная категория» анализа //
Квир-сексуальность: политики и практики. – Минск, 2014. – с. 7.

В итоге мы с вами приходим к тому, что изначально желание гей-лесбийских активистов взять слово, экспроприировать его у гетеронормативного порядка и объединить в нем геев и лесбиянок для совместной борьбы приводит к размыванию этого понятия.

«Теперь любой человек, независимо от того, гей он или лесбиянка, транссексуал, гетеросексуал и т.д., может говорить о себе как о квире. Это очень интересно, очень серьезно, очень необычно и очень, на мой взгляд, опасно»

Опасно потому, что мы с вами видим, как происходит очередная подмена понятий, очередное, на мой взгляд, извращение стратегии, которая вначале имела смысл, а сейчас играет на руку тому самому гетеронормативному, гетеросексистскому, патриархатному порядку.

Когда мы пытаемся говорить обо всех людях (в Москве активисты выходили с лозунгом «Ты тоже квир», обращаясь к бесконечному большинству) — мы утрачиваем и само понятие, т.е. означающее, утрачиваем и то, что оно пытается означать, т.е. означаемое. Оно становится пустым, потому что бесконечное множество — это ничто, пустота. Можно идти и другим путем и определять квир через то, чем он не является. Но мы приходим тогда только к двум вещам: квир — это не традиционное, патриархатное, гендерное распределение ролей, и квир, как его сейчас некоторые активисты стали понимать, — это не про цисгендерных геев и лесбиянок. Потому что пока квир-теория развивалась, некоторые теоретики стали использовать ее вместе с понятием «гендер-квир». И в русском языке очень часто в дискуссиях и когда люди пишут о гендер-квир — у них слово «гендер» вначале куда-то исчезает, и они говорят просто о квир. Так происходит путаница.

Для меня лично очень важно, когда я хочу мороженое, не получить кусок мяса. Очень важно, когда я читаю какой-нибудь текст, понимать слова, которые в этом тексте используются, так же, как понимает их автор этого текста. Но если автор предварительно не объясняет, как он использует это понятие, я понимаю что-то другое — не то, что хочет сказать мне автор. И когда представители гендер-квир сообщества используют понятие «квир» без предварительного использования понятия «гендер…»… «квир», смысл их текста меняется. Смысл их политического послания меняется, смысл их политического активизма меняется, и смысл теории тоже меняется.

Когда мы с вами говорим об использовании этого понятия в английском языке, мы видим традицию, историю, видим, как оно развивается. И если мы знаем английский язык — оно нам понятно. Когда мы с вами приходим в русскоязычное, или белорусскоязычное, или украиноязычное пространство и начинаем использовать понятие «квир», мы прячемся. Почему прячемся? Потому что, как мы об этом уже говорили, тех, кто знает это слово, мало. А если люди не знают этого слова, у них есть два выхода: либо притвориться, что они его знают, либо спросить. Как мы с вами знаем из нашего опыта геев, лесбиянок или бисексуальных людей, если это незнакомые люди, они не будут спрашивать. Если это знакомые — они могут иногда что-то спросить.

Многие активистские организации, как в Петербурге, так и в Украине — с коллегами я общался, — сталкиваются с тем, что приглашают, например, журналистов на семинары по поводу того, как корректно писать об ЛГБТ, а журналисты не приходят. Или приходит два-три человека. Не приходят потому, что журналисты знают и так (как им кажется), как писать об ЛГБТ. То же самое происходит с понятием «квир»: людям кажется, что они могут знать это понятие, могут его использовать, но в действительности не знают ни его историю, ни то, как это понятие используется сейчас.

В 2008 году [Поправка: первый квир-фест в Петербурге состоялся в 2009 г. – В.С.], когда проходил первый квир-фест, у нас была идея организовать культурное событие — мы хотели провести фестиваль лесбийской, гей-культуры с привлечением бисексуальных активистов, транссексуальных активистов, но мы понимали, что если мы используем слова «бисексуал», «гей», «лесбиянка» в названии нашего фестиваля, то будут проблемы. И мы стали думать, как нам можно спрятаться. С одной стороны, надо проводить — хотим, это здорово, это круто, а с другой — мы хотим обеспечить безопасность людям, которые придут, в том числе и самим себе. Хотя в 2008 году в России не было такой гомофобии, как сейчас, не было законов как сейчас, но мы все равно опасались за безопасность.

