23 года
Каждый раз, когда я проговариваю свой опыт, мне легче дышать, хотя всё равно – очень страшно начинать. Частенько я забываю, что я больше не беззащитный щеночек, а взрослая тётка, которая может за себя постоять. А ещё я невероятно «пиздлявый ящик», так что, если нахожу в себе силы говорить, то с радостью делюсь своим опытом, вываливаю кучу всего и отвечаю на вопросы. Я из Гомеля, но многие люди там никогда в жизни не видели лесбиянку, феминистку, веганку, человека, которая училась за границей. Я уже почти привыкла к куче вопросов о том, как так вышло. Просветительская работа – важная часть активизма, так что я выдыхаю и отвечаю даже на самые абсурдные вопросы.
Конечно, камин-аут делает меня уязвимой, и эта уязвимость делает меня сильнее. Своими байками из лесбийского склепа я потихоньку срываю скрепочки, заставляю собеседников и собеседниц чувствовать неловкость и переосмыслять свою жизнь: «Это как это так? Можно жить, как хочется, с кем хочется и кайфовать?» Как бы я ни боялась наткнуться на безапелляционную гомофобию, осуждение или обесценивание моего опыта, ощущение, что у кого-то трещат по швам стереотипы и ломаются шаблоны, стоит того, чтобы я не боялась. Мне нравится глагол «квирить», который про разъебывание нормативности, бесконечное вопрошание, нестатичность и пластичность идентичности. Квир даёт мне возможность самой определять границы идентичности или не делать этого вообще. Категория лесбийства немного бинарная, но на данный момент самая компромиссная, хотя на английском я часто говорю, что я квир. Всё сложно и противоречиво, но заставляет задуматься и порефлексировать, а рефлексировать я люблю.
У меня не было повода задумываться про свою сексуальность, пока я нормально так не влюбилась в одну даму. Это был очень сложный период, я переживала из-за того, что я недостаточно умная по сравнению со своими продвинутыми и начитанными колежанками в ЕГУ. Да и вообще я грешновата завышенными ожиданиями к себе, несоответствием этим ожиданиям и по итогу страданиями и саморазрушением. Прибавим повышенную тревожность, влюбленность и страх быть отвергнутой – частенько мне казалось, что я самая несчастная и жалкая. Недостаточно хороша для универа, недостаточно хороша для той дамы, недостаточно хороша, чтобы существовать. Жаль, но даже в моменты, когда меня крыло сильнее всего, я не особо делилась с подругами, потому что не знала, как они отреагируют. А зря! Поддержка, которую я получила от них спустя какое-то время, помогла мне в принятии себя. Я поняла, что «что-то не так» не со мной, а с обществом, где из-за своих чувств я испытываю страдания. Одна лапуля недавно сказала мне, что мои чувства это последнее, чего стоит стыдиться. Теперь, когда мне кажется, что лучше не грузить людей своими переживаниями, я напоминаю себе об этом.
Любопытство сгубило кошку, а меня привело в гендерные исследования и активизм. Мало кто знает окончание этой британской пословицы: когда кошка удовлетворила свое любопытство, она воскресла. Я много гуглила, читала и разбиралась со своей идентичностью. По запросу о лесбиянках гугл находил порно и очень сомнительные тексты. Порно я изучила с антропологическим интересом, меня не впечатлили вылизанные гладкие худые дамы с сосками размером с пятикопеечную монетку, которые слабо похожи на меня или тех, кто мне нравились. Мне было неприятно читать на lesbiru.com о том, кто должна быть «сверху» и кто в отношениях «мужик». Какой мужик? Я не мужик, мужики мне не нравятся!
Там же я нашла много информации про фем, дайк, буч и много чего ещё. Найденное меня расстроило, ведь тогда у меня были длинные волосы, я красилась, носила юбки, на фотках делала губы «уточкой» и переживала, что я «неправильная» лесбиянка, потому что те лесбиянки, о которых я читала, одевались и вели себя иначе. Но быть «неправильной» лесбиянкой оказалось безопасно, потому что ко мне не подкатывали живые женщины – лесбиянки просто не распознавали во мне свою, а я была только рада этому отсутствию внимания. Однажды ко мне проявила интерес какая-то девушка, и я страшно перепугалась. Ей вроде как был нужен от меня секс, а физические контакты с чужими тетками меня вообще не интересовали.
