23 года
Пожалуй, самое интересное и странное для меня — это то, что помимо того, что я гей, я — гомофоб. Каблуки, розовые стразы, манерность — для меня это стыдно. Я пытаюсь в себе это исправить, нахожу постоянно какие-то новые пути — как с этим бороться, как принимать других людей, и параллельно, на своём примере, могу объяснять людям, почему быть гомофобом — неправильно.
Это максимально удобно, когда ты не просто говоришь о каком-то персонаже из книги, не о каком-то политике, нет, вот перед тобой стоит — мало того что гей, так ещё и гомофоб. Так вот стой и думай, в первую очередь, что за невероятное создание? А он тебе расскажет, почему нельзя быть гомофобом. И каково при этом быть геем. Такой сразу удар под дых. Потому что, выходит, что ты гей, и ты ненавидишь геев. Тогда ты будешь одинокий гей.
Я очень давно хотел рассказать свою камин-аут историю. Я думаю, она может помочь людям из таких семей, как моя. Мало ли, кто-то прочтёт и подумает: «Если он смог, то и я смогу». Я никогда ни от кого не скрывал, что я гей. Ну, а почему я должен? Вот, в «Давай поженимся» каждый день кого-то женят. А я не могу никому рассказать о том, что я гей? Быть открытым для меня — не то, что бы важно. Это просто естественно.
Меня всегда учили ни от кого ничего не скрывать. Поэтому, как только я понял, что я гей, а не просто парень, которому нравятся парни, мать узнала об этом в тот же день. Сказала: «Ну, окей». Отцу попросила «пока не говорить». Ну, и спустя некоторое время я понял, почему не надо было ему об этом говорить.
Теперь у меня все родственники знают. Все друзья знают. Отец нынче тоже об этом знает. Тяжело пережил, но пережил.
У меня родители — консервативные люди. Были, по меньшей мере, раньше. Меня воспитывали очень строго. До 16 лет я ничего кроме костюма не носил. Максимум — жилетка, и то, потому что жарко на улице. Мой отец — подполковник МВД, мать работает в Министерстве здравоохранения. Мне было тяжело жить в той атмосфере, которая была в семье. Когда ты должен постоянно чуть ли не по стойке смирно стоять, пока не будет команды — за стол не садиться. А с другой стороны, они были постоянно заняты, на каких-то мероприятиях, встречах... На меня особо внимания не обращали. Всё детство я проводил с бабушкой. С ней я мог делать всё, что хотел. Я мог десять часов стоять и просто смотреть, как трамвай ездит по рельсам. А она сидела рядом. А потом дома снова — «сделай то», «сделай это». Не хватало только говорить «да, сэр».
До дня камин-аута я не знал, что я «гей». Мне нравились мальчики, я думал – ну, окей, кому-то нравятся девочки, кому-то — мальчики, всё бывает в жизни. А потом по телеку была какая-то программа, и там рассказывали про однополые браки, когда они ещё только начинали в Европе появляться. Я пытался понять, что это такое и полез в Google. Ну, и пожалуйста — Google мне выдал: и «геи», и «лесбиянки»… И всё: я понимаю, я — гей. Прошло полчаса, я посидел, это всё выучил, чтобы говорить красиво. И пошёл к матери делать камин-аут. Не было каких-то мук совести, плана… Просто выучил слова, чтобы суметь ей объяснить, и всё.
Отцу я тоже сам рассказал, потому что, если бы он узнал от кого-то другого, я думаю, мы бы не разговаривали очень долго, потому что я бы в гробу лежал. Отец 21 год был начальником тюрьмы в Минске. И у него нет понятия «гей», нет понятия «педик», «пидор», у него есть понятие «петух». И поэтому, когда он узнал, что я гей, для него это значило, что я «опущенный» человек. Мы тогда несколько дней просто орали друг на друга. Это был первый раз, когда у нас в семье кто-то на кого-то орал. После этого мы с ним полтора года не сказали друг другу ни слова. Сидим за одним столом, обедаем, молчим. Он был на меня зол, а я был на него обижен. Я, честно сказать, даже не знаю, почему я был на него обижен… Больше, наверное, из принципа… Что, ну, блядь, ну — я твой сын, расслабься. Потом он это переварил, хотя я вижу, что ему неприятно. И когда он меня видит с радужным флагом, его это явно бесит. Я стараюсь при нём это никак не проявлять. Но всё-таки, он хотя бы принял. Хотя ему это тяжело до сих пор даётся.
