В 40-х годах прошлого века сексолог Альфред Кинси, который вот-вот готов был опубликовать свой первый основательный доклад о мужской сексуальности в США, нанял для исследования гей-субкультур фотографа по имени Томас Пейнтер. Тот, будучи белым мужчиной и открытым геем, стал делать фотографии секс-работников с пляжа Кони-Айленда – одного из первых в Нью-Йорке мест встреч для геев. Пейнтера особенно привлекали маскулинные белые мужчины, считавшие себя гетеросексуалами. Он предлагал сфотографировать их – что было лишь уловкой, чтобы потом предложить им секс. В письмах, адресованных Кинси, он отчитывался об успехах этих мужчин в постели, а также о том, как постепенно менялось гей-сообщество Кони-Айленда.
И хотя на Пейнтера порой нападали с кулаками, многие мужчины соглашались с ним переспать – иногда за деньги, а иногда и просто так. «Скорее всего, они не думали, что секс с Пейнтером или другими мужчинами как-то их выделяет», – отметил в своей книге «When Brooklyn Was Queer» («Когда Бруклин был квирным») (2019) историк Хью Райан.
В одном из писем к Кинси Пейнтер процитировал слова мужчины, с которым переспал: «Это никому не вредит, это вполне приятно… так почему бы и нет?» Тот мужчина идентифицировал себя как гетеросексуала.
Но уже к середине 50-х годов, когда в американском сознании окончательно закрепились категории гетеросексуальности и гомосексуальности, Пейнтер заметил перемены. Если раньше те секс-работники, которые называли себя гетеросексуалами, свободно приходили и уходили из квир-пространств, то теперь их отношения с квир-мужчинами стали строго их определять. Женщины отказывались с ними спать, полагая, что они гомосексуальны. Бары для смешанной публики (квир и не-квир), в которые частенько наведывался Пейнтер, стали закрываться. В обществе закрепилось строгое видение сексуальности как системы из двух противоположностей, что, помимо прочего, не оставило места для бисексуальности. Мужчины, которые имели более широкие взгляды на собственную гетеросексуальность, теперь вынуждены были подавлять свои желания.
Но это не значит, что таких желаний изначально не было. В парных докладах о сексуальном поведении мужчин (1948) и женщин (1953) Кинси обнаружил, что однополый секс едва ли можно назвать явлением редким и незначительным. Он выяснил, что 37% мужчин и 13% женщин хотя бы однажды испытывали оргазм в результате «недвусмысленного гомосексуального контакта».
Методология Кинси подверглась критике, и лишь немногие исследования получили хотя бы приблизительно те же результаты. Но есть один аспект работы Кинси, который не оспорили до сих пор: несоответствие сексуального поведения сексуальной идентичности существовало всегда.
Как отражено в историческом докладе Чикагского университета 1994-го года, менее четверти тех, кто занимался однополым сексом (25% мужчин и 16% женщин), считали себя гомосексуальными или бисексуальными. И хотя данные могут незначительно варьироваться, похоже, что это несоответствие сохраняется при любых гендерных и расовых вводных. Исследование 2010-го года показало, что среди женщин, у которых был секс с другими женщинами, 52,6% называли себя гетеросексуальными. Еще один опрос 2003-го года сделал вывод, что наименьший разрыв между заявленной сексуальной идентичностью и сексуальным поведением наблюдается у мужчин и женщин азиатского происхождения. Это значит, что они с наибольшей вероятностью будут определять свою сексуальность в соответствии с общепринятыми нормами и смыслами – то есть, гомосексуальные женщины будут как правило заниматься сексом с женщинами. Наибольший разрыв же выявили у белых мужчин и черных женщин.
Тем не менее, такие частые расхождения не означают, что люди лгут о своей сексуальности. Скорее, это свидетельствует о том, что они воспринимают ее несколько более сложным способом, чем могут отразить наши базовые модели сексуальной ориентации.
Десятилетиями мы игнорировали наиболее фундаментальный вывод Кинси в пользу навязывания жестких категорий гомо-, гетеро- и бисексуальности (если вообще ее признавали).
