— Я считаю, что музыка должна идти изнутри, — сказала Даймонд BuzzFeed News. Рожденная в Литл Рок, штате Арканзас, она вкладывает в музыку — и в частности в свой дебютный альбом “Seen it all” — всю себя. В ее обезоруживающе откровенных текстах говорится и о том, что такое быть черной трансгендерной женщиной на традиционном американском юге, и о том, каково в четырнадцать сбежать из дома — города Флинт в штате Мичиган, и том, что значит сидеть в мужской тюрьме. И все же ее послание — особенно в “American Pie” — универсально: каждая заслуживает быть счастливой, быть собой и быть свободной. За этот кусок пирога стоит сражаться.
Именно прочувствованное акапельное исполнение песни “I Am Her” на мероприятии Black Trans Lives Matter (движение за права черных трансгендерных людей — прим. пер.) зацепило Джастина Трантера (Justin Tranter) — композитора, работавшего с Селеной Гомез, Джастином Бибером и Гвен Стефани. Заполучив Трантера в качестве продюсера, Даймонд сейчас старается говорить от имени тех, чьих голосов не слышно.
BuzzFeed News обсудили с певицей премьеру ее последнего клипа, надежды на будущее транс*репрезентации и то, почему она не перестанет петь, пока ее не услышат.
Музыка всегда была значительной частью вашей жизни: вы пели в школьном хоре и писали песни во время тюремного заключения. Что музыка значит лично для вас?
Шиа Даймонд: Для меня музыка — это как биение сердца. Думаю, без нее я бы не смогла жить. Без нее я бы не смогла так полно чувствовать; не поняла бы и не смирилась со столь многим. Это очень значимая часть того, кем мы все являемся, и тех решений, которые мы принимаем. Поэтому так важно иметь репрезентацию в музыкальной сфере.
Когда трансгендерный опыт не показывают по телевидению, в музыке, на радио — это не соответствует реальности. Ведь мы существуем, мы без сомнения квир и мы создаем музыку. Создаем искусство. Мы чертовски талантливы.
Как ваши идентичности транс*артистки и черной трансгендерной женщины влияют на ваше творчество? Можете ли вы разделить эти идентичности? И хотите ли?
ШД: Я считаю, музыка должна идти изнутри. И было бы эгоистично, если б мои мечты были только обо мне. Я недавно увидела такую цитату: «Если в твоих мечтах лишь ты одна — мечтай о большем». Влияние, которое оказывает на человека наличие в ее жизни ролевой модели… когда я росла, у меня этого не было. Я хочу, чтобы моя музыка была тем, что можно прочувствовать. Не просто битами, которые я сложила вместе популярности ради — нет, я хочу, чтобы она была сообщением. "American Pie" — обо всех, кто гонится за американской мечтой, потому что для каждой эта мечта выглядит по-своему.
Когда мы смотрим на транс*людей, то ничего не знаем об их опыте. Чего им стоило достичь того, что у них есть сейчас; как им удается каждый день вставать с кровати и выходить из дома, зная, что на них могут напасть или убить.
Мне бросилась в глаза одна строчка из "American Pie": «Кто скажет, что желание — это не потребность?» Можете пояснить?
ШД: Когда мы смотрим на транс*людей, то ничего не знаем об их опыте. Чего им стоило достичь того, что у них есть сейчас; как им удается каждый день вставать с кровати и выходить из дома, зная, что на них могут напасть или убить. Вы можете заявить, что все что угодно в моей жизни — всего лишь желания, можете сказать: «Это не потребность». Но у вас нет моего опыта. Мы преступаем границы, когда начинаем диктовать людям, чего им хотеть, что делать, кем они, по нашему мнению, должны стать, и к каким ресурсам у них должен быть доступ. Нет уж, дорогуша, мне все это необходимо.
А что насчет строчки: «Все эти косые взгляды / Говорят о том, что они еще учатся»?
ШД: Я согласна сыграть в эту игру. И пусть я еще десять лет буду вынуждена выдерживать косые взгляды, оставаться публичной, но непопулярной персоной — для того, чтобы продолжать доносить свою идею о переменах и надежде людям, еще более маргинализированным, чем я — пусть. Я готова побыть злодейкой в этой сказке.
Я буду продолжать плыть против течения, буду мозолить глаза Голливуду. Может, я и не получу все контракты мира, но, пока я тут, я хочу сидеть за столом большого шоу-бизнеса. Я достану серебро, выставлю чашки. Я влезла сюда не затем, чтобы стать частью проблемы. Есть мнение, что как только мы удобно уселись, миссия выполнена. «Ура, мы сделали это. Посмотрите на Шию — она транс*артистка. Мы не трансфобны!» Ровно так же люди говорят: «Ой, ну у меня есть один черный друг», чтобы доказать, что они не расисты. Но это мнение не имеет ничего общего с действительностью.
Расскажите, каково было расти и быть транс*человеком на Юге?