Однажды я нашла гендерную библиотеку ЕГУ, которая в тот момент почти не помогла информацией, но социологический подход мне понравился. Я стала потихоньку прокачивать свои знания в феминизме, разбираться в истории, течениях, кто за что «топит», и где есть место мне. Меня подкупило то, что феминизм пересекается с другими общественными и политическими движениями, системы угнетения не существуют в вакууме, они пересекаются, усиливая друг друга. Потом я прошарилась в квир-теории, феминистском активизме, гендерных исследованиях, способах исследовать чувствительные темы и делать что-то самой. Какое-то время я сильно злилась и ненавидела мужчин как источник всех бед. Оказалось, что всё не так просто, проблема не совсем в мужчинах, а в социализации, в токсичной маскулинности. Сейчас я стараюсь облекать свою энергию не в злость, а в солидарность со всеми, кому досталось от патриархата и социальной несправедливости.
Пока я жила в Беларуси, я почти не практиковала лесбийство, у меня никогда не было отношений с дамами, чему я активно способствовала. Слишком много страшного и непонятного, хотелось навигации, какого-то мануала, как знакомиться, как сближаться, что делать и как. Нельзя было подсмотреть у подруг или обсудить с кем-то, кто поймёт мой опыт. В Гомеле живых лесбиянок вокруг меня совсем не было, так что я помногу была наедине с собой и своими тревогами, усиленно вкладываясь в активизм, тексты, учебу, работу и самокопание.
Когда появился MAKEOUT, я плотно засела за чтение, меня очень тогда поразило, что это не какая-то политическая партия или организация. Рубрика «Камин-аут» поразила больше всего. Меня сильно тронуло, что свои истории рассказывают люди из Беларуси примерно моего возраста с похожим опытом, а значит, я такая точно не одна. Но главное, что Мэйкаут делают совершенно живые люди, которые тоже рассказывают о себе, и это не параллельная вселенная, а всего лишь Минск. Мэйкаут заполнил во мне пустоту – информационную и эмоциональную. По-моему, онлайн-ресурсы очень помогают, особенно когда ты не из столицы и/ли большого города.
В Чехии у меня появилась дама, но, как ни парадоксально, камин-ауты я стала делать намного реже, потому что в этом отпала необходимость. Да и вообще здесь я перестала ощущать себя контрабандой. Если вам кажется, что в Беларуси или другой гомофобной стране страшно и опасно, хочется уехать и есть возможность, – уезжайте. Жизнь одна, не стоит её тратить на то, чтобы жить там, где плохо и некомфортно. Не у всех есть силы делать активизм в агрессивной среде и менять мир вокруг. Хотя шаги вроде камин-аутов влияют на очень глобальные процессы. Да, мир меняется, но я не уверена, что доживу до момента, когда в Беларуси станет комфортно и безопасно для ЛГБТ.
В процессе моего «квировства» я не смогла донести до матери, что со мной происходит. Я пыталась с ней беседовать, и совсем не в духе: «мама, я лесбиянка, давай поговорим об этом», а очень аккуратно заходила издалека. «Мама, а что будет, если выяснится, что я не-гетеро?» Она ответила, что ей было бы очень тревожно, потому что двум женщинам в Беларуси выжить явно сложнее, потому что зарплаты у женщин хиленькие, здесь небезопасно и нет защиты со стороны государства. Люблю просвещать людей вокруг, так что я рассказывала ей, почему транс*фобия – это гнилое говно, и то, как после камин-аута ЛГБТ-подростков иногда выгоняют из дома, и как это ужасно. Увы, мама моя, противоречивая женщина, выдает весьма спорные вещи – то «пусть геи делают что хотят, но за закрытой дверью», то она вдруг заявляет, что очень толерантна.
Толерантность, кстати, я не рассматриваю как что-то позитивное. Люди с привилегиями говорят угнетенной группе: «ну ладно, ладно существуйте, мы потерпим». Я не хочу, чтобы меня снисходительно терпели, я хочу, чтобы меня принимали. Сейчас у мамы вообще сложный период, потому что я уехала из дома. Она ударилась в ведическую женственность, присылает мне трешовые видосы семинаров с тетками, которые вещают патриархальный ужас об отношениях с мужчинами, силе матки и женском предназначении. Не считаю, что я обязана исправлять свою мать, она поддерживает меня так, как умеет, я это в любом случае ценю, как и любые попытки рефлексии.
Я уже упомянула, что меня часто спрашивают о «лесботстве» и то, как я терплю эти вопросы. Я не особо люблю про секс, например. Не потому что это табу, а потому что не хочу быть потешной обезьянкой, рассказывающей о лесбийском сексе. Иногда люди говорят со мной так, словно им известно о моей сексуальности больше, чем мне. Когда у меня не было сексуального опыта с женщинами, мне говорили, что раз так, то я не могу знать наверняка, лесбиянка ли я. То же самое про мужчин – не было секса с ними – по дефолту ты гетеро. Жалею, что раньше не слала этих «ягодичных экспертов» нахуй и зачем-то оправдывалась. Секс не определяет сексуальность и не является краеугольным камнем отношений. Об этом совсем мало говорят, а тема наболевшая. Отсутствие секса не делает опыт персоны менее важным и ценным. К сожалению, общество мыслит иначе, так что иногда приходится проговаривать свою идентичность с шикарным комментарием "да, я занимаюсь сексом с женщинами". Ну какого черта?