Сейчас же, через пятьдесят лет после Стоунволлских бунтов, с которых началось движение за права ЛГБТ, молодые квир-люди как никогда прежде готовы выбирать для себя иные ярлыки (например, «квир») или не выбирать их вовсе. И когда все больше исследований указывают на широкий спектр способов, какими люди познают собственные желания, а бисексуальные, асексуальные и пансекуальные активист_ки бросают вызов бинарной модели влечения, нам пора пересмотреть идею врожденной сексуальности.
В США наиболее популярно мнение, что сексуальная ориентация развивается с раннего возраста и закрепляется окончательно, когда человек взрослеет. Гомосексуальность и гетеросексуальность являются категориями по умолчанию, в то время как бисексуальность и широкий спектр асексуальности из раза в раз игнорируют. В массовом сознании эти идентичности также привязаны к поведению: мы считаем, что люди, идентифицирующие себя как геев и лесбиянок, должны заниматься сексом исключительно с кем-то своего гендера. А также что эта модель поведения закрепляется у человека на всю жизнь.
И хотя в последние годы людям, принявшим свои гей-, би- и квир-идентичности в зрелом возрасте, делают больше послаблений, сам факт обычно считается «открытием», лишь укрепляя идею о том, что сексуальность — черта, заложенная изначально, и ее лишь нужно обнаружить.
Такая модель может соответствовать тому, как значительная часть ЛГБТ-сообщества воспринимает сексуальность, но ее едва ли назовешь универсальной.
В своей книге «Sexual Fluidity» («Сексуальная флюидность») 2009-го года психологиня Лайза Даймонд изучила опыт ста женщин, у которых был тот или иной опыт однополого секса, и выяснила, что у многих из них сексуальные желания со временем изменялись. Почти половина женщин, которых изучала Даймонд в 1995-2005 гг., «отметили сдвиги в собственном влечении, эквивалентные одному делению на шкале Кинси» (из шести). В то же время четверть женщин доложили о сдвиге на два деления по шкале Кинси. Согласно Даймонд, такая сексуальная флюидность увеличивалась, чем старше становились женщины.
Некоторые из них утверждали, что в целом гетеросексуальны, за исключением отдельных случаев. Дженнифер, одна из женщин, которые давали интервью для книги, сказала, что «ее преимущественно привлекают мужчины». Но в то же время она вспомнила давнюю историю со времен колледжа, где она завязала тесную эмоционально насыщенную дружбу с другой женщиной. И когда ее подруга призналась, что испытывает к Дженифер физическое влечение, та осознала, что разделяет ее чувства. Отношения продлились год, и Дженифер отметила, что они «принесли ей больше удовлетворения, чем любая интимная связь с мужчиной». После их окончания ей по большей части нравились мужчины.
Даймонд предложила модель сексуальности, которую она назвала «методом динамических систем». Вместо того, чтобы оценивать сексуальность как статичную категорию, модель измеряет происходящие со временем изменения, а также учитывает потенциальные расхождения между сексуальным поведением и сексуальными идентичностями.
Перестраивать устоявшиеся представления о сексуальности не такое уж и радикальное решение, как может показаться — в истории так случалось не раз.
Наши нынешние взгляды базируются на тех, что возникли в конце 19-го века, когда сексологи стали разделять людей по бинарному принципу гетеро- и гомо- в зависимости от их сексуального поведения. Предполагалось, что предпочтения людей, с кем спать, никогда не менялись и закладывались либо в детстве (о чем говорил в своих исследованиях Зигмунд Фрейд), либо обуславливались биологически.
Лейла Рупп — историкесса, описавшая в своей книге «A Desired Past» («Желаемое прошлое») 1999-го года изменяющиеся модели сексуальности, утверждала: «Исторически никто не говорил об изменчивости человеческой сексуальности, особенно в таких терминах. Но сам факт признавался. Возьмем, допустим, женщин, бывших замужем за многоженцем, и порой вступавших в отношения с другими женами. Или бытовавшее убеждение, что знатные мужчины могли спать с кем угодно, до тех пор, пока это они совершали пенетрацию. Все эти люди не считали, будто их сексуальное поведение что-то говорит об их личности».
