21 верасня 2016

Гендер и нация: может ли беларусский национальный проект эмансипировать

5 496
Танцы go-go в вышиванках, нашумевший клип Vinsent’a... во время meta- фестиваля в прошлом сентябре мы обсуждали, как универсальная беларусская идентичность маркирует роли мужчины и женщины в национальном проекте, и может ли однажды «национальное» стать инклюзивным.
Изображение: Ілюстрацыя. Алоўкавая графіка. Па цэнтры ілюстрацыі намаляваная дарога, уся ў чорных ямінах, з якіх вытыркаюцца чорныя трохкутнікі. Паабапал дарогі — суцэльная шэрая сцяна. У небе «вісяць» тры чорныя трохкутнікі, іх вяршыні накіраваныя ўніз.
© Ілюстрацыя. Алоўкавая графіка. Па цэнтры ілюстрацыі намаляваная дарога, уся ў чорных ямінах, з якіх вытыркаюцца чорныя трохкутнікі. Паабапал дарогі — суцэльная шэрая сцяна. У небе «вісяць» тры чорныя трохкутнікі, іх вяршыні накіраваныя ўніз.
Национальная риторика в беларусском публичном пространстве нередко и предсказуемо приобретает консервативный окрас, который выразительно оттеняется на фоне гендерной повестки. Сексизм, эксплуатация женской телесности и гомофобия вплетаются в национальный дискурс посредством культурных и медиа-продуктов. Танцы go-go в вышиванках на вечеринке «Беларусам быць модна»[1], фестиваль национальных тату «Tattoo Fest 2015»[2], и, последние примеры – попытка популяризации беларусского языка с помощью клипа с участием Vinsent’a[3], а также отдельные высказывания беларусских политиков[4]— проблематизируют беларусский национальный проект как средство эмансипации.

Национальный дискурс (как право утверждать, каким должно быть беларусское государство) апроприируется консерваторами, также как и беларусский язык, который инструментализируется в борьбе за консервативные ценности. Монополизация как самой дискуссии о национальном, так и языка этой дискуссии опасна: она определяет то, каким образом мы объединяемся в общество и государство, и кто такие «мы». Оставляя эту дискуссию консерваторам, общество автоматически дает карт-бланш и соответствующей риторике. Посредством консервативного дискурса происходит навязывание и патриархальных моделей объединения, в основе которых лежат этнические, расовые, гендерные, экономические и другие иерархии.

К сожалению, в публичном пространстве и медиа практически не происходит критического осмысления самих принципов объединения в национальное сообщество – начиная от того, кого мы считаем беларус_кой и заканчивая основными принципами гражданства как формы юридического закрепления этого статуса. В связи с этим, дискуссия «Гендер и нация» во время meta- фестиваля была задумана как попытка подтолкнуть обсуждение национального в сторону критической ревизии происходящего на этом поле в привязке к проблематике сексуальности и гендера.


Дискуссия

Гендер и нация: может ли беларусский национальный проект эмансипироватьІлюстрацыя. Алоўкавая графіка. На белым фоне намаляваны вершнік з шчытом і з аголенай шабляй. На кончыку шаблі вісіць чорны станік. З роту вершніка звісае доўгі ярка-чырвоны язык.

Осмысление существующих тенденций включения в национальное сообщество, а также сверка часов в попытке определить, что это сообщество из себя представляет, заняли центральное место в дискуссии. В самом ее названии заключался и ее основной вопрос: каким образом пересекаются идеи гендерного равенства и национальный дискурс? «…нацыянальныя каштоўнасці не выключаюць гендарную роўнасць і недыскрымінацыю ЛГБТ і любой іншай супольнасці. Гэта міф, які нам навязваецца», — несмотря на то, что во время дискуссии был дан этот довольно прямой ответ, в последующем обсуждении проявилась неоднозначность такого утверждения.


Стать беларус_кой 2.0

Как стать беларус_кой? Большинство участников дискуссии согласились с тем, что беларусами не рождаются, а именно становятся. В обсуждении преобладала метафора «пути», который приобретает черты постоянного процесса, не имеющего четких границ и своего выраженного конца. «Нацыя — гэта працэс і шлях» — говорит Ирина Лобачевская. «...да беларускасці можна ісці. Ісці доўга, прайсці нейкі шлях у жыцці, шлях удасканалення, шлях самаразвіцця», — отмечает Альгерд Бахаревич.

Этот принципиально важный консенсус, оформившийся уже в начале дискуссии, указывает на степень потенциальной инклюзивности беларусского национального проекта: он однозначно предстает перед нами не как объединение на основе общности «крови и почвы», а приближается скорее к тому, что Валентин Акудович называет «французской концепцией нации» (со свойственным ей акцентом на граждаском сообществе), противопоставляя ее условно немецкой – этническо-языковой модели[5]. В этом направлении высказывается и Стефан Фурман: «Беларусом можно стать, но для этого не обязательно говорить на беларусском, русском или за флаги какие-то выступать».

