32 года
Камин-аут — это не только про лесбиянок, геев и бисексуалов. Мне иногда попадаются такие истории в СМИ, как кого-то там арестовали — трансгендерную девушку, если не ошибаюсь, в Москве, за хранение наркотиков; или как трансгендерная женщина попала в убежище и стала там насиловать цис-женщин. Такие вещи… Мне хотелось бы донести до общества, что есть такие люди [трансгендерные - Ред.] и что они… ну… хорошие.
Всё началось с осознания того, что я себя чувствую человеком противоположного пола — лет в 6-7. Я боялась открыться родителям, бабушке, тёте, дяде... Мало того что я боялась кому-то рассказать, что внутри я себя чувствую другим человеком, — я даже себе боялась признаться, кто я.
Мне всё время нравились яркие цвета, хотелось надеть вещи, в которые одевали девочек, но я понимала, что этого делать нельзя. Потому что… Ну, вот. Нельзя и всё. А почему? Никто не говорил. Увы, мне покупали то, что покупают мальчикам. Т.е. «против закона» идти как-то глупо. Вот так смотрят, берут тебя за ручку… Меня за ручку… «Пошли в парикмахерскую». Или даже ничего не говорят. Одеваемся. Всё, уже одеты. «А куда мы? — «В парикмахерскую». Начинаешь плакать, начинаешь говорить: «Не хочу, не хочу!» — «Не хочешь — пойдём». Применяли физическую силу. Были моменты, когда насильно тянули. Говорили: «Ты мальчик».
Да, когда ты ребёнок — это самые сложные моменты, за тебя решают всё.
Мне покупали машинки, железных солдатиков. Но я с ними не играла, мне просто было интересно поставить их и смотреть… Какие-то машинки были, но с ними я тоже не играла, они просто стояли и всё. Мне нравилось с мягкими игрушками играться, с куклами. Хотя насчёт игрушек… Врачи спрашивают: «С какими игрушками играли в детстве?» Но это же бред. Все эти разделения: если играла с куклами, значит, девочка… Какие-то дурные стереотипы.
Самое обидное, что у меня всегда была зависть. Я хотела быть девочкой. Хотела быть той, кем себя считала и чувствовала внутри. Я понимала, что женщинам намного сложнее живётся, т.е. какие-то роли в семье и т.д. Но для меня это было неважно. Я себя так чувствовала. Внутри. Я боялась об этом говорить, поэтому делала всё втайне. Примеряла какие-то наряды, когда никого не было. Для меня это был большой праздник. Я могла надеть платье сестры, любоваться собой перед зеркалом… Мне хотелось, чтобы мне это тоже покупали.
Какие-то семейные истории я уже не буду рассказывать, это отдельный разговор. Но росла я с двоюродными сёстрами, мама не участвовала в моём воспитании. В основном моим воспитанием занималась тётя, ну, плюс ещё интернат, воспитатели. Какое-то время проводила в детском садике, в группах-продлёнках и даже там ночевала. Такие садики были тогда… Играла во дворе с сёстрами и их подружками. Ещё могли играть всем двором. У нас такой, я помню, был дружный двор. Даже не двор, а подъезд. Мы всем подъездом играли в кича, в прятки, в казаки-разбойники. В «мальчишеские» игры я не играла. Эти игры в 90-х годах — в ножик или в квадрат… Мне больше нравилось с сёстрами играть — прыгать в резинку, в классики. Ну и дома в какие-то домашние игры.
У меня были праздничные дни, когда родственники уходили на какое-то время. Я могла этим временем воспользоваться — залезть в шкафчик к сестре, надеть её платье. В этот момент я себя более или менее чувствовала собой. Но потом приходилось снимать весь этот наряд. Мне было лет 10-11.
