31 год
Про идентичность я даже не вспомню. Но точно знаю, что с половым созреванием пришло понимание, что да, девочки мне не интересны, а мальчики — наоборот. Это было как-то резко. Тут я еще с пацанами тряс чужие яблочные сады, а потом — бац, подростковый возраст, и я понимаю, что меня тянет к парням… Причем не к моим одногодкам, меня тянет к людям постарше.
В 14 лет у меня случился первый секс. Как-то так получилось, что был мой день рождения, мы отмечали в компании, там был симпатичный мальчик, удалось его соблазнить… Для него это был первый опыт, как и для меня – но там прям три в одном было: и первый секс, и первый алкоголь, и первая сигарета. Резко вырос (смеется). Мы встречались около четырех лет, но итоге с ним не сложилось по определенным причинам. Поэтому я поступил подальше, из Пинска — в Гомель.
Были, конечно, насмешки одноклассников. Я никому не признавался, что я гей. С родителями — у меня только мама и старший брат — бесполезно было разговаривать. Затвердевшее сознание, которое не сломаешь и топором. Но теперь мне ясно, что меня было видно: сейчас, глядя на подростков, я понимаю, кто ЛГБТ, а кто нет. Но у меня был закаленный характер. Пинск — маленький провинциальный город, я рос без отца, издевки были, и это меня закалило, уже к 14 годам мне стало начхать на мнение людей. Даже если мне скажут что-то в лицо, погавкаются со мной, я погавкаюсь ответ. Душевных волнений нет, разве что иногда переживаю, что нахамил в ответ, не сдержался.
Это было время, когда только появился проводной интернет, порнокартинка на телефон грузилась полчаса пикселями, какие нафиг чаты… Но тогда появилась «Мамба», я приезжал в Пинск, на «Мамбе» знакомился с людьми (с некоторыми до сих пор поддерживаю связь, кто-то уехал в Минск, кто-то дальше), мы обменивались фотографиями. Никто не показывал лиц, конечно, в маленьком городе было много опасений, что девушка или ревнивая жена узнает, что ты гей. Не представляю, как и где общались геи раньше, которые старше нас. Т.е. одно дело Москва, где было больше возможностей, но маленькие городки?
В Гомеле я жил на своей квартире, и это было хорошо. Либидо зашкаливает, город больше, геев больше, ты сам себе хозяин. В Пинске на «Мамбе» — человек 15, а в Гомеле — в 10 раз больше. Я хотел нагуляться, после первых отношений с парнем, в которых я столкнулся с сильным предательством, я зачерствел. Занял такую позицию, что мы знакомимся только для секса и потом разбегаемся, никто ни к кому в жизнь не лезет, но многим хотелось какого-то продолжения, свиданий.
На пятом курсе я познакомился с моим нынешним партнером. Я и до этого задумывался в моменты грусти, что хочу серьезных отношений, мол, годы идут, а ты никому не нужен. Вообще я считаю, что ЛГБТК-люди, вне зависимости от гендерной идентичности или сексуальности, больше подвержены депрессии. Мы живем в мире, который нас не сильно принимает, у нас будто слабый защитный барьер. У меня тоже был депрессивный эпизод, благо с ним удалось справиться.
Хотите отношений — не думайте о них, говорю я всем. На пятом курсе, я думал уезжать в Чехию после университета, но тут в сентябре на «Мамбе» списался с Максимом. Почему бы не сходить на свидание? Встретились в кафе, посидели, пирожные, все дела, потом я убежал по делам. Еще списывался с ним. Потом я устроил Максиму скандал, потому что он проговорился, что состоит в отношениях с другим мужчиной. Меньше всего на свете мне хотелось влезать в чью-то семью. Я Максима предупредил, что пока он несвободен, мы даже видеться не будем. В итоге он поговорил со своим парнем и расстался, так как чувств к нему не испытывал уже. А дальше как-то понеслось-поехало, мы съехались. Потом я понял, что все-таки из Беларуси не уезжаю. Мы уже столько лет вместе. Мы знаем слабые места друг друга, но не бьем в них. Это любовь, что сказать.
