Беседуют Ольга Андреевских, Александр Першай и Яна Ситникова.
Часть активисток и активистов, исследовательниц и исследователей использует названия профессий с нижним подчеркиванием, например, блогер_ка, дизайнер_ка, студент_ка, чтобы визуально показать включенность небинарных форм гендерной идентичности в общий языковой и социальный контекст [2]. Другими словами, чтобы проиллюстрировать тот факт, что, например, кроме женщин и мужчин, учител_ями и учитель_ницами равно как и во всех областях могут работать люди, идентифицирующие себя как трансгендерные, интерсекс, агендерные и т.д. Иногда вместо нижнего подчеркивания используют звездочку — читатель*ница, актр*иса и др. Предложенные варианты по разным причинам устраивают не всех, равно как и развитие и популяризация гендерно-нейтрального языка заслуживает бóльшего внимания. Поэтому снова и снова возникает необходимость обсуждать сексизм в языке и лингвистическую инклюзивность, т.е. включенность в язык и культуру всех гендерных групп и идентичностей.
Трансгендерная активист_ка Яна Ситникова на своей странице в «Фейсбуке» поделилась своими мыслями про возможные варианты нейтрализации языка[3]:
После чтения вчера перед сном одной статьи по поводу санскрита среди ночи мне пришла новая идея на тему гендерной нейтрализации русского языка. Предыстория: мне достаточно давно перестали нравиться подчеркивания (напр. «активист_ки») и я пытаюсь найти им замену. Идея состоит в использовании придыхания конечного согласного основы с прибавлением -а или -и (ед. или мн. число). Например: «я/ты сказалха», «активистхи», «учителхи», «союзникхи» и т.д. Понимаю, что это выглядит на письме достаточно странно, но тут идея в том, что х не должно произноситься как отдельный звук, а как предыдущий согласный с придыханием.
Для обсуждения гендерной нейтрализации языка к Яне Ситниковой присоединились российская лингвист_ка Ольга Андреевских и беларусский автор и лингвист Александр Першай.
© Иллюстрация Дарьи Данилович / Изображение-коллаж. На фон фиолетового цвета равномерно в несколько рядов нанесены тёмные овалы, напоминающие отпечатки пальцев. Поверх наложена страница из беларусского паспорта, где на месте фотографии изображена фигура без лица. Дата рождения перечёркнута красным крестиком. Ниже паспортной страницы по центру коллажа наложена голова человека. Е_е глаза закрыты, губы разрисованы в розовый цвет. Справа и слева от головы изображены в ряд белые горизонтальные «птички» (как в нижнем ряду паспорта).Александр Першай: Яна, с чем связано ваше предложение использовать придыхательную букву х? Как на ваш взгляд в русском языке придыхательное х сможет ассоциироваться с гендерной нейтральностью и какую смыслообразующую функцию эта буква несет в источнике? Расскажите, пожалуйста, о логике этой идеи.
Яна Ситникова: В этом не было никакой логики. Я читала на ночь статью «Orality and textuality in the Indian context» [4]. А т.к. я давно думаю над гендерной нейтрализацией русского языка, то во сне у меня все это смешалось, и мне приснилась эта форма. Признаться, во сне мне она больше нравилась, чем наяву.
Моя идея заключается не в подчеркивании/озвучивании гендерной небинарности, сколько в стирании бинарности, что не одно и то же. По аналогии, ввести опцию «третий пол» в паспорт не то же, что убрать графу пол. Это не «инклюзия» еще одной группы в уже существующую систему, а перестройка самой системы. Отчасти этим желанием разорвать связь с настоящим и объясняется мой радикальный подход к реформированию языка.