Слово «квир» возникло как спасительная звезда, обаяние его нас обаяло, и мы стали называть фестиваль «квир-фестом». В рамках этого фестиваля в 2010 году мы провели научно-практический семинар «Возможен ли «квир» по-русски?», и разные исследователи, мыслители и мыслительницы выступали там, мы много обсуждали, пытались понять, действительно ли квир по-русски — это окей, это адекватно. Тогда, в 2010 году, мы ни к чему не пришли. Ольгерта Харитонова, которая позже опубликовала свою статью в том числе и в этом сборнике, проговаривала очень интересную и очень важную, на мой взгляд, мысль. Ольгерта Харитонова — это лесбийская активистка из Москвы, не так давно у нее вышла книга, которая называется «Манифест феминистского движения России». Очень интересный и сильный текст, рекомендую.

Относительно квир она писала следующее:

На мой взгляд, стремление к признанию квир — это стремление к возрастанию энтропии, к состоянию виртуального вакуума и хаоса пустоты. Это концепция разрушительная, а не созидательная. Термином «квир», по сути, обозначается не утверждающая, не подвергаемая определению/определиванию сущность, а нечто отрицающее. Им не утверждается, каково это «иное»/ненормативное, а лишь отрицается нормативное. Квир отрицает рамки гетеросексуальности и простирается в бесконечность. Этот термин не может быть самоценен, поскольку он построен на отрицании. Таким образом, отрицаемое будет первичным и более значимым

Ольгерта Харитонова. Квир как отрицание //
Квир-сексуальность: политики и практики. – Минск, 2014. – с. 22.

Очень сильные слова, на мой взгляд. Сильные потому, что они обращаются для меня лично к моему опыту. Почему я живу? Почему я живу как человек? Почему я являюсь гей-активистом? Почему я выбираю борьбу, а не мирное существование? Можно ли выстраивать себя, свою жизнь на постоянной борьбе, на постоянном отрицании? Или все-таки я хочу, чтобы что-то позитивное, утверждающее было в моей жизни? Для меня это вопросы, которые я задаю себе постоянно. Мы можем с вами бороться за мир без гомофобии, трансфобии и остальных фобий, за мир без расизма, сексизма и прочих форм дискриминации, но можем и бороться за мир гендерного разнообразия, мир признания, в конце концов, за мир, наполненный любовью. Это не пустые риторические фигуры, это не просто слова. Это то, что определяет наши стратегии. Безусловно, чтобы построить что-то новое, иногда необходимо подорвать старое, чтобы расчистить место для строительства. Но занимаемся ли мы только постоянным подрывом, постоянной субверсией — как об этом пишет Батлер — или же начинаем конструировать наш новый мир?

Эти вопросы я задаю себе постоянно в контексте работы, которую мы проводим в Петербурге. И когда я прихожу на мероприятие, для меня важно, чтобы кроме «борьбы против», кроме «свободы от», была бы еще и «борьба за», была бы еще и «свобода для». И если этого нет, для меня это звоночек: что я делаю, что делают эти люди? Это действительно про создание мира, в котором я хочу жить, или это, к сожалению, только попытка людей решить свои собственные невротические проблемы, в которые они пытаются вовлечь меня?

Ответы на эти вопросы бывают очень разные. Это зависит от пространства. Мы с вами постепенно перешли к пункту плана, который называется «Квир в современной России». Когда мы используем слово «квир» — мы прячемся, потому что его не знают. Когда мы используем слово «квир», мы прячем свою идентичность как геев или лесбиянок, бисексуалов. Почему? Потому что квир-идентичность невозможна. Ну, вот так написано в книжках, это не я придумал. Так писала Джудит Батлер, так написали остальные люди, которые считаются «пророками квир-теории». Квир призван подрывать любую идентичность. Извините, я не хочу, чтобы мою идентичность как гея, которую я выстраивал многие годы с большим трудом, подрывали. Для меня важно быть геем. Для кого-то важно быть лесбиянкой. Для кого-то важно быть бисексуалом. Мне скажут, для кого-то важно быть квир, — окей, но как можно быть тем, что не определено?