Я с родными не разговариваю ни об ориентации, ни о своих отношениях. И мои родители, и родители Максима, думаю, заняли такую позицию — извини меня, — мы уже столько лет живем вместе… Последний год для меня, конечно, отдых, до этого мама все хотела внука, а тут брат наконец женился, родили ребенка. В моей семье только тетя адекватная, как мне кажется, мы с ней тоже не разговаривали особо про мою жизнь, но я знаю, что она сама последние три года «дружит» с женщиной, растят собаку вместе, цветы рассаживают. Еще знаю, что она не гомофобна. Как-то она жила у нас неделю, сказала, уезжая, мол, тебе очень с Максимом повезло. Но, думаю, если ей рассказать напрямую, она всем разболтает. Очень хочу рассказать близким на самом деле, у нас же с Максимом была свадьба.
С мамой… Мама гомофобна, проскакивает всякое, когда она, например, смотрит телевизор, а там показывают гея или трансгендера. Я ей всегда говорю, что так нельзя. С другой стороны, я хотел бы, чтобы она узнала, хотел бы расставить все точки над «і» — или она поддерживает меня, или нет, без всякого лицемерия. Я очень не люблю врать. Что-то меня сдерживает, наверное, и потому, что она нас растила одна, много работала… 90-е, мать-одиночка с двумя детьми… Это было тяжело.
Думаю, я рано повзрослел, мне, конечно, не хватало отца. У мамы много не спросишь, например, почему начали расти волосы в промежности… Какой тогда интернет был, когда порнокартинка не грузилась часами (смеется). Это меня закалило, я знал, что помощи особо ждать не стоит, не потому, что гей, а вообще. С деньгами было трудно, но это позволило научиться полагаться на себя.
Сейчас мы с братом всегда стараемся помогать ей. Наверное, меня останавливает то, что, если я ей расскажу о себе и мы поругаемся вдрызг, я займу такую позицию, я умею это делать: как бы мне человек ни был дорог, я отправлю его в игнор. Мне будет больно и обидно, но об этом никто не узнает, я не буду с человеком контактировать вообще. И, наверное, пока я к этому не готов. Пока что я не буду этого делать.
С откровенной гомофобией я не сталкивался. Драк не было. Самое яркое – на вечеринку, где я был, приходил ОМОН. По молодости я в жизни бы не вышел с радужным флагом, сейчас моя позиция немного поменялась. Я раньше думал, что в принципе любые проявления чувств на публике, что гомо, что гетеро, — это проявление неуважения к одиноким людям, которых довольно много.
По поводу камин-аутов… Мой первый камин-аут был одногруппнице, мы с ней хорошо дружили. Она нормально отнеслась, просто за чашкой кофе спросила: о, и как много у тебя было парней? Второй камин-аут был перед моим гетеросексуальным другом. Мне было очень страшно потерять важного для меня человека, лучшие дружбаны были в университете. И мне было важно решить для себя этот вопрос, я уже жил с Максимом. Я ему написал онлайн, мол, хочу признаться, хочу серьезно поговорить. У меня были сомнения, но он спокойно это воспринял. Мы его потом познакомили с нашей гейской компанией гомельской, вместе ездили в поход, в настолки играли.
Меня жизнь не заставляла особо делать камин-ауты. Сейчас работа, семейная жизнь, нет времени знакомиться с новыми людьми. В «Хорнете» и «Гриндере» меня часто спрашивают: если я не ищу секса, то почему здесь сижу? После переезда в столицу — ну а где и как искать знакомых? С друзьями-геями ты чувствуешь себя намного комфортнее и интереснее, можно быть собой, можно веселиться, играть в фанты, проигрывая в карты, сидеть голым, ходить на каблуках, все что хочешь. Плюс недавно был случай с подругой, я понял, что она гомофобна. Не люблю лицемерных людей. Или ты нас любишь, или ты нас не любишь, зачем общаться, если это не так? Опять же, это все подталкивает к тому, что ЛГБТ-сообщество закрывается: проще общаться с такими же, как ты.
Хоть я и не сталкивался с гомофобией, здесь я не чувствую себя в безопасности. Все истории, новости говорят о том, что общество гомофобно. Я не знаю, почему люди считают, что беларусы толерантные. Нифига! Беларусы просто апатичные, но толерантностью там и не пахнет. Что реально действует — так это пригрозить штрафом… Я знаю, что меня никто не будет защищать. Плюс религиозность нашего общества… То, что многие религии построены на крови, на всяких зверствах, убийствах иноверцев, — я против этого. Например, папа Франциск за нас, какого черта католики выеживаются?