© Иллюстрация Дарьи Данилович / Изображение-коллаж. В верхней половине изображения на фон сиреневого цвета равномерно в несколько рядов нанесены фиолетовые овалы, напоминающие отпечатки пальцев. В нижней половине коллажа плотно в ряд стоят фигуры, изображённые со спины. На них — жёлтая одежда. Их головы по форме тоже напоминают отпечатки пальцев. В верхней части, по центру коллажа, наложена страница из беларусского паспорта, где на месте фотографии изображена фигура с овалом, напоминающим отпечаток пальца, вместо лица. Дата рождения перечёркнута красным крестиком. А.П.: Здесь необходимо уточнить, что гендерную нейтрализацию языка можно понимать в «широком» и «узком» значении. В «широком» значении речь идет о нейтрализации сексизма в языке:[5] первоначально речь шла о том, что гендерно-нейтральный язык будет работать на инклюзию, включение для женщин, дав им равные с мужчинами возможности для лингвистического (само)выражения [6]. Позднее идея «включающего» языка распространилась на небинарные идентичности, предоставляя равные лингвистические средства трансгендерным и интерсекс- людям. Начала создаваться специальная лексика для небинарных групп, например, специальные трансгендерные местоимения в английском — s/he и ze, употребление they в единственном числе и т.д. [7] Феминисткие лингвистические реформы (которые, кстати, отличаются в разных странах) оперируют двумя основными подходами для гендерного «выравнивания» языка. Первый способ – феминизицация, которая предлагает, создает или реконструирует женские номинации — феминитивы, с помощью которых говорящие показывают, что женщина существует в языке и обществе, например: не все пилоты — мужчины, есть пилотессы. Второй способ — это нейтрализация, когда гендерный маркер вообще «стирается», т.е. подыскиваются формы, где пол носителя/носительницы не «виден», например, англ. policeman – police officer, postman – mail carrier и т.д. Так вот, второй способ иногда называют гендерной нейтрализацией языка в «узком» значении; в этом случае речь идет о нейтрализации пола/рода в языке. Это очень упрощенное объяснение показывает разницу в толковании термина гендерная нейтрализация языка и, соответственно, обусловливает отличия ожидаемых результатов. В своих исследованиях я придерживаюсь «широкого» подхода к гендерной нейтрализации, а Яна, судя по всему, придерживается «узкого» подхода.
Ольга Андреевских: Я с большим уважением отношусь к попыткам реформировать русский язык. Но если феминитивы совершенствуют уже существующую грамматическую категорию рода, то внедрение фонологической черты из другого, к тому же архаичного языка, мне кажется маловероятным. Можно рассмотреть предложенный вариант и задать следующие вопросы: 1. В каких современных индоевропейских языках сохранились придыхательные согласные? 2. В каких славянских языках они есть? 3. Были ли такие согласные в древнерусском языке? Если нет, то почему? 4. Существуют ли примеры успешной реформы современного языка (любого) путем внедрения атавистических черт? Если существуют, как они были претворены в жизнь? 5. Какую функцию выполняют согласные типа bh, dh в санскрите? В каких типах морфем (минимальная значимая часть слова, которая больше ни на что не разбивается) они встречаются?
В русском языке придыхательных согласных нет в принципе, х — отдельная самостоятельная фонема (кратчайшая звуковая единица, которую можно отличить по смыслу). В санскрите х — это часть звука bh. Поэтому, к сожалению, именно это Янино предложение не сработает. Оно подразумевает одновременное радикальное изменение фонетической и грамматической систем языка, поскольку предлагается как введение новой оппозиции по придыхательности для согласных и изменение довольного широкого спектра флексий (морфемы, стоящие в конце слова и служащие для связи слов в словосочетании или предложении). Осуществить столь серьезные языковые изменения просто нереально.
А.П.: Хорошо, а почему тогда у многих получается активно использовать феминитивы, которые тоже являются частью гендерной нейтрализации языка в «широком» значении? Ведь многие из них не всегда привычно «звучат» и нагромождают текст, особенно с усеченными двойными формами, например, посетилель_/-ница, режиссер_/-ка и др.
