На удивление мало людей знает о том, что корова должна быть беременной и постоянно рожать, чтобы производить молоко (как и любое млекопитающее женского пола). Коров обычно оплодотворяют насильно (с использованием так называемой «стойки для изнасилования»), чтобы отобрать у них новорожденных детей, продать их мясо, украсть и продать молоко, предназначенное для телят. Причем это действие во всех смыслах аналогично сексуальному насилию. Особей женского пола порабощают на всю жизнь, и их репродуктивную систему систематически эксплуатируют ради выгоды и удовольствия человека.
Позиция феминисто_к-вегано_к кажется ясной и логичной: как систематическое насилие над живым существом, наделенным теми же чувствами, что и человек [1], можно рассматривать как норму?
Почему неофеминистское движение, или, лучше сказать, его представитель_ницы не могут понять, что при патриархате женщины и животные в равной степени угнетены, и поэтому спокойно употреблять мясные и молочные продукты — значит стать частью культуры угнетения?
Основоположницы феминизма и активистки боролись с системой, превращая свою «личную» жизнь в «политическое» высказывание: они отвергали брак, гетеросексуальность, моногамию и/или материнство. Так делали Одри Лорд, Джудит Батлер и Симона де Бовуар. Почему же они и их последовательницы не отказывались «политически» от мяса и молочных продуктов?
Иногда я вспоминаю, как белые феминист_ки сопротивлялись внедрению повестки и запросов чёрного феминизма в своё движение и этим демонстрировали своё нежелание видеть женщин с разным опытом. И тогда я понимаю: чтобы анализировать общественные движения и осознавать их слабые стороны, нужно много терпения. Поэтому мы должны говорить об этих недостатках чаще и в понятной форме.
Во-первых, важно понимать, что дискуссию о слабых сторонах феминистского движения (и любого другого движения) следует воспринимать как конструктивную критику. Во-вторых, мы не должны взваливать всю ответственность за отсутствие единой логики в разобщённом феминистском движении на плечи нынешних феминисто_к. Мы не должны винить их за то, что мы едим мясо и одновременно требуем равенства для женщин. [2] Взаимосвязь веганства и феминизма не всегда очевидна. Более того, к этому вопросу примешивается множество искаженных ценностей, навязанных доминирующей культурой (которые не сильно отличаются от сексизма и гендерного неравенства).
Феминистско-веганский подход существует с XIX века — но он до сих пор не может покинуть свою нишу и получить известность среди феминистского движения, будь то белый феминизм или чёрный. Но почему?
Я не верю в иерархию среди дискриминаций («давайте сначала покончим с расизмом, а потом разберёмся с дискриминация по признаку биологического вида»). Наоборот, мне не хватает более комплексного и тщательного анализа, которым занимаются лишь немногие феминист_ки-веган_ки.
Неравномерное изучение текстов разных исторических периодов
Возможная причина проблем феминистско-веганского движения кроется в исторической эпохе, когда создавались феминистско-веганские труды. Если учитывать, что большая часть феминистской теории базируется на текстах второй половины XX века, которые почти не поднимают тему взаимоотношения между мужским доминированием и мясоедением, становится легче понять, почему феминистко-веганский подход, который зародился в XIX веке, не получает должного внимания и не имеет преемни_ц. [3]
В наше время найдется мало феминисто_к, которые изучают феминистские сочинения XVIII-XIX веков, написанные в период распространения феминистско-веганского движения.
Даже если учесть, что до первой половины XX века ещё можно было увидеть большое количество феминистско-веганских дискуссий, нетрудно заметить, что веганский вопрос чаще игнорируется или считается несостоятельным, чем становится предметом анализа.
Таким образом, один исторический период преобладает над остальными, и феминистско-веганское движение по-прежнему остаётся недостаточно освещённым. Кэрол Дж. Адамс (Carol J. Adams) посвятила этой теме свою книгу «Сексуальная политика мяса» (The Sexual Politics of Meat), где подчёркивает отсутствие внимания со стороны историк_инь к веганству как способу борьбы с угнетением со стороны мужчин, который использовали множество важных феминистских авторо_к. Она пишет, что даже такие серьёзные издания, как «История женского избирательного права» (The History Of Woman Suffrage), не упоминают разногласия между вегетариан_ками и мясоед_ками среди суфражист_ок в США.