Из ближнего окружения все поняли. Отец был самым проблемным из всех. Все родственники, которые до сих пор высказывают гомофобную позицию, лично ко мне относятся хорошо. Никто не боится мне руку пожать, никто со мной в баню сходить не боится, но если заходит разговор о «пидорах», то тут понеслась. Что все геи «бляди», продажные… И как-то объяснить, что вот, смотрите — я перед вами стою. И я не «блядь», не продаюсь никуда, не кидаюсь на каждого мужика, кто мимо пройдёт… Но до них это не доходит. Т.е. перед ними — живой пример, рядом с которым они всю его жизнь прожили, но вот другие геи обязательно будут такими, как они думают. Пытаться объяснить что-то — бесполезно. Это их позиция — окей. Не хотят её менять — я не заставлю. Кому не нравится, что я гей, я никого рядом не держу. Некоторые спрашивают: «Ты ещё пидор?» «Я не пидор. Я — гей». Я к вам в постель не лезу, и вы ко мне не лезьте.
Лет в 18 мне очень хотелось найти единомышленников, просто своих людей. И, честно, это всё достаточно быстро получилось. Просто как по щелчку пальцев я попал в компанию девушек, где были все лесбиянки, и — понеслась. Мы до сих пор всей этой компанией вместе общаемся. Мы стали друг для друга семьёй, где я — единственный гей. Меня мама даже назвала «лесбийским Маугли». Потому что меня «вырастили» лесбиянки, и мы до сих пор являемся друг для друга семьёй. Если у меня проблемы и надо с кем-то поговорить, я знаю, что со мной встретятся, поговорят, пригласят в гости. Даже если в два часа ночи позвоню, меня выслушают. Я очень люблю и ценю этих людей. Хотя бывали и затяжные периоды, когда мы вообще не разговаривали, но всё равно всегда были вместе.
Я себя называю ЛГБТ-активистом, хотя, наверное, это неправильно… Помощи сообществу от меня немного. Мы создали группу в ВК для ЛГБТ-знакомств. Когда я в неё пришёл, в группе было около 1000 человек, но активности — никакой. И тогда я предложил проводить сходки, просто собираться всеми желающими и идти гулять. И вот тут у меня вышла лажа, потому что я думал — ну, придёт человек 5-7… Пришло 30. И я не знал, что я с этим буду делать. Мы пошли на Немигу, сели на траву и так весь вечер сидели – разговаривали, кто-то на гитаре играл, кто-то — в карты, кто-то с мячом носился. Это стало большой традицией, которая продержалась почти два года. Мы собирались каждые выходные, проводили вечера, где люди приходили и пели, стихи читали, дебаты организовывали. Это, пожалуй, единственное, чем как ЛГБТ-активист я могу отметиться. Я собирал людей.
Наш абсолютный рекорд — за один день сходок через нас прошло 111 человек. Мы в тот же день прошлись «гей-парадом» по Минску. Без флажков, но за ручку человек 60 прошли по центру города. Это было классное ощущение. По проспекту Победителей — от Немиги до дворца спорта. Мы все знали, что мы организовали гей-парад, хотя окружающие об этом не знали.
Мне хотелось создать безопасное пространство для нашего сообщества. Оно некоторое время так и работало. Есть, чем гордиться, но и есть, о чём сожалеть: не всё, что хотел, получилось. В этом году как-то всё заглохло. Сходки перестали быть интересными. Группой никто заниматься не хочет. Увы, сейчас это никому не надо. И это обидно. Но, в конце концов, всё впереди.