О.А.: Лексика — наиболее подвижный и постоянно меняющийся пласт языка. Внедрить новую лексическую единицу проще, чем искоренить грамматическую категорию или изменить одномоментно набор разных флексий. На мой взгляд, феминитивы приживаются так хорошо как раз по той причине, что они представляют собой расширение уже существующей категории рода. Там, где не существует формы женского рода, она создается за счет уже существующих в языке средств. Полагаю, поиск успешной гендерной нейтрализации языка должен идти по схожему пути. Иначе все нововведения останутся на уровне слэнга и канут в Лету. Кстати, не будем забывать о консерватизме и сопротивлении новому со стороны языковой нормы. Феминитивы, несмотря на их популярность в некоторых социальных группах, пока не признаны языковой нормой и не употребляются повсеместно. В поисках нейтрализации языка нам следует помнить, что в определенный момент нововведения, вероятно, должны будут принять массовый характер. Значит, они должны быть максимально емкими и эффективными, чтобы их распространение и нормализация произошли легче и быстрее.
© Иллюстрация Дарьи Данилович / Изображение-коллаж. На бежевом фоне изображена коричневая курительная трубка с фиолетовым ободком посередине. Под трубкой написано по-французски: «Ceci n'est pas un_e pipe». В артикле перед словом «pipe»/«трубка» используется нижнее подчеркивание, которое обозначает «gender gap».Я.С.: Похоже, мы говорим совсем о разных задачах. Мне нужен способ говорить о себе по-русски, не впихивая себя в женский либо мужской род. Конечно, было бы здорово, если бы гендерная нейтрализация прижилась повсеместно, но пока мои амбиции ограничиваются лишь личным использованием, и возможно, использованием новых форм в гендерно-небинарном сообществе. На сегодня некоторые говорят о себе в среднем роде, но лично мне это как-то не совсем подходит. Также есть упомянутое подчеркивание, но оно плохо подходит для устной речи, а для меня это тоже важно.
А.П.: Согласен, важно найти способ показывать языковую нейтральность говорящих как на письме, так и в речи. Подчеркивание — присутствует только на письме, но мне импонирует его символическая сторона. Например, блогер_ка aloevrukava пишет, что подчеркивание или «Gender_Gap» было заимствовано у немецкоговорящих квир-феминисток и символизирует пробел между гендерными категориями [8]. Подчеркивание также показывает, что между традиционными категориями есть языковое и культурное пространство для замалчиваемых на данном этапе гендерных идентичностей. Но как редактор, я понимаю и сложность употребления этого варианта, особенно если пытаться показать все «затертые» гендерные идентичности, которые «прячет» обобщенное мужское.
Я.С.: Хотя мне тоже нравится символизм подчеркиваний, стоит учитывать, что автоматический перенос этого нововведения из немецкого в русский может приводить к достаточно странным формам, в которых весь символизм теряется. Если в немецком «женские» формы образуются почти единообразно при помощи суффикса -in, например, нем. Student — Studentin (студент — студентка), то в русском способов феминизации намного больше, плюс сильнее развита система падежей. И если в немецком подчеркивание ставится между «мужской» основой и «женским» окончанием, символизируя тем самым внебинарные идентичности, то в русском могут возникать причудливые формы вроде участни_ц или е_ё, где обрубок слова перед подчеркиванием вообще непонятно чего символизирует. По той же причине, нет понятных правил, в каком месте ставить подчеркивание. Но даже если не обращать внимания на эти недостатки, все равно бросается в глаза, что слова с подчеркиванием это те же «женские» и «мужские» формы + символ подчеркивания, т.е. все равно мы отталкиваемся от бинарных форм. Тогда как хотелось бы иметь нечто совсем иное, никак не отсылающее к женскому или мужскому роду.