Адамс также обращает внимание на литературную критику романа «Франкенштейн или современный Прометей» (Frankenstein or the Modern Prometheus) Мэри Уолстонкрафт Шелли (Mary Wollstonecraft Shelley), дочери феминистки, педагогини и писательницы Мэри Уолстонкрафт (Mary Wollstonecraft). Для критик_инь «Франкенштейна» было важно, что это произведение содержит много феминистических идей, в особенности образ «чудовища», который выражает протест Шелли против того, что её муж Перси Шелли и лорд Байрон исключали её из бесед. Но с другой стороны, они игнорируют вегетарианский опыт авторки и его изложение через пищевые пристрастия её персонажа. Роман «Франкенштейн» должен был продвигать феминистско-вегетарианские идеи, однако критики_ни признали только те, которые были феминистскими. Как заметила авторка «Сексуальной политики мяса», «примечательно, что вегетарианство "чудовища" не стало предметом широкого обсуждения, хотя за последние тридцать лет эта книга получила необычно много внимания критик_инь, и практически все её аспекты были тщательно изучены».
Вот ещё один пример того, как вегетарианский опыт некоторых известных феминист_ок остался незамеченным. В поэтическом сборнике «Все мы лесбиянки» (We Are All Lesbians) присутствует одно из самых известных стихотворений, написанных американской феминисткой и суфражисткой Фрэнсис Уиллард (Frances Willard, 1839—1898). «Ешь рис, верь в женщин» (Eat Rice, Have Faith In Woman) — это стихотворение, которое, как и произведение Мэри Шелли, выражает идеи феминистско-веганской философии, но его часто воспринимают фрагментарно, игнорируя упоминание веганства.
«Ешь рис верь в женщин
то чего я не знаю сейчас
я всё ещё могу узнать
постепенно постепенно
если учусь я могу научить других
если другие научатся раньше
я верю что они вернутся
и научат меня»
- Фрэнсис Уиллард
Эти три примера представляют собой очень упрощённый и краткий список причин, которые исказили феминистcко-веганскую философию. Они объясняют, как феминистcко-веганское движение стало игнорироваться, как его усилия сводились на нет, а его деятельность саботировалась.
Оестествление «мясного закона» и трудность его нарушения
В дополнение к историческим трудностям, сказавшимся на вегафеминизме, нам по-прежнему не просто порвать с навязанными культурными моделями и оестествлением процессов, которые превращают животных в куски мяса.
Может показаться, что наше травоядное происхождение (будь то теории божественного создания или эволюции) не имеет значения. Ни эпидемии рака, ни разрушение окружающей среды, ни дисбаланс в распределении продовольствия между богатыми и бедными, ни тем более страдания животных не влияют на нашу привычку есть мясо. Всё это рассматривается как «сопутствующие риски», которые невозможно предотвратить.
Мы превратились в цивилизацию, которая психологически зависима от еды (что доказывает эпидемия ожирения [4]).
Мы не можем даже задать себе вопрос: «Откуда взялась наша еда? Как её создали?»
Не удивительно, что феминизм — явление гораздо более принятое, чем феминистско-веганское движение. В некотором смысле феминизм создает для женщин зону комфорта, в то время как феминистское веганство выставляет их за границы этой зоны.
В своей работе «Тела, которые имеют значение» (Bodies That Matter) теоретикиня феминизма и профессорка Джудит Батлер (Judith Butler) объясняет, как практики нормативного регулирования наделяют некоторые тела властью. Не сложно понять, каким образом эти идеи применимы к миру вокруг человека:
«Все регулирующие силы проявляются как некая производительная сила, как сила, способная создавать — ограничивать, строить, различать — тела, которыми она управляет».
Батлер изучает понятие «природа» и говорит нам, что, «согласно феминистским теоретик_иням, само понятие природы должно быть пересмотрено» и «природа как совокупность динамических взаимосвязей должна быть переосмыслена ради целей как феминисто_к, так и эколог_инь [...]».
