30 лістапада 2019

«Войти нельзя выйти»: как перестать заниматься ЛГБТ-активизмом и вовремя заметить, что внутри — пустота.

6 546
Изображение: Для коллажей в тексте использованы фото из архива геро_ини
© Для коллажей в тексте использованы фото из архива геро_ини
Началось все, наверное, с одиночества и сообщества в ЖЖ ru_antidogma, когда я был_а единственн_ой иностран_кой в параллели, подростком в немецкой деревне, постепенно осознающим свою квирность. В ЖЖ у меня появились первые лесбийские подружки по переписке. Они меня учили, что надо читать Цветаеву, Яшку Казанову, любить «Ночных Снайперов», хотеть в Питер на крышу — и тогда ты станешь правильной «темной девой». Моя первая девушка подарила мне Розенталя (учебник по русскому языку), потому что я говорил_а по-русски с украинским акцентом. Я тогда не понимал_а, как это круто — говорить на суржике, и очень хотел_а подстраиваться, не «шокать» и не «гэкать». Кстати, спустя годы мы поговорили с ней об этом, и она извинилась.

Осмысление себя как человека из Украины, понимание колониальных отношений между Россией и Украиной — все это пришло гораздо позже, в универе.

В мигрантской среде в Германии эти различия и построенные на них иерархии живут, а еще добавляется статус мигрант_ки и пренебрежительное отношение со стороны нем_ок. С этим у меня и у других мигрант_ок связано много преодолений — внешних и внутренних. Какой-то части меня до сих пор кажется, что единственное, что я могу делать в этом мире, — это убирать дома богатых людей. И хотя у меня уже давно есть знание немецкого, социальные компетенции, куча скиллов и других специальных знаний, где-то внутри я в это не верю, мне кажется, будто я все так же едва могу связать два слова на немецком.

«Войти нельзя выйти»: как перестать заниматься ЛГБТ-активизмом и вовремя заметить, что внутри — пустота.


Поначалу, дорвавшись до активизма «в реале», я часто ходил_а на демонстрации и разные акции. Со временем сформировались более критические взгляды. Что и в ЛГБТ тусовке есть свои неравенства и решения часто принимаются как раз людьми с большим количеством привилегий, а сложные истории и разнородные голоса мало слышны, и на то есть структурные причины.

Стал_а делать меньше и более осознанно. Перестал_а репостить и без разбора «топить» «за все хорошее, против всего плохого», вступать в «срачи». Вместе с этим пришло первое осознание, что важно беречь себя и свои ресурсы. Поначалу оно было абстрактным, я не сразу смог_ла применить его к себе.

Для меня на тот момент была важна тема дискриминации и осознание того, что я принадлежу к каким-то дискриминируемым группам. Мне казалось, да и до сих пор я так думаю, что имеет большой смысл поддерживать в первую очередь квирных женщин, мигрант_ок, транс* и интер* людей. Необязательно ходить на демонстрации: иногда достаточно просто оставаться рядом с ними, придумывать вместе стратегии выживания.



После переезда я практически не общал_ась с нем_ками, и вокруг меня были мигрант_ки. Мне начали открываться те стороны привилегий, о которых я раньше не думал_а. Например, то, что я бел_ая. Я стал_а понимать механизмы расизма и трансфобии, увидел_а, сколько несправедливости происходит в мире.

Было много всякого и разного. Я состоял_а в разных группах и организациях, инициировал_а новые и уходил_а из других, искал_а слова и людей. Я думаю, это везде так: политические/активистские сообщества — временные. Сойдёшься с людьми, чтобы сделать проект или несколько, вы проведёте классную акцию, и вдруг раз — все повлюблялись, поразочаровались, разосрались, повыгорали, изменили стратегии и приоритеты или даже взгляды. Мне жаль, что часто люди направляют свою злость и разочарование на самых близких, на компаньон_ок по активизму и творчеству. Я думаю, часто это происходит неосознанно, ведь ресурсов менять структуры, ругаться с непосредственными адресатами нашей критики у нас часто нет, а когда есть, нас не слышат.