Тем не менее в самой формулировке «стать беларус_кой», как отмечают участни_цы дискуссии, содержится разделение на «беларусо_к» и «тоже беларусо_к» — тех, кто беларусами еще не стал, но имеет предпосылки. И в этом Юлия Тимофеева оппонирует Альгерду Бахаревичу и Франаку Вечерке, утверждая следующее: «Мне падаецца, што беларусам ёсць той, хто ўсведамляе сябе беларусам, хто свядома лічыць сябе беларусам. І «як я стаў беларусам» — гэта імкненне да беларуса 2.0, да «сапраўднага беларуса»». Согласно Юлии, «…гэта вельмі неадназначны шлях, неадназначны праект». Такое разделение несет в себе потенциал выстраивания иерархий внутри беларусского общества, где есть место «лучшим» и «тоже хорошим», определяемым по признаку соответствия модели идеальной национальной идентичности.

Таким образом, центральной осью включения в беларусскую нацию участни_цами дискуссии видится отождествление человека с общей беларусской идентичностью, которая не свойственна человеку с самого рождения, а приобретается с возрастом и усилиями. Но сама такая идентичность вызывает вопросы: есть ли ее устоявшаяся модель, и все же необходимо ли ей соответствовать для того, чтобы стать частью беларусской нации? И далее дискуссия разворачивается вокруг попытки определения того, что именно представляет собой идентичность «идеально_й» беларус_ки.


Беларусскость – мужская идентичность?

Прошедшая дискуссия показала интересную вещь: несмотря на то, что все участни_цы признают недопустимость исключения по гендерному признаку и сексуальности из беларусской национальной идеи как части нации, на практике это выливается в конфликт идентичностей: стоит упомянуть о рассматриваемой во время дискуссии кампании с бело-красно-белой аватаркой как ответу на радужную и российский триколор после легализации в США однополых браков[6].

«Для мяне беларускасць — гэта менавіта годнасць», — пожалуй, самое лаконичное определение идеальной беларуской идентичности на этом круглом столе предложил Франак Вячерка. Раскрывается оно так: «Беларускасць, па сутнасці, — гэта актыўная пазіцыя. Чалавек свядомы, беларускамоўны — ён за бел-чырвона-белы сцяг, ён выдатна ведае, за каго будзе галасаваць альбо чаму на выбары не пойдзе». Несколько иное, но схожее видение национальной идентичности представляет Ольга Лабачевская: «…беларусы — гэта тыя, хто сёння жыве ў Беларусі, усведамляе сябе беларусам, робіць нешта на карысць развіцця беларускай нацыі, каб яе шлях быў больш мэтанакіраваны, больш плённы».

Образ беларусскости, описанный Вечеркой и Лобачевской, — это образ, закрепленный в патриархальной культуре за мужчинами, образ субъекта политики: активного, целеустремленного, уверенного в себе. Образ мужчины в доспехах, с поднятым над головой мечом и, конечно, верхом на коне. Почему же тогда женщина, оказавшаяся в этой позиции вызывает столько вопросов? Ответ на этот вопрос поможет понять и неожиданно резкую, негативную реакцию части беларусской общественности на появившееся в книге Алеся Плотки и ставшее популярным в интернете изображение «Вершніцы»[7].

Нира Ювел-Девис в этой связи говорит о «принужденных идентичностях»: в национальных сообществах женщины как отдельные люди и как социальная группа выступают в качестве хранительниц коллективной идентичности и национальной чести, неся на себе «груз репрезентации» нации. В это время обязанности мужчин по отношению к нации заключаются в том, чтобы жить и умереть за нее.

«Женщинам не нужно действовать, — пишет Нира Ювел-Девис, — им отведено стать воплощением нации»[8].

Если обострить эту логику, то получится следующее: женщина не может быть беларуской: беларусскость она должна воплощать собой. Комментарий Ольги Лобачевской целиком ложится в русло этого тезиса: «Хто стварыў тое, што мы сёння выносім на сцяг беларускасці? Арнамент — мова жанчынаў. Роля мужчыны заключалася ў іншым. Тое, што мы сёння разумеем як беларускае, у большай ступені створанае, захаванае і данесенае да нашых часоў менавіта той бязмоўнай, забітай, падпарадкаванай, як некаторым уяўляецца, жанчынай, што не ёсць праўдай».