Такое ощущение, что после развала Союза у нас была возможность стать более открытыми разуму, но в итоге наша власть построила маленький локальный советский союз, когда все, что выглядит иначе, в лучшем случае игнорировать, в худшем — уничтожать. Все, что отличается от серой массы, не только геев…
Особенно меня начала волновать эта тема после того, как мы заключили брак. Поэтому я и решил принять участие в проекте. В Копенгагене мы расписались в мэрии, нас поздравили, пофоткали, мы ехали в гостиницу, и я понял, что вообще не хочу возвращаться в эту страну. Мы уже много лет вместе, конечно, мы задумывались об эмиграции. Но, естественно, мы хотим уезжать не беженцами, а по рабочей визе, туда, где наши права признают. И вот ты возвращаешься в Беларусь, где этой бумажкой (свидетельство о браке с апостилем — прим. ред.) можно подтереться, но во всем остальном мире она вроде как имеет силу, и понимаешь, что тебе хочется большего. Может, и черт с ним, с этим институтом семьи… Но почему я не имею прав просто как партнер? Чем я хуже? Я зарабатываю, я законопослушен, чем я хуже?
Здесь очевидно ничего поменяется, особенно после комментариев МВД. И это осознание меня пробудило. Девочке с плакатами, которая выходила, мы тоже помогали оплатить штраф. Я реально очень разозлился. Не ожидал, что после 30 лет жизни власти мне в лицо скажут, что я ошибка и я не пройду. Во мне реально проснулся активизм. Они сами провоцируют людей. Не только ЛГБТ, вопросов в стране очень много…
Но да, с гомофобией вроде не сталкиваюсь, жизнь уже налажена, рабочие процессы налажены, есть своя тусовка друзей, настолочки, коты любимые есть... Но после замужества… Я не малолетний, за столько лет жизни у меня есть какое-то ее понимание, так больше нельзя. Меня сильно разозлило заявление МВД, сильно тряхануло. Да, не думаю, что я могу что-то дать молодежи. Но я могу точно сказать: бояться себя нельзя. Ты не виноват, что ты гей. Я ни разу в жизни не пожалел, что я гей. Как можно себя ненавидеть, если ты такой? Как там говорит РуПол? Как можно полюбить кого-то другого, если не любишь сам себя?
Я бы посоветовал себе прошлому не давать слабины. Не тратить нервы на самоедство. С годами понимаешь, что тратил свои силы, свои нервы на то, на что не надо было тратить.
В 14 лет у меня случился первый секс. Как-то так получилось, что был мой день рождения, мы отмечали в компании, там был симпатичный мальчик, удалось его соблазнить… Для него это был первый опыт, как и для меня – но там прям три в одном было: и первый секс, и первый алкоголь, и первая сигарета. Резко вырос (смеется). Мы встречались около четырех лет, но итоге с ним не сложилось по определенным причинам. Поэтому я поступил подальше, из Пинска — в Гомель.
Были, конечно, насмешки одноклассников. Я никому не признавался, что я гей. С родителями — у меня только мама и старший брат — бесполезно было разговаривать. Затвердевшее сознание, которое не сломаешь и топором. Но теперь мне ясно, что меня было видно: сейчас, глядя на подростков, я понимаю, кто ЛГБТ, а кто нет. Но у меня был закаленный характер. Пинск — маленький провинциальный город, я рос без отца, издевки были, и это меня закалило, уже к 14 годам мне стало начхать на мнение людей. Даже если мне скажут что-то в лицо, погавкаются со мной, я погавкаюсь ответ. Душевных волнений нет, разве что иногда переживаю, что нахамил в ответ, не сдержался.
Это было время, когда только появился проводной интернет, порнокартинка на телефон грузилась полчаса пикселями, какие нафиг чаты… Но тогда появилась «Мамба», я приезжал в Пинск, на «Мамбе» знакомился с людьми (с некоторыми до сих пор поддерживаю связь, кто-то уехал в Минск, кто-то дальше), мы обменивались фотографиями. Никто не показывал лиц, конечно, в маленьком городе было много опасений, что девушка или ревнивая жена узнает, что ты гей. Не представляю, как и где общались геи раньше, которые старше нас. Т.е. одно дело Москва, где было больше возможностей, но маленькие городки?
