В Беларуси на сегодня не существует ни одного прецедента, когда суд рассмотрел бы гомофобию как отягчающее обстоятельство.
Обыватели зачастую полагают, что замалчивание преступлений на почве ненависти — это естественное явление для обществ, которые строятся на принципе холизма, т.е. на утверждении, что целое всегда важнее частного. Мы редко замечаем, что свое разрушительное воздействие преступления на почве ненависти оказывают, прежде всего, на «целое», т.е. на всю социальную систему. Наивно полагать, что подобные инциденты представляют угрозу исключительно для определенного сообщества или некоей дискриминируемой в обществе группы, чьи интересы признаются локальными. Невнимание к проблемам угнетенных групп, вытеснение их на периферию информационного пространства всегда является симптомом симуляции положительной социальной динамики. Визуальное отсутствие проблем, связанных с дискриминационными практиками, на деле означает, что информационный поток цензурируется с целью создания картинки «социального благополучия».
©Дарья Данилович
Стремление представить происшествие как частную проблему потерпевшего, а в описании агрессивных действий избавиться от мотива ненависти стало тенденцией в реакции белорусов на информацию, подаваемую СМИ. В данном случае мы говорим о многочисленных комментариях в ответ на опубликованный материал (в интернет-СМИ* и социальных сетях). Нас насторожило большое количество комментаторов, выражающих недоумение по поводу того, почему в данном случае необходимо говорить о сексуальной ориентации жертвы.
Из общей массы комментариев можно выделить три типа: «не высовывайтесь, и вас не тронут», «какая разница, что жертва — гей, меня вот тоже били…» и «я, конечно, против геев, но преступника не одобряю».
«Жил бы спокойной жизнью, сидел бы дома, и все было бы в норме. Но нет, а как же гей тусовки, свои парни-девчонки»
«…Я думаю, корень проблемы в нагнетании ажиотажа вокруг лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, не было б такой рекламы в СМИ, не было бы и такой ненависти со стороны обывателей…»
«Я уже давно говорил, что гей-вечеринки нужно проводить в лесу. Не слушали — вот и получили трагедию» и т.д»
Подобные комментарии опасны как минимум тем, что содержат в себе «обвинение жертвы», смещают акцент с проблемы насилия, делая ее исключительно проблемой конкретного индивида, нарушают причинно-следственную связь в совершенном преступлении, предполагая, что уже только фактом своего существования за пределами частного пространства жертва «провоцирует» агрессора на насилие.
Нам важно отметить, что такая риторика является крайне опасной. Мало того, что она не страхует саму жертву от случаев насилия (Михаил вел закрытый образ жизни, в тот день возвращался домой после закрытой вечеринки), но и напротив, подобные преступления являются прямым следствием «политики закрытости», навязываемой ЛГБТК-сообществу. Кроме того, снимая ответственность с агрессора, общество дает «разрешение» на насилие дискриминируемой группы.
Закрытость ЛГБТК занимает значимую позицию среди факторов, ведущих к росту гендерного насилия и дискриминации в обществе. Как и в случае с другим видом гендерного насилия — насилия над женщинами, — закрытость оставляет жертву абьюза в изоляции, без возможности обратиться за помощью и даже получить поддержку близких. Когда тема насилия над ЛГБТК отрицается или табуирована в общественном сознании, окружающим также становится сложнее распознать мотивы насилия, а значит, с большой долей вероятности жертва столкнется с отрицанием проблемы, что приводит к дополнительному психологическому угнетению, а также значительно осложняет поиск помощи. Так, например, опасаясь общественного давления, семья Михаила несколько месяцев не разглашала деталей преступления, что позволило судебному процессу пройти в полном молчании СМИ, избежав не только возмущения граждан, но и своевременного интереса правозащитников.
«Это просто гопник, за сигареты так же лупят»
Второй тип комментариев (один из самых распространенных) условно назовем «какая разница…». Написанные как под копирку, такие комментарии стремятся показать универсальность социальной аномии, сравнивая хулиганские нападения на улице с нападениями на почве гомофобии.
«…Наверно, в меру своей ограниченности не могу принять отягчающие обстоятельства на почве нетерпимости к сексуальной ориентации. Просто если меня побьют пьяные, могу ли я считать, что меня побили на почве нетерпимости к it-специалистам в РБ»
«…Не надо в нашей стране из гомосексуалистов делать жертв. Это единичный случай, в ответ на который можно привести десятки тысячи избиений, когда жертвами становятся гетеросексуалы. Тут дело не в ориентации, а в том, что у нас ночью на улицах немало пьяных отморозков, готовых к проявлению насилия без всякой причины…»
«Таких трагедий сотни, и говорить о том, что это произошло из-за того, что пострадавший был нестандартной сексуальной ориентации, — абсолютно неверно. Был бы не геем, гопники бы нашли другую причину: нет сигарет, смотришь не так и т.д. Поэтому акцент нужно все же ставить именно на том, что произошло, как помочь и как уберечь других в похожей ситуации, а не о том, что потерпевший оказался геем...»
Подобные комментарии были написаны несмотря на очевидность мотива ненависти в совершенном преступлении, о чем прямо говорится в оригинальной статье. Тем не менее, здесь он не рассматривается в принципе либо сводится к минимуму.
Почему все-таки преступления на почве гомофобии — это не хулиганство?