Я не чувствую у нас в стране сильного давления, такого, как, например, в России… Но и должного внимания к нашим проблемам здесь нет. Тут не то, что на что-то повлиять тебе не дают, даже просто услышать не хотят. Рубят на корню. Та же тема с “Бурлеском”, на который раз в месяц облавы. Ради чего? Найти наркотики? Интересно, кто в это верит? Отец в своё время сказал, ради чего это. Ради того, чтобы мы «помнили, где наше место». Чтобы мы помнили, что мы тут нежеланные люди. Всё. Это всё, ради чего они работают, ради чего все эти облавы. На tut.by была новость о том, как ОМОН вломился в гей-бар. Если там почитать комментарии, от обиды можно умереть. Столько негатива выливается. Хотя это закрытый клуб, туда просто так не попасть… Об этом знают только свои. И вот. Никого не трогали, и всё равно такой негатив. Обидно, что к геям так относятся.
Я просто хочу, чтобы люди услышали, что я тоже человек. Это самое главное, что я хочу прокричать. Мы все — люди. Зачем кого-то притеснять? Любому человеку, в которого будут тыкать пальцем, будет неприятно. Некрасивый? Блин, простите, но внешность мы не выбирали при рождении. Как и ориентацию я не выбирал. А если бы и выбирал, я бы всё равно остался геем. В какой родиться семье — я тоже не выбирал… Где родиться? Ну, вот тут за меня родители выбрали. Ну, окей, хорошо, я и тут выживу. У человека есть выбор, но зачастую людей обвиняют за то, где у них выбора не было. А даже если бы и был? Господи, это мой выбор. Он тебя не касается. Можешь говорить, что он плохой. Но при этом мне это 40 раз в день напоминать не обязательно. Один раз скажи: «Я считаю твой выбор неправильным». Окей, я твоё мнение, если надо будет, учту. Нет — надо стать вокруг меня с плакатами «церковь против, вы все — ошибка природы». Как будто я после этого такой: блин, я — ошибка природы, пойду срочно женюсь, нарожаю детей, полюблю женщину… Вот, неужели ты думаешь, что так и случится?
Это максимально удобно, когда ты не просто говоришь о каком-то персонаже из книги, не о каком-то политике, нет, вот перед тобой стоит — мало того что гей, так ещё и гомофоб. Так вот стой и думай, в первую очередь, что за невероятное создание? А он тебе расскажет, почему нельзя быть гомофобом. И каково при этом быть геем. Такой сразу удар под дых. Потому что, выходит, что ты гей, и ты ненавидишь геев. Тогда ты будешь одинокий гей.
Я очень давно хотел рассказать свою камин-аут историю. Я думаю, она может помочь людям из таких семей, как моя. Мало ли, кто-то прочтёт и подумает: «Если он смог, то и я смогу». Я никогда ни от кого не скрывал, что я гей. Ну, а почему я должен? Вот, в «Давай поженимся» каждый день кого-то женят. А я не могу никому рассказать о том, что я гей? Быть открытым для меня — не то, что бы важно. Это просто естественно.
Меня всегда учили ни от кого ничего не скрывать. Поэтому, как только я понял, что я гей, а не просто парень, которому нравятся парни, мать узнала об этом в тот же день. Сказала: «Ну, окей». Отцу попросила «пока не говорить». Ну, и спустя некоторое время я понял, почему не надо было ему об этом говорить.
Теперь у меня все родственники знают. Все друзья знают. Отец нынче тоже об этом знает. Тяжело пережил, но пережил.