В Гомеле я жил на своей квартире, и это было хорошо. Либидо зашкаливает, город больше, геев больше, ты сам себе хозяин. В Пинске на «Мамбе» — человек 15, а в Гомеле — в 10 раз больше. Я хотел нагуляться, после первых отношений с парнем, в которых я столкнулся с сильным предательством, я зачерствел. Занял такую позицию, что мы знакомимся только для секса и потом разбегаемся, никто ни к кому в жизнь не лезет, но многим хотелось какого-то продолжения, свиданий.
На пятом курсе я познакомился с моим нынешним партнером. Я и до этого задумывался в моменты грусти, что хочу серьезных отношений, мол, годы идут, а ты никому не нужен. Вообще я считаю, что ЛГБТК-люди, вне зависимости от гендерной идентичности или сексуальности, больше подвержены депрессии. Мы живем в мире, который нас не сильно принимает, у нас будто слабый защитный барьер. У меня тоже был депрессивный эпизод, благо с ним удалось справиться.
Хотите отношений — не думайте о них, говорю я всем. На пятом курсе, я думал уезжать в Чехию после университета, но тут в сентябре на «Мамбе» списался с Максимом. Почему бы не сходить на свидание? Встретились в кафе, посидели, пирожные, все дела, потом я убежал по делам. Еще списывался с ним. Потом я устроил Максиму скандал, потому что он проговорился, что состоит в отношениях с другим мужчиной. Меньше всего на свете мне хотелось влезать в чью-то семью. Я Максима предупредил, что пока он несвободен, мы даже видеться не будем. В итоге он поговорил со своим парнем и расстался, так как чувств к нему не испытывал уже. А дальше как-то понеслось-поехало, мы съехались. Потом я понял, что все-таки из Беларуси не уезжаю. Мы уже столько лет вместе. Мы знаем слабые места друг друга, но не бьем в них. Это любовь, что сказать.
Я с родными не разговариваю ни об ориентации, ни о своих отношениях. И мои родители, и родители Максима, думаю, заняли такую позицию — извини меня, — мы уже столько лет живем вместе… Последний год для меня, конечно, отдых, до этого мама все хотела внука, а тут брат наконец женился, родили ребенка. В моей семье только тетя адекватная, как мне кажется, мы с ней тоже не разговаривали особо про мою жизнь, но я знаю, что она сама последние три года «дружит» с женщиной, растят собаку вместе, цветы рассаживают. Еще знаю, что она не гомофобна. Как-то она жила у нас неделю, сказала, уезжая, мол, тебе очень с Максимом повезло. Но, думаю, если ей рассказать напрямую, она всем разболтает. Очень хочу рассказать близким на самом деле, у нас же с Максимом была свадьба.
С мамой… Мама гомофобна, проскакивает всякое, когда она, например, смотрит телевизор, а там показывают гея или трансгендера. Я ей всегда говорю, что так нельзя. С другой стороны, я хотел бы, чтобы она узнала, хотел бы расставить все точки над «і» — или она поддерживает меня, или нет, без всякого лицемерия. Я очень не люблю врать. Что-то меня сдерживает, наверное, и потому, что она нас растила одна, много работала… 90-е, мать-одиночка с двумя детьми… Это было тяжело.
Думаю, я рано повзрослел, мне, конечно, не хватало отца. У мамы много не спросишь, например, почему начали расти волосы в промежности… Какой тогда интернет был, когда порнокартинка не грузилась часами (смеется). Это меня закалило, я знал, что помощи особо ждать не стоит, не потому, что гей, а вообще. С деньгами было трудно, но это позволило научиться полагаться на себя.
Сейчас мы с братом всегда стараемся помогать ей. Наверное, меня останавливает то, что, если я ей расскажу о себе и мы поругаемся вдрызг, я займу такую позицию, я умею это делать: как бы мне человек ни был дорог, я отправлю его в игнор. Мне будет больно и обидно, но об этом никто не узнает, я не буду с человеком контактировать вообще. И, наверное, пока я к этому не готов. Пока что я не буду этого делать.
С откровенной гомофобией я не сталкивался. Драк не было. Самое яркое – на вечеринку, где я был, приходил ОМОН. По молодости я в жизни бы не вышел с радужным флагом, сейчас моя позиция немного поменялась. Я раньше думал, что в принципе любые проявления чувств на публике, что гомо, что гетеро, — это проявление неуважения к одиноким людям, которых довольно много.