Если внимательно читать антропологические и исторические исследований диет, пищевого поведения и питания, то можно понять, что мы едим не только для получения питательных веществ, что понятие «еда» такое же сложное, как «секс», и что оно заслуживает тщательного изучения.
Почему, например, на Западе люди заводят собаку как компаньона, а в Китае и Корее собаку используют как источник животного белка, словно корову или свинью? Если посмотреть на вопрос с этой стороны, то становится ясно, что еда — это культурный конструкт, нормализованный таким же образом, как феминность и маскулинность. [см. пояснение 3]
«Естественного вообще не существует, есть связанные с ним процессы: оестествление и обыскусствление».
- Жак Деррида
Отсутствие внимания к «системе неравенств»
Многие работы, принадлежащие к обширной феминистской теории и критике, говорят о том, что женщины и животные являются частью одной и той же системы неравенств. Нормализация второстепенного положения женщин по отношению к мужчинам не отличается от нормализации аналогичного положения животных по отношению к людям. Так же, как женщина является объектом, который должен служить мужчине и капиталистической системе, животное является объектом, который должен служить человеку и капиталистической системе.
Донна Харауэй (Donna Haraway) пишет в своей работе «Гендер в марксистском словаре: сексуальная политика слова» (Gender for a Marxist dictionary: the sexual politics of a word), что в основе западного колониального мышления лежит социально-политическая история бинарных категорий пола и гендера, природы и культуры. Эта история осталась без внимания и должна быть изучена, если мы хотим понять, как работает система господства — говорим ли мы о женщинах, небелых и незападных людях, животных или окружающей среде:
«Слова [которые используются в западном колонизаторском мышлении] определяют мир как предмет познания, совокупность природных ресурсов, которыми человек может пользоваться благодаря тому, что у него есть культура. Разнообразная современная литература, которая выражает либеральные и оппозиционные идеи, критикует такой подход к природе и его языковые средства, а также этноцентрическое господство тех, кто определяет категорию «естественного» или имеет власть устанавливать границы для других (включающие женщин, небелых людей, животных и неодушевленную окружающую среду)».
В своей работе «Манифест киборгов» (Cyborg Manifesto) Харауэй показывает хрупкость барьеров, которые отделяют человека от животного, рассказывая об исследованиях в области приматологии:
«Мы изучаем "границы", которые разделяют животных и людей, однако эти границы гораздо более неопределённы, чем принято думать. Если обезьяны принципиально не отличаются от людей, то наше чувство превосходства над животными — это замок из песка».
Американская феминистка Андре Колар (Andree Collar) пишет, что «когда патриархат формирует социальный порядок, природа, животные и женщины объективируются, становятся предметами обладания и утрачивают контроль над своей репродуктивной системой, власть над которой переходит мужчинам».
Животные, небелые люди, женщины, коренные народы, иностран_ки, гомосексуальные и трансгендерные люди находятся в рамках чужих нормативных стандартов и, следовательно, являются частью одной и той же системы неравенств. Как Батлер отмечает в своих работах, посвящённых теории пола, эти субъекты «не стоят» защиты, спасения или выражения скорби. И даже внутри системы неравенств некоторые субъекты более ценны, чем другие.
«Вон тот мужчина говорит, что женщинам нужно помогать садиться в экипажи, переносить их через канавы, уступать им везде лучшие места. Никто никогда не помогает мне садиться в экипажи или перешагивать через лужи и не уступает мне лучших мест. А разве я не женщина? Посмотрите на меня! Посмотрите на мою руку! Я пахала и сеяла, я собирала урожай в амбары, и ни один мужчина не мог обогнать меня! А разве я не женщина? Я могу работать и есть столько же, сколько мужчина, когда есть что есть, и меня так же били кнутом! А разве я не женщина? Я родила тринадцать детей, я видела, как большинство из них продали в рабство, и когда я плакала в своем материнском горе, никто, кроме Иисуса, не слышал меня! А разве я не женщина?»