В Викторианскую эпоху люди жили внутри четко поделенной по гендерному принципу системы «раздельных сфер» (патриархальная идеология, созданная на основе религиозной доктрины и биологически детерминированных гендерных ролей; предписывает женщинам избегать государственной сферы, т. е. политики, сферы оплачиваемого труда, коммерции и юриспруденции — прим. пер.). Многие вступали в страстные однополые отношения, которые не были ни в полной мере романтическими, ни платоническими. Но когда сексологи ввели в обращение категории гомосексуальности и гетеросексуальности, такие гомосоциальные практики свелись на нет. Прямо как тем секс-работникам, за которыми наблюдал Томас Пейнтер на Кони-Айленде, ни с того ни с сего людям, испытывавшим широкий спектр романтических и сексуальных влечений, пришлось вписать себя в рамки бинарной системы.
Отчасти причина, по которой со времен правления королевы Виктории никто не поставил эти категории под сомнение, заключается в том, что к концу 1970-х годов активисты гей-движения ухватились за идею врожденной сексуальности. «Движение геев и лесбиянок сочло наиболее эффективным шагом представить сексуальность как биологическую — естественную — категорию», — пояснила Наоми Мези, профессорка права в Джорджтаунском университете. А все потому, что американская правовая система с большей охотой предоставляла статус «охраняемой от дискриминации категории населения» сообществам с устойчивой групповой самоидентификацией.
«Я не говорю, что стоит винить современное движение за права геев и лесбиянок, — уточнила Мези. — Мы все лишь выиграли от их деятельности. Активист_ки, чьи идентичности по сути были объявлены вне закона — чья сексуальная жизнь была вне закона — и кого травили за обычные человеческие желания, вложили в современный проект значимые усилия». Она также добавила, что те категории сексуальности, которые продвигало движение, в правовой сфере не учитывают разнообразие повседневной сексуальной жизни человека.
Тем не менее, никто заранее не мог предположить, что именно биологический взгляд на сексуальность станет доминирующей концепцией в квир-сообществе. В некоторых активистских движениях начала 70-х не существовало установки, будто сексуальность непременно закрепляется при рождении. Например, так называемые «политические лесбиянки» могли считать себя абсолютно гетеросексуальными, но они вступали в сексуальные и романтические отношения с другими женщинами, чтобы заявить протест патриархальной системе. В своем эссе 1972-го года Шарлотта Банч подчеркивала: «Если они хотят положить конец мужскому превосходству, феминистки должны стать лесбиянками». В «Гей-манифесте» 1970-го года активист Карл Виттман также отметил, что сексуальность «не является генетической чертой» и что его идентичность как мужчины-гея — это, в первую очередь, политический отказ от гетеропатриархальности. «Мы будем геями, пока все вокруг не забудут, что с этим что-то не так, — написал Виттман. — А затем мы составим конкуренцию [гетеросексуальным мужчинам]».
Конечно, предположение, что сексуальность неизменна, было сделано из самых лучших побуждений.
В то время как некоторые выбирают себе ярлыки сексуальности сами, многие другие ощущают, что никогда не делали какого-то активного выбора. Но такой взгляд на сексуальность скрывает опыт людей, которых в разные периоды влечет к разным гендерам. Равно как и опыт тех, кто на протяжении своей жизни идентифицирует себя с разными гендерами.
В первую очередь это негативно влияет на би- и пансексуальные сообщества, на которые часто машут рукой со словами «они просто еще не определились». Из-за концепции фаллоцентризма бисексуальных мужчин склонны считать тайными геями, а бисексуальных женщин — гетеросексуалками, которые просто «экспериментируют». Например, исследование 2013-го года показало, что 15% американцев отказались признавать бисексуальность «настоящей сексуальной ориентацией». Эта невидимость несет и реальные последствия для здоровья людей: например, бисексуальные люди сталкиваются с более высоким уровнем депрессии и злоупотребления веществами по сравнению с геями и лесбиянками.
Идея фиксированной сексуальности стирает не только бисексуальные идентичности. Казалось бы, гетеросексуальность должна быть четкой и нерушимой, но на деле она подвижна едва ли не больше, чем другие идентичности.
