Лиза

24 года


Не могу сказать, что в моей жизни был «полноценный» камин-аут. Знает, наверное, только парочка близких друзей. И то я им отдельно не говорила, они просто знают. А вот так чтобы рассказать семье или кому-то не из ЛГБТ-сообщества — для меня это очень сложно.

Я читала другие истории на сайте, и они в основном о том, как люди открывались и их более или менее принимали. Моя же история скорее о том, что в нашей стране это сделать очень сложно. Я работаю учителем в сельской школе, и иногда мне становится страшно, что будет, если кто-то узнает, что я состою в браке с девушкой. Пускай это не зарегистрированный брак, но я считаю наши отношения браком. Если это откроется — будет очень плохо. У меня есть коллега (казалось бы, она историк, и должна как-то обширнее смотреть на мир и людей), но вот последняя фраза, которую она бросила: «Давайте ещё разрешим однополые браки…» И это было очень обидно.

Мне кажется, такое отношение концентрируется в основном в маленьких городах. Впервые я столкнулась с тем, что меня «увидели», когда жила и училась в Минске. Меня приняли, и никто не говорил, что «это плохо», «как такими возможно быть?» и т.д. У меня был одногруппник, открытый бисексуал. Мы с ним хорошо общались, и когда однажды гуляли по парку, он сказал: «Не пойму, как некоторые не замечают, что ты лесбиянка?» Тогда я в первый раз не увидела отторжения от собственной сути.

Потом я опять вернулась в свой родной город… Это очень маленький город — знакомый на знакомом, плюс родственники. Это не очень удобно и приятно. Поддержки в моём городе нет никакой. На работе меня уважают за то, что я делаю работу быстро и хорошо. Но я знаю, что, если люди узнают, что я не гетеросексуальна, они повернутся ко мне спиной. Я чувствую, что должна взвешивать каждое слово, особенно, если поднимается какая-то личная тема. «Ну, ты же молодая, у тебя ещё брак впереди…» И я как бы говорю, что мне не нужно никого искать, у меня уже есть партнёр. Но всегда чувствую, что нужно осторожно выбирать слова, чтобы не сказать, что мой партнёр — девушка, и что мне от этого хорошо и спокойно. Словами я этого выразить не могу.

Сейчас я отрабатываю после бесплатного обучения и на данный момент зависима от этого места. Если что-то случится, я не смогу прийти, положить заявление директору на стол и сказать — извините, я ухожу. Поэтому я чувствую, что должна скрываться. Мне не нужно что-то сильно выдумывать, потому что я действительно встречалась с парнями. И как однажды в шутку сказала подруге — теперь могу «прикинуться нормальной». Я пробовала встречаться с парнями только ради того, чтобы проверить — а смогу ли я быть «нормальной»? Вроде, получилось, «нормальной» я побыла. Больше, наверное, не хочу. Но разговор поддержать могу, мне не нужно что-то сильно выдумывать. Исключительно потому, что я могу показать обществу то, что оно хочет видеть.

У меня на работе все исключительно гетеронормативны. Учительская среда — это в основном старшее поколение, которое всё больше и больше пытается укоренить взгляды своего прошлого и передать их молодёжи. А с учетом того, что это ещё и сельская местность — получается такой закрытый круг людей. Иногда я пытаюсь обсуждать какие-то темы с учениками. Пробую на классных, информационных часах показать, что мир, который их окружает, — это не весь мир. Что «нормы» меняются. Я пытаюсь им объяснить, что, к примеру, по цвету кожи не стоит судить людей; по тому, кого они любят, — тоже не стоит судить. Парни тут же начинают щетиниться, а вот девочки более спокойно на это реагируют.

Но с коллегами — очень сложно. Я не могу сказать, что мне совсем тяжело на работе. Всё-таки и поддержка какая-то есть, если я что-то попрошу — мне помогут. Как я говорила, меня уважают, но только из-за того, что я показываю то, что они хотят видеть. Помню, как директор рассказывала, как к ним в школу приехал молодой специалист, у него были длинные волосы, и все в деревне тут же решили посмотреть на «парня, который девочка». Здесь очень сложно быть собой.