Конечно, камин-аут делает меня уязвимой, и эта уязвимость делает меня сильнее. Своими байками из лесбийского склепа я потихоньку срываю скрепочки, заставляю собеседников и собеседниц чувствовать неловкость и переосмыслять свою жизнь: «Это как это так? Можно жить, как хочется, с кем хочется и кайфовать?» Как бы я ни боялась наткнуться на безапелляционную гомофобию, осуждение или обесценивание моего опыта, ощущение, что у кого-то трещат по швам стереотипы и ломаются шаблоны, стоит того, чтобы я не боялась. Мне нравится глагол «квирить», который про разъебывание нормативности, бесконечное вопрошание, нестатичность и пластичность идентичности. Квир даёт мне возможность самой определять границы идентичности или не делать этого вообще. Категория лесбийства немного бинарная, но на данный момент самая компромиссная, хотя на английском я часто говорю, что я квир. Всё сложно и противоречиво, но заставляет задуматься и порефлексировать, а рефлексировать я люблю.
У меня не было повода задумываться про свою сексуальность, пока я нормально так не влюбилась в одну даму. Это был очень сложный период, я переживала из-за того, что я недостаточно умная по сравнению со своими продвинутыми и начитанными колежанками в ЕГУ. Да и вообще я грешновата завышенными ожиданиями к себе, несоответствием этим ожиданиям и по итогу страданиями и саморазрушением. Прибавим повышенную тревожность, влюбленность и страх быть отвергнутой – частенько мне казалось, что я самая несчастная и жалкая. Недостаточно хороша для универа, недостаточно хороша для той дамы, недостаточно хороша, чтобы существовать. Жаль, но даже в моменты, когда меня крыло сильнее всего, я не особо делилась с подругами, потому что не знала, как они отреагируют. А зря! Поддержка, которую я получила от них спустя какое-то время, помогла мне в принятии себя. Я поняла, что «что-то не так» не со мной, а с обществом, где из-за своих чувств я испытываю страдания. Одна лапуля недавно сказала мне, что мои чувства это последнее, чего стоит стыдиться. Теперь, когда мне кажется, что лучше не грузить людей своими переживаниями, я напоминаю себе об этом.
Любопытство сгубило кошку, а меня привело в гендерные исследования и активизм. Мало кто знает окончание этой британской пословицы: когда кошка удовлетворила свое любопытство, она воскресла. Я много гуглила, читала и разбиралась со своей идентичностью. По запросу о лесбиянках гугл находил порно и очень сомнительные тексты. Порно я изучила с антропологическим интересом, меня не впечатлили вылизанные гладкие худые дамы с сосками размером с пятикопеечную монетку, которые слабо похожи на меня или тех, кто мне нравились. Мне было неприятно читать на lesbiru.com о том, кто должна быть «сверху» и кто в отношениях «мужик». Какой мужик? Я не мужик, мужики мне не нравятся!
Там же я нашла много информации про фем, дайк, буч и много чего ещё. Найденное меня расстроило, ведь тогда у меня были длинные волосы, я красилась, носила юбки, на фотках делала губы «уточкой» и переживала, что я «неправильная» лесбиянка, потому что те лесбиянки, о которых я читала, одевались и вели себя иначе. Но быть «неправильной» лесбиянкой оказалось безопасно, потому что ко мне не подкатывали живые женщины – лесбиянки просто не распознавали во мне свою, а я была только рада этому отсутствию внимания. Однажды ко мне проявила интерес какая-то девушка, и я страшно перепугалась. Ей вроде как был нужен от меня секс, а физические контакты с чужими тетками меня вообще не интересовали.
Однажды я нашла гендерную библиотеку ЕГУ, которая в тот момент почти не помогла информацией, но социологический подход мне понравился. Я стала потихоньку прокачивать свои знания в феминизме, разбираться в истории, течениях, кто за что «топит», и где есть место мне. Меня подкупило то, что феминизм пересекается с другими общественными и политическими движениями, системы угнетения не существуют в вакууме, они пересекаются, усиливая друг друга. Потом я прошарилась в квир-теории, феминистском активизме, гендерных исследованиях, способах исследовать чувствительные темы и делать что-то самой. Какое-то время я сильно злилась и ненавидела мужчин как источник всех бед. Оказалось, что всё не так просто, проблема не совсем в мужчинах, а в социализации, в токсичной маскулинности. Сейчас я стараюсь облекать свою энергию не в злость, а в солидарность со всеми, кому досталось от патриархата и социальной несправедливости.