По поводу камин-аутов… Мой первый камин-аут был одногруппнице, мы с ней хорошо дружили. Она нормально отнеслась, просто за чашкой кофе спросила: о, и как много у тебя было парней? Второй камин-аут был перед моим гетеросексуальным другом. Мне было очень страшно потерять важного для меня человека, лучшие дружбаны были в университете. И мне было важно решить для себя этот вопрос, я уже жил с Максимом. Я ему написал онлайн, мол, хочу признаться, хочу серьезно поговорить. У меня были сомнения, но он спокойно это воспринял. Мы его потом познакомили с нашей гейской компанией гомельской, вместе ездили в поход, в настолки играли.
Меня жизнь не заставляла особо делать камин-ауты. Сейчас работа, семейная жизнь, нет времени знакомиться с новыми людьми. В «Хорнете» и «Гриндере» меня часто спрашивают: если я не ищу секса, то почему здесь сижу? После переезда в столицу — ну а где и как искать знакомых? С друзьями-геями ты чувствуешь себя намного комфортнее и интереснее, можно быть собой, можно веселиться, играть в фанты, проигрывая в карты, сидеть голым, ходить на каблуках, все что хочешь. Плюс недавно был случай с подругой, я понял, что она гомофобна. Не люблю лицемерных людей. Или ты нас любишь, или ты нас не любишь, зачем общаться, если это не так? Опять же, это все подталкивает к тому, что ЛГБТ-сообщество закрывается: проще общаться с такими же, как ты.
Хоть я и не сталкивался с гомофобией, здесь я не чувствую себя в безопасности. Все истории, новости говорят о том, что общество гомофобно. Я не знаю, почему люди считают, что беларусы толерантные. Нифига! Беларусы просто апатичные, но толерантностью там и не пахнет. Что реально действует — так это пригрозить штрафом… Я знаю, что меня никто не будет защищать. Плюс религиозность нашего общества… То, что многие религии построены на крови, на всяких зверствах, убийствах иноверцев, — я против этого. Например, папа Франциск за нас, какого черта католики выеживаются?
Такое ощущение, что после развала Союза у нас была возможность стать более открытыми разуму, но в итоге наша власть построила маленький локальный советский союз, когда все, что выглядит иначе, в лучшем случае игнорировать, в худшем — уничтожать. Все, что отличается от серой массы, не только геев…
Особенно меня начала волновать эта тема после того, как мы заключили брак. Поэтому я и решил принять участие в проекте. В Копенгагене мы расписались в мэрии, нас поздравили, пофоткали, мы ехали в гостиницу, и я понял, что вообще не хочу возвращаться в эту страну. Мы уже много лет вместе, конечно, мы задумывались об эмиграции. Но, естественно, мы хотим уезжать не беженцами, а по рабочей визе, туда, где наши права признают. И вот ты возвращаешься в Беларусь, где этой бумажкой (свидетельство о браке с апостилем — прим. ред.) можно подтереться, но во всем остальном мире она вроде как имеет силу, и понимаешь, что тебе хочется большего. Может, и черт с ним, с этим институтом семьи… Но почему я не имею прав просто как партнер? Чем я хуже? Я зарабатываю, я законопослушен, чем я хуже?
Здесь очевидно ничего поменяется, особенно после комментариев МВД. И это осознание меня пробудило. Девочке с плакатами, которая выходила, мы тоже помогали оплатить штраф. Я реально очень разозлился. Не ожидал, что после 30 лет жизни власти мне в лицо скажут, что я ошибка и я не пройду. Во мне реально проснулся активизм. Они сами провоцируют людей. Не только ЛГБТ, вопросов в стране очень много…
Но да, с гомофобией вроде не сталкиваюсь, жизнь уже налажена, рабочие процессы налажены, есть своя тусовка друзей, настолочки, коты любимые есть... Но после замужества… Я не малолетний, за столько лет жизни у меня есть какое-то ее понимание, так больше нельзя. Меня сильно разозлило заявление МВД, сильно тряхануло. Да, не думаю, что я могу что-то дать молодежи. Но я могу точно сказать: бояться себя нельзя. Ты не виноват, что ты гей. Я ни разу в жизни не пожалел, что я гей. Как можно себя ненавидеть, если ты такой? Как там говорит РуПол? Как можно полюбить кого-то другого, если не любишь сам себя?
Я бы посоветовал себе прошлому не давать слабины. Не тратить нервы на самоедство. С годами понимаешь, что тратил свои силы, свои нервы на то, на что не надо было тратить.
2020