Сейчас до меня дошло, что быть НКО-шни_цей и быть активист_кой — это разные виды деятельности. Я думаю, для того чтобы долго и устойчиво работать в НКО, не нужен активистский пыл: не нужно оставаться на неоплачиваемые часы, вкладывать душу, таланты и идеи. Нужно быть просто «стабильным социальным работником». У людей, которые так работают, есть правила, четкая этика. И хотя в немецких НКО можно делать довольно много для поддержки ЛГБТИК-людей, все равно это уже институции, зависимые от государственного финансирования, от заявок и отчётов, держащиеся на идеалист_ках, которым всё равно приходится идти на компромиссы. И люди, которые приходят туда за поддержкой, вынуждены показывать только одну сторону себя, «стратегическую» часть своей идентичности, чтобы влиться в эту схему и получить поддержку.

Постепенно я стал_а обращать больше внимания на свое психологическое и физическое здоровье, по-другому расставлять приоритеты. В 2017 году у меня был первый кризис, который я воспринял_а всерьез. Взял_а длительный больничный. Не на пару дней, а на три недели. Мне было так важно продолжить то, что я делаю, что я попросил_а у врача антидепрессанты, чтобы фигачить дальше. Я принимал_а их полтора года. Они меня стабилизировали, но сейчас я нахожусь в такой точке, когда мне захотелось жить без таблеток.

Я хочу, со всей моей восприимчивостью к человеческому горю, жить в этом мире так, чтобы несправедливость меня не убивала. Оставаться действующ_ей, активн_ой, сохранять возможность существовать в этом обществе, не прибегая к помощи алкоголя, никотина, антидепрессантов.




Сейчас я нахожусь в таком переломном моменте. Я больше не хочу, да и не могу уже, поддерживать людей из «минуса». Я приостановил_а свою активность до тех пор, пока сам_а не буду настолько стабильн_ой, чтобы заниматься активизмом из ресурсного состояния.

Мне кажется, в активизме много людей, которым самим в первую очередь нужно очень много поддержки. Они не получают поддержки ни от государства, ни от общества, ни от семей, поэтому строят что-то свое, периодически раня друг друга и себя самих очень сильно. Я не берусь судить о других контекстах, но в немецких ЛГБТшных и мигрантских сообществах я часто сталкивал_ась с «жизнью на износ», с безжалостностью к себе, например, когда люди определяли себя только через свою политическую деятельность. Мне и сам_ой долго казалось, что мне нужно доказывать свое право на существование. И, с одной стороны, я думаю: права не дают — их берут, а именно у людей, столкнувшихся с большим количеством пиздеца, есть уникальные знания, чтобы улучшать мир. А с другой стороны, нас нигде не учат выстраивать психологические границы, трезво оценивать свои ресурсы, не браться за слишком многое и считать достаточным просто то, что мы выжили.



В последние годы я чувствовал_а отчуждение от своей работы. Об этом часто говорят в контексте капиталистического производства, когда рабочий не наслаждается результатом своего труда, а только богатые его потребляют. А у меня это началось, блин, в сфере ЛГБТ-консультаций и всяких классных групп! Я вообще не понимал_а, что и зачем я делаю. Было ощущение, что я вру людям. У меня внутри пустота, а я им говорю «берегите себя, учитесь отстаивать свои границы…» В какой-то момент я перестал_а улыбаться. Самые простые вещи стоили больших физических сил.

Сейчас я пытаюсь делать как можно меньше. Мне кажется, что я всегда делал_а слишком много всего. У меня всегда было много каких-то параллелей в жизни, и сейчас я пытаюсь их сокращать. Иметь мало заданий. На сегодня, например, у меня было задание сходить на спорт и встретиться с тобой, Вика.

Записано в феврале 2019 г.