Последовав примеру Томаса Пейнтера, социологи_ни Джейн Уорд и Тони Сильва в своих исследованиях (2013-го и 2016-го годов соответственно) сосредоточились на феномене маскулинных белых мужчин, занимающихся сексом друг с другом и в то же время идентифицирующих себя как гетеросексуалов — так называемый «приятельский секс», согласно Сильве.
Отказываясь от характеристики секса, как процесса чувственного, такие мужчины, по словам Сильвы, часто описывали его как «помощь приятелю» или удовлетворение «потребностей». И это не было случаем единичным: Сильва утверждает, что хотя такой секс «не романтичен», он, тем не менее, не лишен эмоций.
Многие мужчины поддерживали регулярные отношения с сексуальным партнером, которого они считали «другом по сексу».
Один мужчина в интервью Сильве отметил: «Я знаю, что вокруг куча таких же, как я, мужественных парней с мужской работой, которые, так уж вышло, иногда занимаются оральным сексом с другими мужчинами [смеется]».
«Предубеждения против бисексуальных людей скорее всего и являются причиной, по которой эти мужчины называют себя гетеросексуалами, — сказал мне Сильва, — но это далеко не единственное объяснение». На самом деле, все шестьдесят мужчин, опрошенных Сильвой, были в курсе, что бисексуальность существует. Шестнадцать из них одновременно считали себя би- и гетеросексуальными, что само по себе довольно интригующий ход в сторону от стандартных ярлыков сексуальности. А вот остальные представляли себя абсолютно гетеросексуальными людьми. Во многом потому, что «большинство участников романтически привлекали только женщины», — отметил Сильва. Далее они отметили редкое или вообще отсутствующее сексуальное влечение к мужчинам. И семеро отметили, что в сексуальном плане их привлекают исключительно женщины, хоть они и практиковали «дружеский» секс со своими приятелями.
Многие из этих мужчин рассматривали секс с другими мужчинами как в первую очередь социальную валидацию. Они часто выражали презрение по отношению к более женственным мужчинам-геям и предпочитали заниматься сексом с теми, кто похож на них самих. Этот факт лишь подкрепляет идею о том, что в современной культуре мужественный белый мужчина является идеальным воплощением сексуального желания.
Так же, как и Лиза Даймонд, Сильва обнаружил, что эти мужчины отмечали происходящие со временем изменения в собственном сексуальном поведении. Но если женщины, которых изучала Даймонд, выбирали себе соответствующие новые ярлыки, то почти все мужчины оставались в рамках гетеросексуальной парадигмы. Сильва пояснил: «Даже когда у них менялись сексуальные предпочтения и практики, они неизменно видели себя как гетеросексуальных и мужественных мужчин. Так что случается и то, и другое: одни изменяют свои идентичности, а другие, испытывая невольные сдвиги в типах влечения или сексуальных практиках, остаются с прежней идентичностью».
Вариативная гетеросексуальность наиболее изучена среди белых мужчин, во многом из-за того, что исследователи гораздо серьезнее относятся к их сексуальной флюидности. Такую же нестабильную форму гетеросексуальности можно найти и в других сообществах. Но, например, к ней же в контексте небелых сообществ (черные мужчины, которые тщательно скрывают свою сексуальную жизнь) относятся уже далеко не так серьезно. Исследования в сфере здравоохранения к тому же стигматизируют этот феномен, называя его причиной обострения эпидемии ВИЧ.
Повсеместная флюидность в случае гетеросексуальности не баг, а фича. «Если заглянуть в прошлое, туда, где зародились категории сексуальности, мы увидим, как сильно сексологи_ни переживали о том, что гетеросексуальность слишком хрупкая, о том, что ее нужно продвигать, защищать и помогать ей свершиться, потому что иначе ее как бы и не существовало, — сказал Хью Райан. — Я думаю, они все понимали очевидную истину: гетеросексуальность — это конструкт».
«Это такая небольшая шутка, когда я говорю, что сексуальной ориентации не существует, — добавил Райан. — Но я не считаю, что она величина постоянная, эдакая нерушимая граница, по которой можно разделить мир на части или даже определить через нее самих себя. Я думаю, она движется, меняется и находится в гармонии с разными другими аспектами, которые определяют то, как мы занимаемся сексом, испытываем романтические чувства и тянемся к другим людям».