В случае с преступлениями ненависти опасность заключается в том, что, приравнивая их к рядовым противоправным действиям, мы стираем различие между горизонтальной плоскостью субъектов гражданских отношений и вертикалью отношений между индивидом и социальными институтами. Теория общественного договора предполагает отчуждение индивидами ряда своих свобод в обмен на обретение непреложного набора прав, гарантом соблюдения которых выступает государство. Этот критерий эффективного взаимодействия государственной машины и гражданского общества, выработанный теоретиками просвещенного гуманизма еще в XVII веке, лежит в основе современных правовых документов демократических стран.
В ситуации, когда мотивом преступления становится предубеждение и ненависть, речь идет не только — и не столько — о моральном или физическом ущербе конкретного индивида. В данном случае потерпевший является символическим репрезентантом социальной группы, предубеждение против которой может быть основанием для попрания неотчуждаемых прав человека. Преступление на почве ненависти выходит за пределы частного случая насилия, т.к. ставит под сомнение фундаментальные для нашей культуры утверждения об изначальном равенстве граждан и верховенстве права. Т.е. преступник действует не против конкретного лица, группы лиц или сообщества — он посягает на авторитет государства и права, который выступает гарантом личных свобод. В этом случае политика замалчивания или игнорирования мотива ненависти со стороны юридических институтов — это маркер проблемы именно на уровне государства, а не отдельная проблема локального сообщества. Если преступление на почве ненависти может стать видимым только как частный случай проявления агрессии, мы оказываемся в ситуации, описанной в классической антиутопии Оруэлла «Скотный двор»: номинальное равенство участников общественного договора по факту оказывается иерархической системой угнетения, но об этом нельзя сказать, так как в правовом поле отсутствует сходный прецедент.
©Дарья Данилович
Какие последствия имеет «политика закрытости»? Прежде всего, это «невидимость» данной категории преступлений, что в свою очередь приводит к безнаказанности совершающих их преступников и, соответственно, повышает риск повторения. В результате невозможно оценить уровень насилия в отношении ЛГБТК в Беларуси (по ряду причин): во-первых, из-за высокого уровня гомофобии в обществе жертвы редко обращаются в милицию; те случаи насилия, которые все же доходят до суда, как видим, не рассматриваются судом как преступления, совершенные на почве ненависти. В Беларуси на сегодня не существует ни одного прецедента, когда суд рассмотрел бы гомофобию как отягчающее обстоятельство.
ЛГБТК не признаются отдельной социальной группой, по отношению к которой проявляются ненависть и вражда
Прописанные в отчете за 2003 г. рекомендации ОБСЕ ясно дают понять, что именно признание и осуждение на государственном уровне мотива ненависти становится адекватным ответом криминальным структурам в современном мире и способом укрепить верховенство закона и справедливости. Как показывает мировая практика, уровень преступлений на почве ненависти в странах, в которых разработано антидискриминационное законодательство и присутствуют эффективные системы сбора данных о подобных прецедентах, оказывается на порядок выше, чем в странах, где такая информация не отслеживается или маскируется.
Так, в качестве примера можно рассмотреть статистику по странам ОБСЕ за 2008 год. В Соединенном Королевстве с населением более 60 млн человек (по данным переписи 2011 г.) в 2008 г. зарегистрировано 4300 преступлений против ЛГБТ, Швеция (население — более 9 млн чел. по данным за 2011 г.) сообщает в отчете о 1055 аналогичных прецедентах, тогда как в Польше в населением более 38 млн человек по данным переписи 2013 года в рамках общественной компании борьбы с гомофобией было зафиксировано только 50 преступлений на почве ненависти к ЛГБТ. Такое расхождение данных свидетельствует не о более высоком уровне ксенофобии в странах с высокими показателями, а о том, что в ряде стран шокирующие факты проявления нетерпимости оказываются погребены под слоем социальной мимикрии и юридического формализма. Ущерб же от преступлений на почве ненависти как для конкретных индивидов, так и для общественной системы в целом не только не исчезает, но и усиливается за счет молчания.
В белорусской ситуации, когда гомофобная риторика присутствует на всех уровнях общественных отношений — от микросреды до политических высказываний в публичной сфере, — многие полагают, что политика закрытости станет гарантом безопасности для любой дискриминируемой группы. Не секрет, что сам феномен преступлений на почве ненависти часто связывают именно с темой видимости, с визуальной стороной инаковости. Так, например, в отчете о мониторинге ксенофобии и экстремизма в Украине за 2012 год авторы буквально указывают на момент физического различения «свои-чужие» как фундаментальную характеристику ксенофобной агрессии:
Уличные расистские нападения на представителей «визуально отличимых» меньшинств, однозначно распознающихся в толпе как «чужаки» неоднократно приводили к человеческим смертям
Доклад по результатам мониторинга «Ксенофобия и национал-экстремизм в Украине — 2012»,
автор — Вячеслав Лихачев
автор — Вячеслав Лихачев
СМИ часто апеллируют к абстрактному понятию «готовности общества» признавать инаковость естественной частью социальной жизни, к низкому уровню образованности населения или используют богатую палитру виктимблейминга, чтобы переложить ответственность за насилие на плечи самой жертвы. Однако, как и в случае с дискурсивным исключением лиц с ограниченными возможностями, вытеснение ЛГБТК-сообщества в поле «невидимости» (от вербальной агрессии, связанной с политикой открытости конкретных индивидов до способов освещать тематику ЛГБТК в СМИ) не решает проблему гомофобии в обществе. Насилие не исчезает, а лишь трансформируется в социально приемлемую форму проявления агрессии, получая лазейку в легальное поле.
*TUT.BY, «Наша Ніва»