Если отходить от карьеры и коллектива и возвращаться к семье, то из-за маленького города всё тоже упирается в какие-то стены.

В 16 лет, когда я впервые встречалась с девушкой — это были такие чувства, что прямо «Вау!» — я сказала маме, что мне легче с девушками, чем с парнями, потому что от них я не чувствую страха, с парнями же как будто всё время нужно быть осторожной… Мама сказала, что «это пройдёт». «Это юношеский максимализм, ты ничего не понимаешь, подрастёшь-увидишь», — такие типичные фразы. Поэтому я понимаю, что, если я скажу что-то семье, приведу жену… Думаю, меня либо к психиатру заведут, либо это уже будет не тихая ненависть, а открытое негодование и злоба. Я думаю, что я таких слов в свой адрес услышу, что мне хватит на всю оставшуюся жизнь.

Поэтому я позволяю родственникам думать, что на данный момент я просто ещё не встретила мужчину, который мне нужен, что мне рано вступать в брак, у меня же столько планов, вы что…

Больше понимать про свою идентичность я стала ближе к 16ти годам, когда начала встречаться с девушкой. Сначала мы были подругами, переписывались, она жила в другом городе. И когда я поняла, что люблю её (на тот момент я уже знала, что есть люди, которых привлекает свой пол или которых привлекают оба пола), я попыталась отдалиться, потому что видела вокруг исключительно разнополые пары. Не было никакого примера, что есть и другие отношения — и что это нормально. Это было чем-то из мира аниме и фанфиков… Поэтому я никому не открывалась, не пыталась об этом говорить. Просто я любила этого человека, она отвечала мне взаимностью. Но в один момент мы разругались, и через какое-то время, когда я пыталась что-то наладить, она мне сказала, что всё равно нужно это прекращать, потому что она не хочет разочаровывать родителей, что это всё равно плохо и ничего из этого не выйдет. Примерно через год она начала встречается с парнем и сказала — «у тебя это тоже пройдёт». Это была первая стена, о которую я стукнулась. Хотя ради этого человека я готова была поехать куда угодно, хоть на край света. А потом пошло-поехало. Я рассказала маме. И случилось то же самое — она сказала, что это пройдёт… Т.е. понимание себя было очень сложным, поддержки не было никакой.

Поэтому в своём городе я камин-аут не делала. У меня здесь толком и друзей не было, чтобы рассказать, поделиться какими-то секретами. И примеров других людей, отношений не было. Я думаю, если здесь и есть кто-то кроме меня, то этот человек, думаю, такого же мнения, думает: лучше я попытаюсь прикинуться «нормальным», чем меня забросают гнилыми овощами.

Я бы сказала, что открытость нужна. Но тогда, когда тебя готовы принять. Потому что если после того, как раскроешься, тут же в глазах увидишь только злобу, то десять раз успеешь пожалеешь о том, что сказала. В таком случае уж лучше я буду закрытой. Но да, мне было бы легче, если бы я могла спокойно сказать на работе, что «вот жена вчера устроила!» А не выдумывать… Мне бы было легче, если бы я действительно могла вести себя как я, а не выстраивать определённый образ… Но я хочу сохранить место и хорошее отношение коллег, и для меня это невозможно.

Поэтому я не могу сказать, что быть ЛГБТ в Беларуси легко. Это как открывать пласт за пластом. Сверху, может, конечно, айсберг будет красивым, в радуге, а снизу будет кромешная тьма. Мне кажется, об этом важно знать. О таких людях, как я, нужно знать, потому что нас много. Особенно в маленьких городах. Людей, которые пытаются быть «нормальными» и жить по правилам общества. С учётом того, что я вижу, я думаю, что в сёлах есть девушки и парни другой ориентации, которые, не зная о том, что есть что-то иное, строят свою жизнь по типичному сценарию, потому что они другого не видели. В любом случае важно знать, что есть те, кто не может сказать ничего.



2020