О.А.: Лингвистика как наука смотрит на изменения языка в исторической перспективе. И из истории мы видим, что на уже произошедшие, известные нам изменения в разных языках не повлияли исключительно активистские или даже государственные усилия, их просто недостаточно. Например, как упразднилась категория рода в английском языке? Из-за тесного культурного контакта со скандинавскими племенами английский язык практически полностью утратил морфемы, через которые выражались ранее категории рода и падежа. А потеря этих флексий ускорила и потерю самих категорий. Также и в русском языке и категория рода, и категория падежа будут устаревать и в итоге исчезнут за ненадобностью, т.к. они громоздки. Сначала исчезает контекст, делающий эти категории необходимыми, а после отпадают и унифицируются морфемы. Невозможно приказать языку в одночасье утратить категорию рода: для науки и языка этот процесс идет много лет и даже десятилетий.
© Иллюстрация Дарьи Данилович / Изображение-коллаж. На черном фоне снизу по центру фрагмент картины Рене Магритт «Влюбленные» — головы двух человек, склоненные в поцелуе; обе головые покрыты белой плотной тканью, лица не видны. Сверху над головами нарисован в зелено-сине-фиолетовых тонах символ трансгендерности — комбинация женского (зеркало Венеры) и мужского символа (щит Марса) с третьей, совмещенной «ручкой», представляющей трансгендеров — выглядит как круг с тремя стрелками, концы которых образуют перевернутый треугольник, если между ними провести линии. Между стрелками написано на английском: «Trans rights now!», «Queer rights now!», «Human rights».А.П.: Мне кажется, что мы пришли к очень важному выводу: гендерная нейтрализация в русском и некоторых других славянских языках — это не вопрос внедрения новой лексики, а пересмотр грамматических норм, задающих определенное видение пола и гендера. Поиск новых форм работы с категорией рода в языке отличается в так называемых синтетических и аналитических языках. Если говорить просто, то в синтетических языках грамматические значения передаются внутри самого слова, например, с помощью суффиксов, окончаний, ударения и т.д. К синтетическим языкам причисляют, например, русский и немецкий. В аналитических языках грамматические значения передаются за пределами самого слова, например, с помощью предлогов, артиклей и других служебных слов. К аналитическим языкам относятся, например, английский и голландский.
Мы часто забываем об этом важном различии, когда речь идет о гендерной нейтрализации. Например, мы ставим целью создать такие грамматические формы, в которых род/пол/гендер был бы не виден и перенимаем успешные языковые практики, например, из английского языка. Однако английский — это аналитический язык, его система позволяет проще и свободнее употреблять гендерно нейтральные формы: там не надо постоянно согласовывать глаголы, существительные, прилагательные и т.д. В то время как в русском или беларусском языках категория грамматического рода всегда присутствует. То есть, нужно принимать во внимание, что и откуда мы пытаемся заимствовать.
Но, главное — понимать цель гендерной нейтрализации. Важно помнить, что, помимо грамматики, употребление адекватного, нами самими выбранного местоимения, окончания или суффискса — это не “блажь”, а возможность полноценного существования. Равно как и употребление феминитивов важно, чтобы дети росли понимая, что строителем, профессором, президентом и т.д. может быть и женщина, и не обязательно цисгендерная.
О.А.: Здесь важны и мода, и социальные, и политические изменения. Например, реформа русской орфографии горячо обсуждалась еще при царском режиме, а массово была введена после революции (логично — разрыв с царским прошлым). В английском языке кардинальные изменения произошли во время датского и норманнского завоеваний. Распространение английского языка на территории британской империи привело к появлению гибридных языков на базе местных и английского, а также к отличиям между британским и другими территориальными вариантами английского. Коммуникация и скорость языковых изменений нарастает. Еще недавно было нормой говорить везде the man, he, а сейчас — the person и they. Во время моего студенчества меня учили, что правильно сказать по-английски each student can take his exams, а я своих студентов учу, что правильно говорить each student can take their exams. То есть, совместные усилия активистов, общественников, ученых и политиков — условие быстрых, эффективных и долгосрочных реформ языка.