Пока я жила в Беларуси, я почти не практиковала лесбийство, у меня никогда не было отношений с дамами, чему я активно способствовала. Слишком много страшного и непонятного, хотелось навигации, какого-то мануала, как знакомиться, как сближаться, что делать и как. Нельзя было подсмотреть у подруг или обсудить с кем-то, кто поймёт мой опыт. В Гомеле живых лесбиянок вокруг меня совсем не было, так что я помногу была наедине с собой и своими тревогами, усиленно вкладываясь в активизм, тексты, учебу, работу и самокопание.
Когда появился MAKEOUT, я плотно засела за чтение, меня очень тогда поразило, что это не какая-то политическая партия или организация. Рубрика «Камин-аут» поразила больше всего. Меня сильно тронуло, что свои истории рассказывают люди из Беларуси примерно моего возраста с похожим опытом, а значит, я такая точно не одна. Но главное, что Мэйкаут делают совершенно живые люди, которые тоже рассказывают о себе, и это не параллельная вселенная, а всего лишь Минск. Мэйкаут заполнил во мне пустоту – информационную и эмоциональную. По-моему, онлайн-ресурсы очень помогают, особенно когда ты не из столицы и/ли большого города.
В Чехии у меня появилась дама, но, как ни парадоксально, камин-ауты я стала делать намного реже, потому что в этом отпала необходимость. Да и вообще здесь я перестала ощущать себя контрабандой. Если вам кажется, что в Беларуси или другой гомофобной стране страшно и опасно, хочется уехать и есть возможность, – уезжайте. Жизнь одна, не стоит её тратить на то, чтобы жить там, где плохо и некомфортно. Не у всех есть силы делать активизм в агрессивной среде и менять мир вокруг. Хотя шаги вроде камин-аутов влияют на очень глобальные процессы. Да, мир меняется, но я не уверена, что доживу до момента, когда в Беларуси станет комфортно и безопасно для ЛГБТ.
В процессе моего «квировства» я не смогла донести до матери, что со мной происходит. Я пыталась с ней беседовать, и совсем не в духе: «мама, я лесбиянка, давай поговорим об этом», а очень аккуратно заходила издалека. «Мама, а что будет, если выяснится, что я не-гетеро?» Она ответила, что ей было бы очень тревожно, потому что двум женщинам в Беларуси выжить явно сложнее, потому что зарплаты у женщин хиленькие, здесь небезопасно и нет защиты со стороны государства. Люблю просвещать людей вокруг, так что я рассказывала ей, почему транс*фобия – это гнилое говно, и то, как после камин-аута ЛГБТ-подростков иногда выгоняют из дома, и как это ужасно. Увы, мама моя, противоречивая женщина, выдает весьма спорные вещи – то «пусть геи делают что хотят, но за закрытой дверью», то она вдруг заявляет, что очень толерантна.
Толерантность, кстати, я не рассматриваю как что-то позитивное. Люди с привилегиями говорят угнетенной группе: «ну ладно, ладно существуйте, мы потерпим». Я не хочу, чтобы меня снисходительно терпели, я хочу, чтобы меня принимали. Сейчас у мамы вообще сложный период, потому что я уехала из дома. Она ударилась в ведическую женственность, присылает мне трешовые видосы семинаров с тетками, которые вещают патриархальный ужас об отношениях с мужчинами, силе матки и женском предназначении. Не считаю, что я обязана исправлять свою мать, она поддерживает меня так, как умеет, я это в любом случае ценю, как и любые попытки рефлексии.
Я уже упомянула, что меня часто спрашивают о «лесботстве» и то, как я терплю эти вопросы. Я не особо люблю про секс, например. Не потому что это табу, а потому что не хочу быть потешной обезьянкой, рассказывающей о лесбийском сексе. Иногда люди говорят со мной так, словно им известно о моей сексуальности больше, чем мне. Когда у меня не было сексуального опыта с женщинами, мне говорили, что раз так, то я не могу знать наверняка, лесбиянка ли я. То же самое про мужчин – не было секса с ними – по дефолту ты гетеро. Жалею, что раньше не слала этих «ягодичных экспертов» нахуй и зачем-то оправдывалась. Секс не определяет сексуальность и не является краеугольным камнем отношений. Об этом совсем мало говорят, а тема наболевшая. Отсутствие секса не делает опыт персоны менее важным и ценным. К сожалению, общество мыслит иначе, так что иногда приходится проговаривать свою идентичность с шикарным комментарием "да, я занимаюсь сексом с женщинами". Ну какого черта?
2018