Можно сказать, что участие и вклад женщин как в развитие беларуского государства, культуры признается, но при этом замалчивается, актуализируясь лишь тогда в качестве аргумента, когда необходимо опровергнуть тезис о патриархальной национальной идее. Альгерд Бахаревич не соглашается с высказанной Ольгой позицией: «…калі мы кажам пра нацыю, мы заўсёды мусім азірацца назад. Мы шукаем падмурак у гісторыі, ва ўчорашнім дні. Але давайце паглядзім, што гэта такое — мінулае. Для ўсіх, хто вывучаў гісторыю, зразумела, што гэта патрыярхальнае грамадства — грамадства мужчын, грамадства старэйшых пакаленняў».

Обозначаемая Вячеркой и Лобачевской универсальная беларусская идентичность маркирует роль и место женщины в национальном проекте: между репрезентацией беларусскости («воплощать») и активным политическим действием («быть») скрывается стеклянный потолок. С другого ракурса об этой проблеме говорит Юлия Тимофеева: «Мы жывем у грамадстве спажывання, і вышымайкі — гэта прадукт грамадства спажывання. А чаму выкарыстоўваюцца жанчыны — таму што гэта самы просты спосаб рэкламы». Общество потребления навязывает специфическую интерпретацию того, как стоит женщине репрезентировать беларусскость, где объективация женского тела выступает в качестве маркетингового инструмента для продвижения беларусской идентичности, адаптированной под популярный коммерческий продукт. И этот коммерческий продукт ориентирован на мужской взгляд.

Во время дискуссии была озвучена и другая версия беларусской идентичности. Для Стефана Фурмана беларусскость нельзя сводить к языку и предписанным политическим симпатиям: «Беларусь — это не бело-красно-белый флаг, это люди в первую очередь, люди, которые уважают друг друга». Широкий комментарий дает и Юлия Тимофеева: «…мае бацькі, напрыклад, лічаць сябе беларусамі, беларускімі патрыётамі, хаця ў палітычных пытаннях у нас ёсць разыходжанні, але пры гэтым мы застаемся разам, любім адно аднаго. Я не лічу, што трэба праводзіць сегрэгацыю, яна небяспечная». И если обобщить эти два комментария, то определяющей характеристикой беларусской национальной идентичности для Фурмана и Тимофеевой становится взаимоуважение и принятие разнообразных политических и культурных идентичностей.


РЕФЛЕКСИЯ


Гендер и нация: может ли беларусский национальный проект эмансипироватьІлюстрацыя. Алоўкавая графіка. На белым фоне намаляваныя тры аднолькавых вершнікі з шчытамі і з аголенымі шаблямі. На кончыках іх лёзаў вісяць чорныя станікі.

Женщины – в публичном пространстве

Обращаясь к проблеме гендерного неравенства при разговоре о национальном, Нира Ювел-Девис отмечает следующее: «Поскольку национализм и нации обычно обсуждаются как часть публичной политической сферы, исключение женщин из области публичного повлияло также и на их исключение из национального дискурса»[9]. В качестве одного из инструментов удержания женщин за пределами публичной сферы в патриархальной культуре является предписание женщинам ответственности за биологическое воспроизводство нации.

Это не только означает редуцирование демографической проблемы и отказ от ответственности за решение ее первоочередных причин (лежащих в культурной и экономической плоскости), но и призвано демонстрировать присутствие женщины и ее важность в консервативном национальном дискурсе.

«Такая форма присутствия, однако, никак не противоречит полному исключению женщины из области принятия решений, оставляя репрезентацию женщины-матери в национальном дискурсе как основную возможность оставаться включенной в национальное»

При этом, кроме прочего, вскрывается и конфликт между коллективным (национальным) и личным интересом: ведь в таком случае, деторождение – непосредственная обязанность всех женщин перед нацией, а никак не их собственный выбор.

Таким образом, корни проблемы дискурсивного исключения женщин из национального нарратива лежат в размещении женщин и женского труда в приватной сфере — их частичное либо полное исключение из публичной политики взамен лишь на символическую представленность в виде национальных культурных продуктов и кодов. Так происходит и в беларусском случае, где присутствие женщин в национальном дискурсе выражается не столько политическими действиями, сколько подменяется женской телесностью в сочетании с национальными орнаментами и другими символическими репрезентациями (см. обозначенные случаи в начале этого текста).

Тем не менее, те немногочисленные женщины, которые добиваются своего присутствия в публичной сфере в качестве субъекта, а не объекта (как наиболее яркие примеры — Светлана Алексиевич, Татьяна Короткевич), сразу же проблематизируют патриархальное понимание национального государства со всей соответствующей атрибутикой. Достаточно вспомнить дискуссию вокруг вопроса, является ли Светлана Алексиевич беларусской писательницей несмотря на русский язык своих работ, или же она представляет русскую культуру [10]; может ли Татьяна Короткевич стать политиком будучи женщиной, женой и матерью одновременно, и является ли она про-беларусской, не занимая при этом четко выраженной национально- консервативной позиции [11].


