И вот когда я привлёк ваше внимание этим замечательным заголовком, сразу обозначу, почему меня так волнует эта тема. Во-первых, я гражданский активист, во-вторых, я практикую БДСМ, в-третьих, у меня очень чувствительная совесть.
БДСМ был в моей жизни чуть ли не с детства: потихоньку просыпавшееся сексуальное желание я почти сразу связывал с насилием. Я разыгрывал с игрушками сюжеты, где злодеи_злодейки похищали героев_героинь, связывали их и делали всякие странные вещи, которые взрослым я, конечно, не показывал. В более осмысленном возрасте я начал делать такое с собой — не селфхарма ради, а исключительно в целях пофетишировать и подрочить. В ещё более осмысленном возрасте я начал делать это с другими — и понял, что это чуть ли не основа моего сексуального влечения.
И хрен бы ещё с физической болью, тут всё просто — биологический механизм, эндорфины, эйфория; из той же оперы просмотр фильмов ужасов, спорт до изнеможения, единоборства и прочие искусственно вызываемые у себя/других виды стресса. Но мне нужна была ещё боль эмоциональная. И вот тут никак себя не обмануть: уровень возбуждения от проговаривания/выслушивания чего-то в духе «хочу отодрать тебя, как маленькую грязную суку» взлетал (и взлетает) до небес.
Тем временем мой внутренний профеминист и вообще противник насилия плачет в уголке: сами понимаете, от «грязной суки» сексизмом и абьюзом несёт за версту — и тем не менее меня это возбуждает. Я лицемер? Прикинулся тут профеминистом, а сам смотрю порно, в котором разыгрывается изнасилование — иногда между мужчиной и женщиной. О каких идеалах тут можно говорить?
© Фото Сергея Ткача Перед тем как писать этот текст, я вбил свой вопрос о связи жёсткого секса и насилия в гугл. Результат — тонны сексистского контента о том, что «каждая женщина мечтает быть изнасилованной», а плохие-нехорошие либеральные веяния заставляют её, женщину, быть сильной и волочь на себе ужасное бремя равноправия. Ничего нового. Но мой вопрос не касается конкретно женщин или конкретно мужчин: в БДСМ-тусовке огромное количество садомазохисток_садомазохистов всех возможных гендерных идентичностей.
Если заглянуть дальше сексистской обёртки некоторых статей, можно увидеть, что большое количество психологов_психологинь объясняет желание жёсткого секса пуританским детством. Ребенку говорят, что секс — это грязно и стыдно, а когда секса всё-таки захотелось, человек мысленно перекладывает ответственность за половой акт на партнёра_партнёрку. Звучит более-менее интересно, но мне всё равно не подходит: в моей семье открыто говорили о сексе, шутили об ориентациях и не выгоняли меня из комнаты, когда по телевизору начинался «Секс в большом городе».
В одном материале — про порно, а не про секс вообще — я наткнулся на фразу «да, мне нравится, когда партнёр таскает меня за волосы, потому что, когда мама била меня в детстве, она таскала меня так же». Вот это уже ближе к моему случаю: в моём прошлом было много насилия («много» по моим меркам; у каждой_каждого своё «много»). Психика человека устроена так, что если мы не можем справиться с ужасом происходящего, то нам нужно трансформировать ужас во что-нибудь полегче. Как минимум, согласиться с агрессором_агрессоркой, как максимум — «расслабиться и получать удовольствие». Про Стокгольмский синдром слышали? С его демо-версией можно познакомиться в высказываниях «а вот меня батя бил и правильно делал, зато я нормальным вырос». Иногда превратить насилие во что-то само собой разумеющееся, нормализовать его, «объяснить» себе — это единственный для человека способ справиться с травматичным опытом. Например, убедить себя в том, что если насилие исходило от близких и любимых людей — значит, так и выглядит любовь. А любовью нужно наслаждаться.
© Фото Сергея Ткача Решили, что дальше будет вывод «это всё детские травмы»? Нет уж, я сам такие выводы ненавижу: из них всегда выпадают люди со счастливым детством и стабильным ментальным здоровьем; до кучи это означало бы назвать всех садомазохистов_садомазохисток людьми с ментальными проблемами. Но садомазохизм — это не проблема.
Тем не менее рассуждение о травмах натолкнуло меня на другие интересные идеи.
Во-первых, уже когда мы учимся говорить, мы впитываем вместе с языком нынешнюю бинарную культуру: вертикальная власть (начальник_начальница — подчинённый_подчинённая), культ возраста (кто старше, та_тот прав_а), старый добрый капитализм (либо ты, либо тебя) и т.д. Других схем общения многие за всю свою жизнь так и не узнают — для этого нужно попасть в сообщества, где отношения строятся иначе, а такие сообщества по пальцам пересчитать.
Во-вторых, у нас всех есть одна большая «травма», сопровождающая нас всю жизнь, — патриархат, конечно же. Цвета наших пелёнок, сказки, которые нам читали родители, наши первые увлечения — всё это уже зависело от того, к девочкам нас отнесли или к мальчикам. «Сила — слабость» в наших головах закрепились за «мужчина — женщина». Нужно ли удивляться, что для унижения и причинения боли — даже в игре — используют именно «женские» образы (вроде той же «грязной суки»)? Или что «униженная» роль — это роль принимающей_принимающего партнёрки_партнёра? И нужно ли удивляться, что, впитав эти установки с детства, мы возбуждаемся именно таким образом?
Я хочу сказать: бинарная культура заставляет нас искать себя в крайностях (либо в силе, либо в слабости), а патриархат лепит эти ярлыки на женщин и мужчин — и всё это происходит как снаружи, так и внутри нас, в нашем бессознательном.
Нужно ли с этим что-то делать?
С бинарностью и патриархатом — да.
С бессознательным — не думаю.
© Фото Сергея Ткача Всю жизнь наша психика, как губка, впитывала в себя весь наш опыт и трансформировала так, чтобы нам было комфортно жить. Сексуальные предпочтения невозможно изменить принудительно — они, скорее всего, останутся с нами на всю жизнь. Война с бессознательным заранее проиграна, оно априори сильнее нас, но если удовлетворять его потребности безопасно для себя и окружающих, то поводов для беспокойства нет.
Если вас и ваших партнёрок_партнёров устраивают жёсткие практики — всё окей.
Говорит ли это о том, что вы ненастоящая_ненастоящий про_феминист_ка? Что вы абьюзер_ка? Что своими сексуальными предпочтениями вы поддерживаете угнетение?
Нет. Это говорит о том, что у вас живая психика живого_живой человека.
Новые представления о гендере требуют новых сценариев сексуальных игр, в которых страсть и инстинкты сочетаются с уважением границ друг друга. Это идеальный мир, в котором я хотел бы жить: мир, где подчинение не считается «женской» ролью, а БДСМ не считается насилием. Возможно, в таком идеальном мире родятся люди, которых вообще не будет возбуждать насилие. Возможно. Но это не точно.
Только мы с вами родились не в идеальном мире, и наша психика никогда не будет идеальной. И это абсолютно нормально. В тяге к насилию нет нашей вины — эта тяга в какой-то мере есть в каждой_каждом из нас. В добровольной игре в насилие нет нашей вины. А вот за реальное насилие мы несём ответственность.
Где между этими понятиями граница? Там, где заканчивается забота о себе и начинается вред другим.
Но даже эти понятия не всегда противоположны.