ШД: Когда мне было четырнадцать, мы с матерью поссорились, потому что я больше не могла оставаться той, кем не являюсь. Я должна была стать собой. Мое сердце, мое тело, все во мне требовало этого, потому что иначе я не жила. Всю свою жизнь я ощущала себя Золушкой — будто мне на бал вход заказан. Жизнь была злобной сводной сестрой, которая смеялась надо мной, ничего мне не позволяла и постоянно подавляла. Ну а теперь, дорогуша, Золушка попала на бал. И она не просто танцует с принцем — она пустилась во все тяжкие.
Мир диктует тебе, кем ты быть не можешь. Будь ты молодым красавчиком или лихой девчонкой, тебе расскажут обо всем, на что ты способна, о том, что мир у твоих ног. Тебя заверят, что ты красивая, а ты — привлекательный парень. Но кто скажет трансгендерным детям, что они великолепны или красивы? Вот что нам нужно. Если для нас и есть надежда в этом мире, то это любовь.
Как оказалось, время, проведенное вами в тюрьме, заставило вас вырасти как композиторку. Как оно повлияло на вашу работу?
[От авторки: В 1999, когда Даймонд было 20 лет, ее арестовали по обвинению в вооруженном ограблении. То была ее отчаянная попытка найти деньги на медицинский переход. Она отсидела 10 лет в нескольких мужских тюрьмах.]
ШД: Тюремный срок стал для меня периодом для рефлексии, периодом роста. Мне довелось познать себя так хорошо, как многим людям не удастся никогда. Я выяснила, чем по-настоящему хочу заниматься. Большинство двадцатилетних отвлекаются на всякие мысли вроде «Я ему нравлюсь?» и «Как я выгляжу?» — мечты отходят на второй план. Я же занималась сменой имени в документах, получением авторских прав на свои песни и много писала.
Ну а теперь, дорогуша, Золушка попала на бал. И она не просто танцует с принцем — она пустилась во все тяжкие.
То, что я транс*человек, никого не трогало — там я была одним из толпы мужчин. Мне постоянно давали штрафы за то, что я игнорировала прямые приказы, потому что не собиралась слушать, как кто-то говорит мне «Мистер, сделайте это» или «Мистер, сделайте то». Для всех я была как бельмо на глазу, потому что они не могли мне диктовать, кем быть. Но что мне было терять, кроме жизни? Они забрали мою личность и выдали номер. Я принадлежала государству. Много раз я думала сдаться. У меня не было денег, вообще ничего не было. Я хотела умереть. Хотела покончить с собой.
Весь этот опыт огранил меня, будто бриллиант — потому что я сумела выстоять под невероятным напряжением. И когда я вышла, то сказала: «Ладно, это все, что у вас есть? Вот это было худшим, на что вы способны? Самым страшным оскорблением?» Я обзавелась толстым защитным панцирем.
Единственное, чего я хотела и чего мне было никогда не видать — как они неустанно напоминали — так это того, чтобы быть трансгендерной. Это меня убивало. Но сейчас я живу так, как и хотела — все получилось.
Недавно Лаверн Кокс рассказала о проблемах, с которыми сталкиваются многие черные трансгендерные женщины, и о своем личном опыте депрессии, о котором и вы говорили. Что мотивирует вас двигаться вперед и сочинять музыку?
ШД: Вы бы никогда не подумали, что ей пришлось через это пройти. Она олицетворение того, что жаждет Голливуд. Трудно представить, что у нее есть и такой опыт — но он есть у всех нас. Это травма, идущая нога в ногу с тем, кто мы есть, и нашей репрезентацией себя.
За нами всегда будут следить, на нас всегда будут глазеть. Мир не перестанет делать акцент на нашем опыте — потому что по их мнению мы фрики. Но они все неправы. Неважно, куда ты идешь или что с тобой происходит — ты всегда в центре внимания. Они должны рукоплескать нашей внутренней силе — тому, что мы просто те, кто мы есть. Общество не дает трансгендерной женщине вступать в здоровые отношения. И что это значит — не иметь здоровых отношений? Для семьи и друзей? Если тебе не позволено любить транс*человека, то что это значит для нее самой и ее жизни? Для транс*человека, которая чувствует себя нелюбимой, не может найти работу, не может найти человека, которая бы ее приняла, даже когда речь идет о людях, давших ей жизнь?
Свобода значит иметь возможность быть собой. А если ты черная, все еще хуже. Мы не свободны. Поэтому я и настаиваю на том, что мы должны реабилитировать понятие трансгендерности. Мы не свободны.
Что бы вы сказали другим транс*артисткам и трансгендерным женщинам, которые пытаются пробиться в индустрию развлечений и отвоевать себе там место?
ШД: Не сдавайтесь. Это не конец. То же самое я говорю и людям, которые пишут мне, расстроенные, что не достигли того, чего достигла я. Это не гонка. Не сдавайтесь. Продолжайте писать музыку. Но не просто писать — делайте музыку, которая изменит мир. У вас будет много отказов, но вы должны рассказывать свою историю, нашу историю. Мы все бойцы. Мы не жертвы или еще что-то такое — мы бойцы, и мы выжившие. Наша история останется в веках.
Послушать альбом Шии Даймонд “Seen It All” можно тут: Яндекс.музыка, Spotify, Apple Music.