Отказаться от универсальной национальной идентичности

Универсальная идентичность предполагает наличие ее монолитного носителя — народа, который в свою очередь призван воплощать собой национальное государство. В работах Ниры Ювел-Девис подчеркивается гегемонный характер национального дискурса как такого, предполагающего универсальную (унифицированную) идентичность для всех социальных групп. Такая ситуация и порождает исключения (которые обозначаются как девиантные по отношению к норме), лишая их возможности участия в процессе принятия важных решений[12].

Те, кто не принимают навязываемую унифицированную идентичность, маркируются как Другие по отношению к гегемону, в качестве которого в данном случае выступает патриархальное общество.

«Опасность этой модели национального общества заключается в том, что сконструированные таким образом границы коллективности (пролегающие между «нами» и «ними») указывают на зону действия социальных обязательств и норм»

Именно этот факт находится в центре понимания причин насилия по отношению к женщинам и представитель_ницам других рас, этничностей, сексуальностей. Отсутствие социальной ответственности по отношению к Другим зачастую рассматривается как карт-бланш на безнаказанное применение насилия – физического либо дискурсивного. Что актуально как внутри национального общества, так и между различными конкурирующими друг с другом национальными обществами.

Но что делать, если универсальная идентичность дискриминационна по своему характеру? Альгерд Бахаревич говорит о том, что пришло время объединяться «…не па моўнай прыкмеце, не па палітычнай, а, напэўна, па прыкмеце чалавечай адэкватнасці. Прытомнасці…», где язык и политические взгляды можно рассматривать как часть универсальной национальной идентичности в противовес общечеловеческим характеристикам.

И это утверждение схоже с тем, каким предстает перед нами идея «множества» у философа Паоло Вирно. «Множество» видится им как альтернативная «идентичности» категория, носящая более инклюзивный характер, но при этом не противопоставленная единому, а заново его определяющая. Паоло Вирно призывает рассматривать единое не как общую цель, посыл, а как предпосылку. Такое единство не является больше государством, а становится скорее языком, интеллектом, общими способностями, которые присущи человеческому роду. В таком случае единое не является точкой, притягивающей к себе все вещи (как происходит в случае с народом), а скорее становится фоном, оттеняющим абсолютно различные индивидуальные и коллективные идентичности [13].

Нам необходимо отказаться от универсальной национальной идентичности в пользу многообразия, апроприировать беларусский язык с целью его де-политизации (избавив от националистического пафоса) и переосмыслить формы включения и принципы объединения в национальное сообщество в сторону инклюзивной модели. И с помощью этого круглого стола сделан еще один шаг в эту сторону.

Гендер и нация: может ли беларусский национальный проект эмансипироватьІлюстрацыя. Алоўкавая графіка. На малюнку шэры шматграннік, падобны на Нацыянальную бібліятэку Беларусі у Менску. На адной з бакавых граняў намалявана дэталізаванае чалавечае вока. Пад малюнкам подпіс "Беларус 2.0"



Ссылки:

1. Эратычныя танцы ў вышыванках: у Blackhall ў нацыянальным стылі, доступ через интернет.
2. На фэстывалі ў Менску можна будзе зрабіць тату-вышыванку.
3. Гумар ці сексізм? У інтэрнэце абмяркоўваюць новы ролік «Мова Нанова».
4. Павал Севярынец: Вельмі шкада людзей, якія хварэюць на гомасэксуалізм, займаюцца фэмінізмам.
5. АКУДОВІЧ В., Код адсутнасці (асновы беларускай ментальнасці). Мн.: Логвінаў, 2007 - С.22
6. Круглы стол «Гендар і нацыя».
7. «Вершніца» — вобраз, раcпрацаваны для вокладкi кнiгi Алеся Плоткі «Байсан», які цяпер рэалізаваны на цішотках і торбах. «Вершніца» уяўляе сабой герб «Пагоня», дзе замест мужчыны вярхом на кані намалявана жанчына. З прыкладам дыскусіі з гэтай нагоды можна пазнаёміцца па спасылцы: http://news.tut.by/society/441352.html
8. NIRA YUVAL-DAVIS, Nationalist Projects and Gender Relations, P.17
9. NIRA YUVAL-DAVIS, NATIONALIST PROJECTS AND GENDER RELATIONS P.10
10. Аб маральнай нізасьці.
11. Татьяна Короткевич: Поначалу то, что я женщина, воспринимали как слабость. К счастью, это закончилось.
12. NIRA YUVAL-DAVIS, Nationalist Projects and Gender Relations, P.10
13. ВИРНО П. Грамматика множества: к анализу форм современной жизни. – М.: ООО «Ад Маргинем Пресс», 2013. С.17


© Иллюстрации Дарьи Данилович