Да, были моменты, когда меня за этим всем родственники «ловили». Они водили меня к психиатру, ещё к кому-то. В итоге после всех посещений психиатров мне выписали направление в психиатрическую больницу, где я лежала в детском отделении. Рекордное время — шесть месяцев. Я не помню, что мне там говорили. Наверное, хватались руками за голову: «Какой кошмар!» Что-то, наверное, пытались сделать, вылечить от чего-то. Не хотелось бы вспоминать и говорить об этом. Что там делали… Ну, всё равно — это не проходило. Да, меня спрашивали: «Ты гей?» Я ничего не говорила. Молчала. Я просто не знала, что сказать.
Это всё продолжалось какое-то время. Я себя осознавала, воспринимала, но всё равно была как будто закрыта от всего. Я боялась. Были какие-то издевательства со стороны одноклассников. Плевались. Могли словами оскорблять… Говорили такие слова, что даже не хочется вспоминать. Было обидно. Чувствовали, наверное, что я не совсем такая, как другие...
Потом прошло какое-то время, и я подумала, что всё это ерунда, бред. И решила стать как бы… то есть забыть все эти мысли. Я просто про всё это забыла. Стала курить, выпивать, в компаниях друзей, в мужских компаниях тусоваться. Понимая, что всё равно не получится из меня «девочки», я пыталась «стать мальчиком». Всё равно никому не расскажешь. С этой проблемой жить всю жизнь — это мучение одно. Либо здесь вешаться, либо здесь не вешаться. Да, я очень далеко зашла. Очень далеко зашла. Наркотики только что не принимала. Я стала ходить и в тренажёрные залы, чтобы это всё заглушить… Где-то года три я пыталась жить в мужском образе. Но всё равно… Заглушить не получилось. Потом оно вернулось. Ещё больше и с новой силой.
Да, что-то предпринимать хотелось, но что я на тот момент знала? О каких-то гормональных препаратах я не знала, не знала, что есть такие люди вокруг меня. Я понимала, что анатомически отличаюсь от девочек. Может быть, это прозвучит странно, но мне было противно моё тело. Когда ещё не начался этот подростковый период, пубертат... Мне хотелось, чтобы моё тело менялось в другую сторону. Мне было завидно, что у меня нет того, что есть у девушек, девочек. Я не хочу сказать, что вагина — это всё. Я так не считаю. Просто я себя чувствую девушкой, и эта цель — корректировать пол — она есть.
Я стала покупать журналы «СПИД инфо», ещё какой-то журнал, не помню. Мне были там интересны не картинки всякие эротические, а истории читать. Как-то, помню, на последней страничке было объявление внизу: «Операции в Москве по смене пола» (на самом деле правильно говорить не «смена пола», а «коррекция»). Я думала: «О, классно как!» Что вот что-то уже стали делать, наверное. Там был указан сайт, я зашла на него и стала смотреть фотографии «до» и «после», читать информацию (тогда уже был интернет, это уже были 2000-е). Я радовалась, но когда выходила из интернет-клуба, меня снова охватывала грусть.
Я думала, что, наверное, одна такая… Я вот одна такая, мне некому рассказать об этих вещах, никто не понимает таких людей как я. Мне было очень плохо и очень печально внутри. Я думала: да, мне сделают операцию, вагинопластику, но по внешности я буду мужчиной… Ко мне будут обращаться в мужском роде, я буду исправлять: «Нет, я женщина, я девушка». И мне при каких-то обстоятельствах надо будет снимать штаны и показывать доказательство – что вот, я женщина... Мне стало обидно – что даже если я сделаю вагинопластику, это всё равно ни о чём не говорит. Нужно как-то и внешность менять, чтобы пассабельность была феминная.
Время идёт. Всё идёт. Я стала открываться. Мамина реакция была… вообще… словами не передать… Я это сказала сначала сестре. Прямо сказала, кто я. И потом, перезвонив мне, мама и сестра стали говорить, что я ненормальная, что это меня Минск заразил, что это интернет, что это всякое такое… Я сказала: «Извините, вы меня не воспитывали, поэтому не надо ничего говорить».