Женщины, которые долгое время идентифицировали себя как лесбиянок, могут уже в зрелом возрасте начать звать себя бисексуалками, не чувствуя при этом непременно, будто они «познали» свое тайное «я».
Или в то же время — как описывала в Go magazine Элисон Хинман — женщина, явно идентифицировавшая себя как гетеросексуалку, может внезапно сменить курс и объявить себя лесбиянкой. Хинман писала о том, что в колледже она встречалась только с парнями, «прыгая из койки в койку», но потом начала строить отношения исключительно с женщинами. И хотя ее привлекали люди разных гендеров, она не думала, что ей подходит термин «бисексуалка». Она также не считала, что лгала самой себе, когда встречалась с мужчинами. Как Хинман отметила, «Вполне возможно ощущать свою сексуальность по-разному в разные периоды жизни».
Чтобы понять вариативность сексуальности, нужно принять тот факт, что кто-то друг_ая в ситуации Хинман могла бы решить определить себя иным способом. Другая женщина, перешедшая от отношений исключительно с мужчинами к отношениям исключительно с женщинами, например, могла бы считать себя бисексуалкой, а не лесбиянкой. Потому что сексуальность не настолько устойчивый и монолитный концепт, как многим кажется. И ни одна опция на широком спектре самоидентификаций не является более точной и правильной, чем другая.
Слишком часто вера в «нерушимую» сексуальность заставляла людей доказывать, что они и правда квир — требование, не единожды маргинализировавшее менее известные сообщества внутри ЛГБТ. Многие люди естественным образом меняют свои пристрастия, и то, как они себя идентифицируют, не всегда соотносится с тем, с кем они решают встречаться. Человек, идентифицирущ_ая себя как би, останется би, независимо от того, ищет ли он_а человека своего пола или нет. Он_а также имеет полное право на то, чтобы со временем изменять свои предпочтения, и при этом не слышать в свой адрес фразы «он_а запутал_ась» или «лицемер_ка».
Принять, что сексуальность и гендер хотя бы отчасти являются социальными конструктами, не значит полностью отбросить идею сексуальной идентичности как несостоятельную.
Многие люди очень трепетно относятся к своим ярлыкам. Лучше принять конструктивистский взгляд на сексуальность, который дает пространство для маневра в том, что касается сексуальной ориентации.
В мае Палата представителей США приняла законопроект о борьбе с дискриминацией ЛГБТ, и вопрос того, как лучше защитить людей с подвижной сексуальностью, равно как и тех, чьи идентичности могут не попадать в ЛГБТ-спектр, теперь ложится на плечи молодого поколения. Некоторые писатель_ницы, например, Лиза Дуган, предложили защищать сексуальность сходно с религиозными взглядами: как что-то глубоко укорененное, не являющееся врожденным, но могущее изредка меняться радикальным образом. В то же время большинство других ратуют за совершенствование в сфере права биологической теории, даже если она и не отвечает опыту многих людей. Такая стратегия уже сработала в прошлом для видных защитни_ц прав ЛГБТ, и поэтому ее применяют и по сей день, утверждая, что ЛГБТ-люди должны попадать под запреты в области гражданского права на дискриминацию по половому признаку. Очень скоро Верховный суд США постановит, гарантируют ли формулировки в Билле о гражданских правах 1964 года защиту ЛГБТ-людям.
Пока же следует работать над социальным аспектом этой проблемы. Лучшее понимание того, что сексуальность может быть подвижной, откроет двери для тех, кто хочет изучить границы собственной сексуальности, не испытывая при этом потребности кому-то что-то доказывать. Мы можем окончательно признать, что в каждую идентичность люди привносят широкий спектр опыта и желаний, и это также поможет усилить эмпатию между людьми, даже в рамках квир-сообщества.
То, что раньше правовая защита базировалась на биологической модели, не значит, что мы должны продолжать опираться на нее. Согласно Райану, «гомосексуальность — политически и организационно полезная и выгодная категория, но она не является таковой для описания нашей повседневной жизни».