Солидарность — очень важное понятие в любом социальном движении. Возможна солидарность между геями. Возможна солидарность между геями и лесбиянками. Возможна солидарность между геями, лесбиянками и бисексуалами. Возможна солидарность между геями, лесбиянками, бисексуалами и транссексуалами. Возможна ли солидарность между квир — я не знаю. Потому что само понятие «квир» разрушает понятие «сообщество». Само понятие «квир» говорит о том, что вас нет. Вы как сообщество геев, лесбиянок, бисексуалов не существуете. Это сообщество является продуктом гетеронормативной, гетеросексистской системы. И когда вы объединяетесь и, более того, начинаете говорить о себе как о лесбиянках, геях и бисексуалах, вы поддерживаете гетеронормативную систему, гетеронормативное сообщество и порядок.

Именно поэтому вам не нужно делать камин-аут. Поэтому у вас не может быть никакой гей- или лесбийской гордости. Вы же не хотите поддерживать гетеронормативный, гетеросексистский, патриархатный порядок? Когда отсутствует солидарность — идея совместных действий тоже ставится под вопрос. В итоге к чему мы приходим? Мы приходим к тому, что нам и не нужен никакой активизм. И мы все прекрасны и замечательны в своем разнообразии и исследуем различные поля своей сексуальности, гендерной идентичности. И в этом нашем личном проживании мы творим эту самую политику, потому что подрываем традиционное понимание политики.

Окей, подорвали. Но законы принимаются по-прежнему, и у власти находятся всё те же. И если там не слышно солидарного голоса какого-либо сообщества, какой-либо социальной группы — этот мир не будет меняться. Нет, он может измениться в нашем маленьком гетто, в нашем маленьком микромире. Но то ли это, чего мы действительно хотим?

«Не получается ли это опять-таки возвращением в то самое гетто, из которого мы пытались выйти? В то самое гетто, в которое нас пытается опять загнать гетеросексистский порядок»

Когда мы используем слово «квир» по-русски — мы прячемся. Потому что одно дело — сказать другому человеку «Я – гей» или «Я – лесбиянка», а другое — сказать человеку «Я – квир». Вместо того чтобы сказать другому человеку, что «я – квир», можно прочитать ему лекцию по квир-теории. И это будет замечательно, это будет увлекательно. Но когда вас, не дай бог, встретят на улице и, не дай бог, будут избивать за то, что вы — «квир» (по-русски это слово не используется, по-белорусски — тоже), но вас будут избивать за то, что вы «пидарас», «извращенец», «лесбуха» — будут использоваться эти понятия.

И если мы с вами говорим о том, что необходимо подрывать гетеронормативный, гетеросексистский порядок, в наших с вами языках — в русском и белорусском — есть масса слов именно для этого. И эта масса слов нами не востребована. Мы предпочли спрятаться за словом «квир», потому что оно непонятно. Оно безопасно. Мы можем это делать, только давайте спрашивать себя: почему я делаю именно это? Почему я предпочитаю взять именно английское слово, которое стало модным в последние 25 лет? Сейчас очень модно говорить о сопротивлении культурному колониализму — и при этом мы используем слово «квир». Почему? Что нам дает использование этого слова? Что мы приобретаем, используя это слово? Безопасность, да. И это важно и ценно. А что мы теряем, используя это непонятное большинству слово?

Действительно ли использование этого слова позволяет нам приближаться к достижению целей, которые есть у нас как у сообщества, как у движения? Когда я отвечаю себе на эти вопросы, я понимаю, что нет. Но чтобы ответить на эти вопросы, я должен сначала понять, какие цели у ЛГБТ-сообщества. Какие цели у ЛГБТ-движения? А это уже выход на совершенно другой уровень дискуссии. Что такое ЛГБТ-движение в современной Беларуси? Что такое ЛГБТ-движение в современной России? Хорошая цель — собраться вместе, весело провести время, повеселиться, отпраздновать свое разнообразие. И это может быть целью. Поддержать друг друга, проговорить свой опыт, осознать себя, понять, как мы выживаем в этом мире, — тоже хорошая цель. И то, для чего мы собираемся вместе.

Но есть у нас как движения цель изменить ситуацию для принятия других людей, того многообразия, о котором мы с вами сегодня говорим. И сейчас, здесь, в этом контексте, мы ничего не можем сделать. Или нам кажется, что мы ничего не можем сделать. Возможно, это не наша цель, возможно, это цель других людей в движении. Но как соотносятся цели нашей маленькой группы с целями другой группы? Не разрушает ли то, что делаем мы, то, что делают они? Не разрушают ли они то, что делаем мы? И вроде бы мы все принадлежим к одному сообществу, к одному движению. И это тоже вопрос, на который необходимо отвечать, когда мы думаем об использовании понятия «квир».