У меня родители — консервативные люди. Были, по меньшей мере, раньше. Меня воспитывали очень строго. До 16 лет я ничего кроме костюма не носил. Максимум — жилетка, и то, потому что жарко на улице. Мой отец — подполковник МВД, мать работает в Министерстве здравоохранения. Мне было тяжело жить в той атмосфере, которая была в семье. Когда ты должен постоянно чуть ли не по стойке смирно стоять, пока не будет команды — за стол не садиться. А с другой стороны, они были постоянно заняты, на каких-то мероприятиях, встречах... На меня особо внимания не обращали. Всё детство я проводил с бабушкой. С ней я мог делать всё, что хотел. Я мог десять часов стоять и просто смотреть, как трамвай ездит по рельсам. А она сидела рядом. А потом дома снова — «сделай то», «сделай это». Не хватало только говорить «да, сэр».
До дня камин-аута я не знал, что я «гей». Мне нравились мальчики, я думал – ну, окей, кому-то нравятся девочки, кому-то — мальчики, всё бывает в жизни. А потом по телеку была какая-то программа, и там рассказывали про однополые браки, когда они ещё только начинали в Европе появляться. Я пытался понять, что это такое и полез в Google. Ну, и пожалуйста — Google мне выдал: и «геи», и «лесбиянки»… И всё: я понимаю, я — гей. Прошло полчаса, я посидел, это всё выучил, чтобы говорить красиво. И пошёл к матери делать камин-аут. Не было каких-то мук совести, плана… Просто выучил слова, чтобы суметь ей объяснить, и всё.
Отцу я тоже сам рассказал, потому что, если бы он узнал от кого-то другого, я думаю, мы бы не разговаривали очень долго, потому что я бы в гробу лежал. Отец 21 год был начальником тюрьмы в Минске. И у него нет понятия «гей», нет понятия «педик», «пидор», у него есть понятие «петух». И поэтому, когда он узнал, что я гей, для него это значило, что я «опущенный» человек. Мы тогда несколько дней просто орали друг на друга. Это был первый раз, когда у нас в семье кто-то на кого-то орал. После этого мы с ним полтора года не сказали друг другу ни слова. Сидим за одним столом, обедаем, молчим. Он был на меня зол, а я был на него обижен. Я, честно сказать, даже не знаю, почему я был на него обижен… Больше, наверное, из принципа… Что, ну, блядь, ну — я твой сын, расслабься. Потом он это переварил, хотя я вижу, что ему неприятно. И когда он меня видит с радужным флагом, его это явно бесит. Я стараюсь при нём это никак не проявлять. Но всё-таки, он хотя бы принял. Хотя ему это тяжело до сих пор даётся.
Из ближнего окружения все поняли. Отец был самым проблемным из всех. Все родственники, которые до сих пор высказывают гомофобную позицию, лично ко мне относятся хорошо. Никто не боится мне руку пожать, никто со мной в баню сходить не боится, но если заходит разговор о «пидорах», то тут понеслась. Что все геи «бляди», продажные… И как-то объяснить, что вот, смотрите — я перед вами стою. И я не «блядь», не продаюсь никуда, не кидаюсь на каждого мужика, кто мимо пройдёт… Но до них это не доходит. Т.е. перед ними — живой пример, рядом с которым они всю его жизнь прожили, но вот другие геи обязательно будут такими, как они думают. Пытаться объяснить что-то — бесполезно. Это их позиция — окей. Не хотят её менять — я не заставлю. Кому не нравится, что я гей, я никого рядом не держу. Некоторые спрашивают: «Ты ещё пидор?» «Я не пидор. Я — гей». Я к вам в постель не лезу, и вы ко мне не лезьте.
Лет в 18 мне очень хотелось найти единомышленников, просто своих людей. И, честно, это всё достаточно быстро получилось. Просто как по щелчку пальцев я попал в компанию девушек, где были все лесбиянки, и — понеслась. Мы до сих пор всей этой компанией вместе общаемся. Мы стали друг для друга семьёй, где я — единственный гей. Меня мама даже назвала «лесбийским Маугли». Потому что меня «вырастили» лесбиянки, и мы до сих пор являемся друг для друга семьёй. Если у меня проблемы и надо с кем-то поговорить, я знаю, что со мной встретятся, поговорят, пригласят в гости. Даже если в два часа ночи позвоню, меня выслушают. Я очень люблю и ценю этих людей. Хотя бывали и затяжные периоды, когда мы вообще не разговаривали, но всё равно всегда были вместе.