© Иллюстрация Дарьи Данилович / Изображение-коллаж. На фиолетовом фоне по центру иллюстрации — черный раскрытый зонт. Под зонтом россыпь символов, словно дождь — тире, иксы, астериски. Сверху на зонте стоит стеклянный стакан, наполненный красной жидкостью. Слева направо через стакан проходит луч света, преломляясь в зеленоватую радугу.Я.С.: Спасибо за комментарии. Благодаря этой дискуссии я отчетливо поняла, что вот так наобум предлагать какие-то формы, не обладая минимальными знаниями в лингвистике, видимо, не стоит. Причина, которая вынуждает меня лезть не в «свою» область, состоит в том, что до этой самой дискуссии я видела полное игнорирование запроса гендерно-небинарных людей на создание небинарного русского языка со стороны тех, кто занимается лингвистикой профессионально. Обычно при выборе между стратегиями феминизации и нейтрализации языка учитываются исключительно лингвистические факторы, при этом не проговариваются социальные факторы, например, что феминизация часто приводит к подчеркиванию бинарности в языке, а не к ее стиранию. Надеюсь, мне удалось донести свою мысль о потребности разработки гендерно-нейтральных форм, в том числе и до лингвистического сообщества. Изменения в русском языке возможны. Если есть большое желание, то что-то придумать можно. Что-то из нововведений приживется, как, например, подчеркивания.
А.П.: Я не могу согласиться с Яной в том, что социальные факторы не учитываются, ведь иначе мы обесцениваем все достижения феминистской и гендерной лингвистики за последние 50 лет в разных странах, включая постсоветское пространство. Предложения по гендерной реформе языка всегда ставили своей целью социальные изменения [9], и люди, продвигающие эту область, руководствовались верой в то, что меняя гендерно-маркированную лексику, внедряя феминитивы и новую транс*терминологию мы меняем гендерный порядок и даем бóльшие политические и социальные возможности угнетенным и замалчиваемым группам.
Другой вопрос, что большой процент исследований и предложений по нейтрализации языкового сексизма основан на гетеронормативном и циснормативном понимании гендерных идентичностей, т.е. речь в большинстве случаев идет про мужчин и женщин, в этом я с Яной согласен. Британская лингвистка Дебора Кэмерон с начала 1990-х гг. критикует работы по нейтрализации английского языка именно по причине гендерной нормативности: многие исследовательницы заняты «заменой ярлыков», а не сменой системы, которая воспроизводит бинарный гендерный порядок. Кэмерон подчеркивает, что нужно менять систему, внутри которой такие гендерно-нагруженные номинации имеют смысл и предполагают ограничение языкового (само)выражения исключенных групп. [10] На мой взгляд, в русскоязычном пространстве имеет место не столько игнорирование небинарных нововведений, сколько происходит поиск форм, которые могли бы привязать новый негетеронормативный смысл к тем грамматическим, лексическим, синтаксическим и др. системным особенностям, которые определяют строй русского языка, и идет поиск подходящих вариантов с учетом этих факторов.