- Соджорнер Трут
Важность интерсекциональности для всесторонней феминистской дискуссии
Возможно, более глубокий анализ системы неравенств и понимание идеи интерсекциональности могут помочь нам разобрать по частям и критически оценить существующий порядок вещей, позволит сделать наш подход более целостным со стороны всех социальных движений, борющихся против разных форм угнетения.
Поэтому важно изучать повестки чёрного феминизма и феминизма постколониальных стран — эти повестки ставят под сомнение идею, что неравенство основано исключительно на категории пола / гендера, и признают, что власть одновременно реализуется с помощью нескольких структур доминирования.
В своём тексте «Гендер: история одной концепции» (Gender: The Story Of A Concept), известная бразильская антропологиня Адриана Писчителли (Adriana Piscitelli) впервые критикует понимание системы угнетения как основанной лишь на понятии пола / гендера. Такая критика зародилась в деятельности феминист_ок, повестки которых не были представлены в белом феминизме:
«Они требовали, чтобы гендер рассматривался в рамках разных систем, где различия между феминностью и маскулинностью переплетаются с различиями в расе, национальности, сексуальной ориентации, социальном положении и возрасте».
Нельзя сказать, что интерсекциональный феминизм появился только благодаря одно_й человеку, но Кимберли Креншоу (Kimberle Crenshaw) можно назвать одной из первых феминисто_к, которая заговорила об этом явлении и начала внедрять интерсекциональность в движение за гражданские права и в политическую сферу почти три десятилетия назад. Сегодня Кимберли [5] продолжает борьбу, так как считает, что с темой интерсекциональности по-прежнему нужно много работать, чтобы добиться перемен в обществе.
Исследования Писчителли позволяют нам понять, как интерсекциональность может привлечь внимание к тому, что угнетение животных и чёрных женщин почти равноценны.
«Они [чёрные женщины] описывались с использованием понятий пола и расы, почти как самки животных, их сексуализировали и лишали прав, исключали из системы брака. В этой системе только белые женщины признавались женщинам, которые могут выступать в роли потенциальных жён, которые могут сохранить семейное имя».
Для интерсекционального феминизма необходимо понимание различных систем угнетения. Как утверждает австралийская эко-философиня Вал Плумвуд (Val Plumwood) [6], окружающую среду необходимо учитывать как дополнительную категорию в феминистском теоретическом анализе наряду с расой, национальностью, гендером и классом. Поэтому мы должны понимать, что интерсекциональный феминизм изучает вопросы расы, национальности, гендера, класса и окружающей среды.
Чтобы выйти за пределы индивидуалистического феминизма, где борьба за право иметь или не иметь волосы на теле привлекает больше внимания, чем политическая повестка, действительно способная внести позитивные изменения в жизнь женщин, нам необходимо признать роль интерсекциональности в феминистском движении.
Экофеминизм, новые перспективы и трудности веганского феминизма
С одной стороны, веганский феминизм очень разобщен, с другой, он может укрепить свои позиции в рамках экофеминизма. Возможно, с 70-х годов экофеминизму было легче привлечь внимание к критике патриархального и гендерного угнетения природы и окружающей среды и вести борьбу с различными его видами по той причине, что это движение прямо не противостояло укоренившейся культуре питания, связь с которой очень крепка.
Наиболее распространенная идея экофеминизма состоит в «убеждении, что существует важная закономерность между тем, как, с одной стороны, общество относится к женщинам, небелым людям и другим угнетаемым группам, и, с другой стороны, как человек относится к окружающей среде». [7]
Рейчел Карсон (Rachel Carson), биологиня и одна из предшественниц экофеминизма, выступала против синтетического пестицида ДДТ в 1962 году и убедила Джона Кеннеди, в то время занимавшего пост президента США, изучить опасность использования пестицидов. Десять лет спустя экофеминизм одержал свою первую победу: в 1972 году в США был введён запрет на ДДТ.
Современные экофеминист_ки, такие как Кэти Гибсон (Kathy Gibson) и Джули Грэм (Julie Graham), используют теории Батлер, чтобы делать акцент на новой феминистской экономической этике и продолжать доказывать, что, как писали Рэйвин Коннелл (Raewyn Connell) и Ребекка Пирс (Rebecca Pearse) в третьем издании публикации «Гендер в глобальной перспективе» (Gender: In World Perspective), «гендер — это неотъемлемая часть изменения окружающей среды».