Я себя называю ЛГБТ-активистом, хотя, наверное, это неправильно… Помощи сообществу от меня немного. Мы создали группу в ВК для ЛГБТ-знакомств. Когда я в неё пришёл, в группе было около 1000 человек, но активности — никакой. И тогда я предложил проводить сходки, просто собираться всеми желающими и идти гулять. И вот тут у меня вышла лажа, потому что я думал — ну, придёт человек 5-7… Пришло 30. И я не знал, что я с этим буду делать. Мы пошли на Немигу, сели на траву и так весь вечер сидели – разговаривали, кто-то на гитаре играл, кто-то — в карты, кто-то с мячом носился. Это стало большой традицией, которая продержалась почти два года. Мы собирались каждые выходные, проводили вечера, где люди приходили и пели, стихи читали, дебаты организовывали. Это, пожалуй, единственное, чем как ЛГБТ-активист я могу отметиться. Я собирал людей.
Наш абсолютный рекорд — за один день сходок через нас прошло 111 человек. Мы в тот же день прошлись «гей-парадом» по Минску. Без флажков, но за ручку человек 60 прошли по центру города. Это было классное ощущение. По проспекту Победителей — от Немиги до дворца спорта. Мы все знали, что мы организовали гей-парад, хотя окружающие об этом не знали.
Мне хотелось создать безопасное пространство для нашего сообщества. Оно некоторое время так и работало. Есть, чем гордиться, но и есть, о чём сожалеть: не всё, что хотел, получилось. В этом году как-то всё заглохло. Сходки перестали быть интересными. Группой никто заниматься не хочет. Увы, сейчас это никому не надо. И это обидно. Но, в конце концов, всё впереди.
Я не чувствую у нас в стране сильного давления, такого, как, например, в России… Но и должного внимания к нашим проблемам здесь нет. Тут не то, что на что-то повлиять тебе не дают, даже просто услышать не хотят. Рубят на корню. Та же тема с “Бурлеском”, на который раз в месяц облавы. Ради чего? Найти наркотики? Интересно, кто в это верит? Отец в своё время сказал, ради чего это. Ради того, чтобы мы «помнили, где наше место». Чтобы мы помнили, что мы тут нежеланные люди. Всё. Это всё, ради чего они работают, ради чего все эти облавы. На tut.by была новость о том, как ОМОН вломился в гей-бар. Если там почитать комментарии, от обиды можно умереть. Столько негатива выливается. Хотя это закрытый клуб, туда просто так не попасть… Об этом знают только свои. И вот. Никого не трогали, и всё равно такой негатив. Обидно, что к геям так относятся.
Я просто хочу, чтобы люди услышали, что я тоже человек. Это самое главное, что я хочу прокричать. Мы все — люди. Зачем кого-то притеснять? Любому человеку, в которого будут тыкать пальцем, будет неприятно. Некрасивый? Блин, простите, но внешность мы не выбирали при рождении. Как и ориентацию я не выбирал. А если бы и выбирал, я бы всё равно остался геем. В какой родиться семье — я тоже не выбирал… Где родиться? Ну, вот тут за меня родители выбрали. Ну, окей, хорошо, я и тут выживу. У человека есть выбор, но зачастую людей обвиняют за то, где у них выбора не было. А даже если бы и был? Господи, это мой выбор. Он тебя не касается. Можешь говорить, что он плохой. Но при этом мне это 40 раз в день напоминать не обязательно. Один раз скажи: «Я считаю твой выбор неправильным». Окей, я твоё мнение, если надо будет, учту. Нет — надо стать вокруг меня с плакатами «церковь против, вы все — ошибка природы». Как будто я после этого такой: блин, я — ошибка природы, пойду срочно женюсь, нарожаю детей, полюблю женщину… Вот, неужели ты думаешь, что так и случится?
2018