23 года
Самый сложный камин-аут для меня был, наверное, перед самой собой и перед мамой. Было так. Я встречалась со своей девушкой, мы учились в одной группе в университете. Все, в принципе, про нас знали: одногруппники, друзья, брат — т.е. все, кроме мамы. В результате, несмотря на то, что к нам на учёбе все адекватно относились, кто-то позвонил моей маме на домашний телефон и сказал: «Знаете, ваша дочь целуется со своей девушкой по углам, и если это будет продолжаться, её исключат».
Мне тогда было 17. Мама знала, что я сотрудничаю с гей-организацией («Гей Беларусь» — прим.), но думала, что это больше связано с правами человека, — поэтому начала меня спрашивать про сексуальную ориентацию, и я ей всё рассказала. Она сказала, что её не интересует, чем я занимаюсь, что в принципе всё нормально, но я должна быть осторожнее, думать про свой имидж и репутацию. И то, что я встречаюсь с девушкой, абсолютно не значит, что каждый должен об этом знать, особенно в деканате. Никаких проблем именно с ориентацией у неё не было, она больше опасалась, что у меня будут проблемы в обществе, связанные с этим. Она сказала: «Мы живём в интересной стране, ты не можешь здесь жить открытой жизнью. Здесь вообще тяжело — для евреев, для ЛГБТК, и вообще для любых меньшинств».
Если говорить про камин-аут перед собой, осознание себя — это всё ещё процесс. Мне как верующему человеку очень тяжело это всё связать. Когда я была в гетеросексуальных отношениях, мне казалось, что в принципе я могу выбрать именно такую жизнь. Есть разница между сексуальной ориентацией и стилем жизни, и мне не хотелось быть частью именно такого стереотипного «gay lifestyle». Я целиком поддерживаю любую социальную активность, защиту прав человека, но не хотела бы быть частью этой субкультуры. Мне кажется, что ЛГБТК-люди, особенно там, где они в очевидном правовом меньшинстве, часто организуют свою субкультуру, несколько обособленную от гетеросексуального большинства, и ведут так называемую двойную жизнь. «Тут я на работе с одними людьми, после работы я часть другой субкультуры, у меня другая жизнь». Я бы очень не хотела строить такую double identity. Я хочу жить полноценной целостной жизнью.
Для меня всё дело в выборе. Я человек, который точно не может влюбиться с первого взгляда. Я не могу ехать в метро и на пять минут, на одну остановку в кого-то влюбиться, а потом разлюбить. Я долго привязываюсь к людям, для меня это длительный процесс, и мне надо сознательно посвящать этому время. Поэтому лично для меня это вопрос выбора. Слава богу.
Если я встречаю классного женатого мужчину, я себя ограничиваю, я не иду с ним на свидание. Точно так же у меня работает и с гомосексуальностью — т.е. чаще всего я стараюсь не идти с кем-то на свидание, меньше разговаривать, больше себя ограничивать. Для меня очень важны семья, дети, я не хочу, чтобы у них были какие-то социальные проблемы. Если бы я жила в стране, готовой к принятию детей в гомосексуальных парах, скорее всего мне было бы всё равно, с кем растить детей. Но жизнь складывается иначе. Я не хотела бы скрывать отношения. Особенно если говорить про религию, мне бы хотелось, чтобы мои дети ходили в религиозную еврейскую школу, чтобы они были частью религиозного еврейского комьюнити. И если бы я была с женщиной, это было бы очень сложно.
Это огромная дискриминация ЛГБТК-людей. Учиться в мидраше либо в ешиве (еврейские семинарии — прим.), будучи открытым гомо- или бисексуальным, просто невозможно. Когда я была в мидраше в Израиле, где только девушки и все должны быть гетеросексуальными, мой раввин сказал: «Сосредоточься на своей гетеросексуальной части». Иначе меня бы туда никто не пустил. Я заметила, что когда начала больше общаться с девочками, которые там учились и в некоторые моменты мне надо было совершать камин-аут, некоторые сразу от меня отстранялись. Переставали со мной общаться, говорили, что они по-прежнему меня любят и т.д., но не хотят рисковать, общаясь со мной. Было неприятно. В принципе, так я поняла, что не хочу возвращаться в мидрашу.
В ортодоксальном иудаизме есть строгие ограничения даже в плане одежды. Так что, если бы я была с женщиной, у нас были бы дети и я бы захотела отдать их в религиозную школу — было бы очень тяжело. В моей голове, в моём понимании иудаизма, эти две вещи (моя верующая и гомосексуальная части идентичности) могут сосуществовать. Но именно в социальном плане это очень тяжело. Мне необязательно выходить замуж, чтобы растить детей. Но в религиозном мире это обязательно. Точно так же в плане ориентации. Мне не настолько важно, кто это будет, женщина или мужчина. Но именно из-за социальных норм я хотела бы отдавать предпочтение мужчинам. Возможно, через пару лет всё абсолютно изменится.
Вообще, недавно я поняла, что любовь — это какая-то дурацкая удивительная сила. И что в чём-чём, а в любви мы ничего не решаем. В прошлом году я была с мужчиной, с которым совершенно не хотела быть, но была. А вот сейчас, только вернувшись из Израиля, почти сразу встретила чудесную девушку, да к тому же ещё и еврейку. На данный момент у нас всё идеально, она, правда, не особо религиозна. Но всякое бывает. Так что насчёт выбора и любви я уже не так уверена. Вполне возможно, что я погорячилась.