Когда мы с вами говорим о формировании политической идентичности лесбиянок и геев, мы неизбежно приходим к вопросу о том, что такое солидарность. Мы используем по-русски понятия, заимствованные у Запада, колонизировавшие наше сознание полностью, и мы не исключение, потому что английский язык сейчас — универсальный язык не только в политике, но и академии: если мы хотим понимать, что происходит в актуальных исследованиях, мы должны читать по-английски и думать в этих категориях. Но возникает следующий вопрос: мы действительно хотим быть настолько колонизированными или все-таки пытаемся осмыслять наш опыт на нашем языке? А если этого языка нет, давайте его придумывать! Хотя он есть. Я примеры приводил.

Почему мы используем слово «квир», а не слова «сексуальный извращенец»? Ведь «квир», если его дословно переводить, — это «сексуальный извращенец» или «извращенка». Нет, я не призываю использовать вместо слова «галоши» слово «мокроступы», я не про это. Но я про то, как мы с вами осмысляем себя. И, возвращаясь немножечко к практикам, которые есть: «Содом — в каждый дом!» — Кирилл Калугин.

Слайд — Кирилл Калугин держит плакат «Содом — в каждый дом!»

Да, это пример активизма в формате «Queer Nation». Женя Пирожков, тоже наш питерский активист, плакат прошлого года: «Содомия слаще меда!». Это тоже пример того самого «grassroots», начального квир-активизма в формате «Queer Nation».

Слайд — Женя Пирожков держит плакат «Содомия слаще меда!»

Я сейчас не высказываю своего отношения к этому, хотя оно у меня есть, и оно неоднозначное, но это понятно нам с вами. И это понятно нашим оппонентам. Откуда мы знаем, что это понятно нашим оппонентам? Да, это понятно нашим оппонентам. Потому что это они и есть. Вот слова «квир» я здесь не вижу.

Слайд — «Долой содом!»

Слайд. Надпись на плакатах: «Защитим детей от растлителей», «Москва - не содом!», «Петербург - не гомора!»

Следующий слайд. Надпись на плакатах: «Одесса - не содом! Содом не пройдёт!»

Завершая свое выступление, переходя к дискуссии, скажу, что «квир», как я упоминал в самом начале, — это вкусное понятие. Оно обладает притягательностью, обаянием. Безусловно, это понятие, которое имеет очень важное значение в контексте западного ЛГБТ-движения, в контексте западных практик, стратегий, тактик активизма, политик, деконструкции гетеронормативной системы. Но когда мы с вами переносим даже самое хорошее и работающее понятие в другой контекст, не учитывая этот контекст, понятие превращается в симулякр, в иллюзию. И, к сожалению, сейчас с использованием слова «квир» по-русски происходит именно такая инверсия.

Оно теряет само себя. И тот подрывной потенциал, который у него есть в английском языке и западном активизме, он не только не используется, но и не востребован современным активизмом, потому что у нас просто другой контекст, другой этап развития движения. Игорь Семенович Кон в свое время писал по другому поводу, что невозможно перепрыгнуть в день завтрашний, минуя день сегодняшний [Полная цитата звучит так: «Инициативы, не вписанные в социально-культурную традицию, неминуемо заглохнут, новаторские предложения окажутся наивными, а потраченное на них время – потерянным. И можно ли говорить о восстановлении исторической памяти, игнорируя вчерашний день? Строить мост из позавчерашнего дня в послезавтрашний, минуя вчера и сегодня». И.С. Кон. Психология социальной инерции. Цит. по: Валерий Созаев. ЛГБТ-движение в России: портрет в интерьере // Гендерные исследования. - № 20/21 – 2010. – с. 110.]. Вот мы все с вами еще, и в России, и в Беларуси, и в Украине, когда говорим об измерении прав человека для ЛГБТ, о построении ЛГБТ-сообщества — мы находимся во вчерашнем дне западного активизма. Потому что многие исторические законы мы с вами повторяем. И «квир» в этом смысле — это даже не завтрашний день, это день послезавтрашний. А может, этот день никогда и не наступит, я не знаю. Но «квир» уже здесь. И «квир» уже есть. И мы постепенно привыкаем к этому. Другой вопрос, действительно ли это «полезная категория» для нашей с вами работы, для нашего с вами анализа и бытия. Но я хочу сказать большое спасибо понятию «квир» уже за то, что оно позволяет нам с вами задуматься об этом, и для меня это самое ценное, что может быть в этом пространстве.