© Иллюстрация Дарьи Данилович / Изображение-коллаж. На белом фоне по центру нарисован черный круг, из которого торчат стилизованные руки, белые, местами покрытые золотом, направленные в разные стороны и образующие окружность. На некоторых пальцы вытянуты, на некоторых — согнуты. Вокруг на белом фоне написано от руки английские слова и фразы, некоторые из них зачеркнуты. Справа сверху черное пятно, как будто текст зарисовали, чтобы его невозможно было прочитать.О.А.: Грамматическая система любого языка консервативна и меняется медленно, поэтому будьте терпеливы. Современная русская грамматическая категория рода — это не просто набор окончаний; корнями эта категория связана с древнерусской системой склонений и нынешний ее вид отражает как истоки, так и историю развития языка на протяжении тысячелетий. Одним усилием активистской воли это не изменить. Фонетика меняется охотнее, но тоже не быстро (в русском очень изменилась орфоэпия за постперестроечный период, но мы все видели, какой резонанс и какое отторжение вызвало предложение перенести ударение в слове йогурт на второй слог!). Сдвиг ударения или изменения в интонировании — довольно простые изменения, но и они проходят с трудом, а искусственно внедрить новую фонему, ряд фонем или фонетическую оппозицию практически невозможно в любом языке, не только в русском. Я пытаюсь сказать, что каждый язык меняется с разной скоростью и в разном направлении, и остановить изменения невозможно (о чем лингвисты прекрасно знают). На нас работает тот факт, что сегодня, благодаря коммуникационным технологиям, гораздо проще направить эти изменения в нужное русло, но, как ни крути, придется учитывать происхождение, историю и динамику развития этого языка.
А.П.: Может быть имеет смысл начать собирать такие предложения по гендерной нейтрализации языка на каком-то одном ресурсе? Надо же как-то двигать языковые реформы?
О.А.: Да, было бы здорово как-то систематизировать такие языковые поиски и открыть широкую дискуссию прежде всего для активистов, можно и с привлечением профессионалов. Здесь, на мой взгляд, можно выделить несколько вопросов:
1. Нужна ли альтернатива подчеркиваниям?;
2. Если да, то какая: более удобный пунктуационный знак / диакритик / символ (например, астериск, апостроф или тильда); звук; грамматическая флексия?;
3. В русском как в языке флективном и синтетическом одним гендерно-нейтральным местоимением не обойдешься. Должно быть согласование форм разных частей речи. Какой путь лучше избрать: переосмысление среднего рода и использование этих форм в отношении небинарных людей или восстановление и переосмысление форм двойственного числа с созданием новых, неконкурирующих с уже существующими, флексий? Например: двойственное местоимение, оно же гендерно-нейтральное — оне, склоняется как онЕ, онЕх, онЕм, онЕх, онЕми, онЕх; притяжательное — что-то типа *онего; прилагательное может иметь флексии типа устаревшего женского множественного (например: *оне новыя; онех новыех и т.п.); форма глагола в прошедшем времени может иметь окончание е – *оне сказале. Формы эти – чисто моя фантазия на основе современной и древнерусской системы склонений.
4. Является ли итоговой целью языкового активизма искоренение категории рода как таковой? Если да, каковы будут способы и методы достижения этой цели?
Я.С.: Такие дискуссии, в принципе, идут, просто в местах, куда лингвист_ки редко заглядывают, например, «Вконтакте». Я согласна с тем, что необходима систематизация таких поисков. С этой целью я провела опрос среди феминист_ок и ЛГБТИК-людей об отношении к феминитивам и подчеркиваниям, на который получила порядка 1400 ответов. Я выяснила, что многие из тех, кто поддерживает феминитивы, не поддерживают подчеркивания, и наоборот. Некоторые не поддерживают никакие нововведения. Наконец, кто-то предлагает свои собственные идеи. Я думаю, будет важно, чтобы люди могли увидеть все эти позиции, собранные в одном месте. Но для дискуссии этого недостаточно, и необходимо чаще организовывать какие-то интерактивные мероприятия.
О.А.: Не могу не признать ценность опроса активистских аудиторий в российских соцсетях, однако не уверена, что дискуссии «Вконтакте» могут являться адекватным срезом научных поисков в современной русистике. Мне кажется, для привлечения профессиональных лингвистов лучше идти традиционным путем, то есть связываться напрямую с кафедрами и с исследователями, которые профессионально занимаются гендером в лингвистике.
