Недавно я поучаствовал в фотопроекте — Серж Медведев снимает людей, у которых есть шрамы. Это заставило меня не только подумать о своем шраме, но и описать все, что я чувствовал и чувствую по отношению к нему, словами. В этом тексте мне хотелось поделиться личной историей о насилии, семье и взаимоотношениях с телом. И, наконец, попробовать поставить хотя бы одну точку.
Лежа на носилках в скорой, которая везла меня в больницу райцентра, я о многом успел подумать. Перед глазами проносилось не прошлое, а будущее, в котором меня могло не быть. Мне было обидно, что я так и не поступлю в университет, как хотела прабабушка, что у меня не будет такого сумасшедше прекрасного лета, последнего перед долгой учебой. Мама сидела рядом и плакала, держала меня за руку. Я смотрел на нее и думал, кто же ей поможет заготовить закатки на зиму и собрать с дерева яблоки. Я точно помню, что задавался вопросом: почему именно сейчас?
С отчимом мы не ладили всегда. Пока я был робким школьником, мне приходилось жить в постоянном страхе. Я не могу сказать, чего именно я боялся. Потому что и здесь моя память меня подводит: я не помню, бил ли он меня когда-нибудь, угрожал ли или унижал. Сейчас мне хочется, чтобы причиной страха были побои или угрозы. Так проще поставить точку и двигаться дальше. Сложнее отыскать настоящую причину и попытаться в ней разобраться.
Я был подростком, не лишенным определенной силы и умения словами отстаивать свое, поэтому страха за себя стало меньше. Больше — за маму.
© Фото Сергея Ткача Память, страх, неуверенность в себе ушли. А шрам остался. Теперь он не розовый, а едва заметный. 4 см в длину и 0,5 в ширину. В одном месте он заметно шире и круглее: именно здесь точка, в которой холодное лезвие ножа соприкоснулось с теплым и мягким телом.
Чувство, которое возникало у меня, когда кто-нибудь смотрел или спрашивал о шраме, сложно описать. Иногда мне казалось, что это скорее стыд, потому что мое тело потеряло целостность не в результате операций, например. А потому, что меня ударили ножом — не кто-нибудь, а отчим. Иногда мне казалось, что это, скорее, страх. Страх столкнуться с жестокостью и непониманием. Я ощущал уязвимость, даже если кто-то просто мельком видел мой шрам. Я чувствовал злость на свое тело, потому что оно было не таким, каким мне хотелось бы его видеть.
В общежитии университета душ был один на пять этажей. Методом проб и ошибок я вычислил время, когда там никого или почти никого не бывало. Не знаю почему, но когда я с кем-то в душе встречался, и он видел шрам – а шрам тогда еще был очень даже заметен, — мне хотелось провалиться сквозь землю.
Очень долго я боялся острых предметов в чужих руках: ножниц, иголок, ножей, веток, ручек, карандашей. Мне хотелось куда-нибудь убежать и забиться в угол. Рухнуть в обморок не давало только то, что я боялся задеть свой шрам.
Много лет мне приходилось жить с мыслью, что он никуда не исчезнет. Но однажды он исчез.
© Фото Сергея Ткача Я не общался с психолог_иней, не проходил терапию, несильно делился переживаниями с друзьями, подругами и близкими. Потому что все это тоже привело бы к тому чувству, которое так сложно описать.
Сначала я много думал о случившемся, мысленно возвращался в ситуацию и проживал ее снова, будто искал возможность что-то изменить, нажать на волшебную кнопку, перезапустить, отменить, стереть.
Потом я сказал себе и своему шраму: «Окей, будем жить вместе. Ты не мешаешь мне, а я — тебе». Это было не то чтобы принятие, потому что когда ты что-то в себе принимаешь, ты делаешь это с любовью или с каким-то другим позитивным чувством, а не от безысходности.
Шрам исчез из моей памяти, но остался на теле.
Недавно в фейсбуке я увидел пост, в котором фотограф искал для своего фотопроекта людей со шрамами. До и в процессе съемки мне пришлось снова думать о шраме. Я не мог сформулировать четко и ясно, как я к нему отношусь.
Я научился думать, что его нет. Это оказалось проще, чем все остальное: принять, не принять, разобраться. Со временем и окружающие будто бы к нему привыкли. Очень редко меня спрашивали, откуда мой шрам — чаще всего доктора и докторки. Со временем шрам стал менее заметным и уже никак о себе не напоминал.
Почему я все это пишу? Этот текст — точка в очень долгой истории, признание в любви к себе и своему телу. Наконец пришло время принять свой шрам: небольшой, нестрашный и мой.
Если вы хотите поучаствовать в проекте — пишите Сержу: https://www.facebook.com/siarzh.miadzvedzeu