Я считаю, что надо развивать ЛГБТ-сообщество в Беларуси. Именно поэтому решила поучаствовать в этом проекте. Совершать камин-аут, будучи гей-активистом, очень важно. Обозначать свою социальную позицию — тоже надо, очень. Единственное, я боюсь, правда, что буду выглядеть в этом тексте как ханжа — религиозная, проповедующая гетеронормативность. Но это только мой личный выбор, и то не до конца сделанный.
Мне тогда было 17. Мама знала, что я сотрудничаю с гей-организацией («Гей Беларусь» — прим.), но думала, что это больше связано с правами человека, — поэтому начала меня спрашивать про сексуальную ориентацию, и я ей всё рассказала. Она сказала, что её не интересует, чем я занимаюсь, что в принципе всё нормально, но я должна быть осторожнее, думать про свой имидж и репутацию. И то, что я встречаюсь с девушкой, абсолютно не значит, что каждый должен об этом знать, особенно в деканате. Никаких проблем именно с ориентацией у неё не было, она больше опасалась, что у меня будут проблемы в обществе, связанные с этим. Она сказала: «Мы живём в интересной стране, ты не можешь здесь жить открытой жизнью. Здесь вообще тяжело — для евреев, для ЛГБТК, и вообще для любых меньшинств».
Если говорить про камин-аут перед собой, осознание себя — это всё ещё процесс. Мне как верующему человеку очень тяжело это всё связать. Когда я была в гетеросексуальных отношениях, мне казалось, что в принципе я могу выбрать именно такую жизнь. Есть разница между сексуальной ориентацией и стилем жизни, и мне не хотелось быть частью именно такого стереотипного «gay lifestyle». Я целиком поддерживаю любую социальную активность, защиту прав человека, но не хотела бы быть частью этой субкультуры. Мне кажется, что ЛГБТК-люди, особенно там, где они в очевидном правовом меньшинстве, часто организуют свою субкультуру, несколько обособленную от гетеросексуального большинства, и ведут так называемую двойную жизнь. «Тут я на работе с одними людьми, после работы я часть другой субкультуры, у меня другая жизнь». Я бы очень не хотела строить такую double identity. Я хочу жить полноценной целостной жизнью.
Для меня всё дело в выборе. Я человек, который точно не может влюбиться с первого взгляда. Я не могу ехать в метро и на пять минут, на одну остановку в кого-то влюбиться, а потом разлюбить. Я долго привязываюсь к людям, для меня это длительный процесс, и мне надо сознательно посвящать этому время. Поэтому лично для меня это вопрос выбора. Слава богу.
Если я встречаю классного женатого мужчину, я себя ограничиваю, я не иду с ним на свидание. Точно так же у меня работает и с гомосексуальностью — т.е. чаще всего я стараюсь не идти с кем-то на свидание, меньше разговаривать, больше себя ограничивать. Для меня очень важны семья, дети, я не хочу, чтобы у них были какие-то социальные проблемы. Если бы я жила в стране, готовой к принятию детей в гомосексуальных парах, скорее всего мне было бы всё равно, с кем растить детей. Но жизнь складывается иначе. Я не хотела бы скрывать отношения. Особенно если говорить про религию, мне бы хотелось, чтобы мои дети ходили в религиозную еврейскую школу, чтобы они были частью религиозного еврейского комьюнити. И если бы я была с женщиной, это было бы очень сложно.
Это огромная дискриминация ЛГБТК-людей. Учиться в мидраше либо в ешиве (еврейские семинарии — прим.), будучи открытым гомо- или бисексуальным, просто невозможно. Когда я была в мидраше в Израиле, где только девушки и все должны быть гетеросексуальными, мой раввин сказал: «Сосредоточься на своей гетеросексуальной части». Иначе меня бы туда никто не пустил. Я заметила, что когда начала больше общаться с девочками, которые там учились и в некоторые моменты мне надо было совершать камин-аут, некоторые сразу от меня отстранялись. Переставали со мной общаться, говорили, что они по-прежнему меня любят и т.д., но не хотят рисковать, общаясь со мной. Было неприятно. В принципе, так я поняла, что не хочу возвращаться в мидрашу.
В ортодоксальном иудаизме есть строгие ограничения даже в плане одежды. Так что, если бы я была с женщиной, у нас были бы дети и я бы захотела отдать их в религиозную школу — было бы очень тяжело. В моей голове, в моём понимании иудаизма, эти две вещи (моя верующая и гомосексуальная части идентичности) могут сосуществовать. Но именно в социальном плане это очень тяжело. Мне необязательно выходить замуж, чтобы растить детей. Но в религиозном мире это обязательно. Точно так же в плане ориентации. Мне не настолько важно, кто это будет, женщина или мужчина. Но именно из-за социальных норм я хотела бы отдавать предпочтение мужчинам. Возможно, через пару лет всё абсолютно изменится.
Вообще, недавно я поняла, что любовь — это какая-то дурацкая удивительная сила. И что в чём-чём, а в любви мы ничего не решаем. В прошлом году я была с мужчиной, с которым совершенно не хотела быть, но была. А вот сейчас, только вернувшись из Израиля, почти сразу встретила чудесную девушку, да к тому же ещё и еврейку. На данный момент у нас всё идеально, она, правда, не особо религиозна. Но всякое бывает. Так что насчёт выбора и любви я уже не так уверена. Вполне возможно, что я погорячилась.
Я считаю, что надо развивать ЛГБТ-сообщество в Беларуси. Именно поэтому решила поучаствовать в этом проекте. Совершать камин-аут, будучи гей-активистом, очень важно. Обозначать свою социальную позицию — тоже надо, очень. Единственное, я боюсь, правда, что буду выглядеть в этом тексте как ханжа — религиозная, проповедующая гетеронормативность. Но это только мой личный выбор, и то не до конца сделанный.
2015