Я уверена, что в постсоветских странах многие исследователи, в том числе и лингвисты, разделяют интерес к гендерной нейтрализации, хотя, может, и не так массово этим занимаются. Но помимо языковых экспериментов нужны социальные сдвиги, а сами языковые эксперименты придется проводить с учетом синтетического характера русского языка. У меня нет никаких предубеждений против активистских поисков в области языковой гендерной реформы. Наоборот — я приветствую все, что может способствовать улучшению родного языка. Единственное, с чем я не согласна — это пренебрежительное отношение к языку как системе и к лингвистике как науке. Уважение труда и познаний друг друга — непременное условие сотрудничества. Если считать язык всего лишь абсолютно бессмысленным набором правил, дискриминирующих и ограничивающих индивидуальные свободы носителей и пользователей языка, лингвистику — утилитарной псевдонаукой, а лингвистов — консервативными вредителями, то все языковое реформирование застопорится на уровне слэнга и салонных мод. Если наша цель — долговременные и прочные изменения как в языке, так и социуме, работать придется с учетом особенностей русского языка как славянского и синтетического и с учетом особенностей социальных механизмов на постсоветском пространстве.
А.П. Спасибо, коллеги, за интересную дискуссию. Нам есть над чем совместно работать.
В беседе принимали участие:
Ольга Андреевских — кандидат филологических наук, докторант Университета г. Лидс, Великобритания; тема исследования — российский современный ЛГБТ медиадискурс.
Александр Першай, Ph.D. — автор монографии «Семантика пола: репрезентация гендерных отношений во фразеологии» (2014).
Яна Ситникова — российская транс* активист_ка, автор_ка книги «Трансгендерность и трансфеминизм» (2015).
Ссылки:
1. См., например: «Нечаянный сексизм, или Как перенастроить язык» // Фонд Генриха Бёлля. 01.04.2015. (посещение 05.01.17.).
2. См. например: Кирей-Ситникова, Я. Грамматический род и гендерные роли: теоретические основания феминистского языкового активизма // Транс*коалиция. 29.04.2016. (посещение 04.01.17.).
3. Пользователь/_ница Yana Sitnikova // Facebook. 02.01.2017; 23:21.
4. Ludo Rocher. Orality and Textuality in the Indian Context // Sino-Platonic Papers, Vol. 49 (October, 1994). Рр. 1-28.
5. Гендерная лингвистика — это направление языкознания и гендерных исследований, которое изучает лингвистическую репрезентацию пола и гендера, а также социальные практики и интситуты, определяющие гендерный порядок на языковом уровне. Например, см. классические работы: Лакофф, Р. Язык и место женщины // Введение в гендерные исследования. Ч.2. Хрестоматия. Харьков, Санкт-Петербург, 2001. С. 784–798; Спендер, Д. Мужчина создал язык // Введение в гендерные исследования. Ч.2. Хрестоматия. Харьков, Санкт-Петербург, 2001. С. 775–783; Хеллингер, М. Контрастивная феминистская лингвистика // Феминизм и гендерные исследования. Хрестоматия. Тверь, 1999. Сс. 91–98; Cameron, D. Feminism and Linguistic Theory. New York, 1992; Pauwels, A. Women Changing Language. London, 1998; и многие другие.
6. См., например: Першай, А. Снова о языковом сексизме // Гендерный журнал «Я», 2015, №1 (37), с. 32-34.
7. См.: Pershai, A. The Language Puzzle: Is Inclusive Language a Solution? // Trans/Forming Feminisms: Trans/Feminist Voices Speak Out / ed. by Krista Scott-Dixon. Toronto, 2006. Рp. 46-52; Першай, А. Трансгендер по-русски: о проблемах создания своего политического означающего // Возможен ли квир по-русски? ЛГБТК исследования. Санкт-Петербург, 2010. Сс. 49-51.
8. См. например: Блогер_ка aloevrukava. Языковое творчество против дискриминации: как придумывать новые слова и правила // Blog.Tumblr.com. 08.04.2014. (посещение 04.01.17.).