Это доказывает не только то, что нам нужно много терпения, но и то, что прежде всего нам нужно больше женщин в медицине, биологии и других естественных науках, чтобы более эффективно дискутировать о мужском доминировании, благодаря которому фабрикуются необоснованные и гендерированные знания и решения, и бороться с ним.
Мы также должны действовать осторожно в этом виде активизма, чтобы нас не обвинили в «эмоциональности» или элитаризме. Когда Карсон выпустила книгу, благодаря которой была решена проблема использования вредоносного пестицида ДДТ, её обвиняли в том, что она руководствовалась «эмоциями вместо того, чтобы придерживаться научных методов».
Сегодня некоторые осуждают активность веганского феминизма не только за излишнюю «эмоциональность», но и за эксклюзивность, называя веганство элитарным белым движением. Без сомнения, мы должны осторожно обращаться с повесткой веганского феминизма и экофеминизма. Мы должны понимать, почему веганство так тесно связано только с белыми людьми [см. пояснение 1]. Однако если внимательно изучить этот вопрос, мы поймём, что веганство действительно актуально в том числе и для социально незащищённых людей.
Если мы будем учитывать, что влияние несбалансированной окружающей среды (над которой доминируют белые мужчины) в первую очередь касается более бедных классов, представленных в большинстве своем небелыми людьми, то мы поймём, что осуждение экофеминизма и веганского феминизма за «элитарность» свидетельствует о полном отсутствии чувства реальности.
Мы, феминист_ки, должны изучать и обсуждать все системы неравенств, которые несут ответственность за различные формы угнетения. Более глубокий анализ феминистского движения необходим тогда, когда мы хотим разрушить стереотипы и порвать с нынешними структурами власти. Для этого наш разум должен быть открытым, полным любопытства и понимания важности интерсекциональности.
В этом несбалансированном, бушующем мире катастроф современному феминистскому мышлению просто необходимо интегрировать в себя экофеминизм.
К тому же, чтобы достигнуть равенства и положить конец спишизму (дискриминации по признаку биологического вида — прим. пер.) и главенству мяса, современная теория веганского феминизма должна развиваться всесторонне и более скоординированно. Её сторонни_цы должны понимать и правильно использовать веганско-феминистские труды, которые на столетие опередили экофеминизм. Мы, как веган_ки и феминист_ки, должны понимать, на чём основана наша шовинистская и репрессивная культура питания, чтобы быть в состоянии осветить этот аспект в общем феминистском движении и выйти из сложившейся системы притеснения.
«У равноправного и устойчивого общества нет нужды в гендере».
Пояснения:
1. В этом тексте понятия расы и класса в рамках веганско-феминистского и экофеминистского движения не рассматриваются очень подробно. Более глубокий анализ можно найти в тексте доктор_ки Ли Харпер (Dr. Lee Harper), основатель_ницы проекта «Sistah Vegan».
2. В этом тексте подробно не рассмотрены процессы, из-за которых животные и женщины находятся на одном уровне угнетения. Более глубокий анализ можно найти в упомянутых в статье текстах и книгах «Rape of the Wild: Man’s violence against animals and the earth» (Andree Collard, 1989) и «The Dreaded Comparison: Human and Animal Slavery» (Marjorie Spiegel, 1996).
3. Авторка этого текста не стремится объяснить, почему особенности питания и гендер являются продуктом господствующей культуры. Вы можете изучить тему питания и его особенностей как социального конструкта, прочитав указанные антропологические исследования пищи и питания.
4. Этот текст был написан для бесплатного курса «Введение в гендерные вопросы» при поддержке организации «NUMAS» в университете Сан-Паулу.
Сноски:
[1] After 2,500 Studies, It’s Time to Declare Animal Sentience
[2] Why vegan feminist
[3] Edith Ward — Shafts (1893)
[4] Controlling The Global Obesity Epidemic
[5] Why Intersectionality Can’t Wait
[6] [7] Gender: In World Perspective (Ecofeminism: Debating Woman’s Nature)