Хочется ещё немножко вернуться в прошлое. Были попытки суицида. Помню, наевшись каких-то таблеток, я ходила «пьяная», потом легла спать. Заходит папа и спрашивает: «Где таблетки?» Ну, и давай… «Давай вставай!» Я встаю. Меня, короче, в больницу повезли. Раза три так было с таблетками. Но постоянно спасали почему-то. Когда ходила по мосту, была мысль прыгнуть. Т.е. всё время такие чёрные мысли посещали.
Сейчас я сижу на гормональных препаратах. Бывают депрессивные состояния. Хотелось и убиться, хотелось ещё что-нибудь с собой сделать, потому что я понимаю, что я сейчас одна, никому не нужна и от меня все отвернулись — и друзья, и родственники. Один выход был – сдохнуть и всё... Но, тем не менее, потеряв энное количество друзей и родственников, я приобрела друзей, которые понимают и поддерживают. Есть даже какая-то помощь. Я просто благодарна, и если старое я потеряла, значит, на то была чья-то воля. Сейчас у меня есть хорошие друзья, хорошие отношения. Это я говорю о теперешнем времени.
Всё равно я недовольна своей внешностью, тем, что у меня всё так медленно протекает. Обидно, что кого-то после какого-то времени приёма гормональных препаратов общество уже воспринимает как женщину. А у меня всё по-старому... Плохо. Иногда сижу в четырех стенах. Не выхожу никуда. Для меня, допустим, рынок или какие-то торговые места — это большая проблема... Потому что я боюсь, что продавец может обратиться: «Что вам, молодой человек?» Всё время чувствую внутренний страх. «Только не говорите "молодой человек"»…
Когда обращаются не в том роде, начинается внутренне кипение. Хочется взорваться. Ты просто взрываешься внутри себя и хочешь куда-нибудь улететь от этой взрывной волны.
Видимо, большинство людей не знает, как обращаться к трансгендерам. В таком случае лучше всего подойти и спросить: «Как к вам лучше обращаться — в каком роде?» Это будет правильно.
Я иногда делаю макияж, иногда не делаю. Одеваюсь как хочу. Возможно, для кого-то я выгляжу странно. Это моё дело и моё право. Мне всегда хотелось ходить с накрашенными ногтями и ресницами, но я этого не делала, потому что боялась нашего общества. У меня были страхи. Сейчас я смелее.
Я хочу быть открытой. Не хочу закрываться от чего-то, или кого-то. Я хочу, чтобы люди знали, что есть такие, как я. Хочу развеять какие-то стереотипы... Люди видят перед собой «мужчину». И никто не знает, что есть люди с нарушением гендера [нарушение гендерной идентичности, мед.термин - Ред.]. Они не знают, что есть трансгендеры, допустим.
Самое важное, о чём хотелось бы сказать… Не хочется, чтобы люди делали поспешные выводы, что вот, «брутальный мужчина пошёл». Ты не знаешь его внутреннего мира, не знаешь гендер. Поэтому, чтобы не травмировать человека, нужно относиться к нему по-другому и обращаться тоже... Лучше всего подойти и спросить. И обращаться аккуратно, с осторожностью. Чтобы не травмировать человека. Мне хотелось бы, чтобы это прозвучало.
Всё началось с осознания того, что я себя чувствую человеком противоположного пола — лет в 6-7. Я боялась открыться родителям, бабушке, тёте, дяде... Мало того что я боялась кому-то рассказать, что внутри я себя чувствую другим человеком, — я даже себе боялась признаться, кто я.
Мне всё время нравились яркие цвета, хотелось надеть вещи, в которые одевали девочек, но я понимала, что этого делать нельзя. Потому что… Ну, вот. Нельзя и всё. А почему? Никто не говорил. Увы, мне покупали то, что покупают мальчикам. Т.е. «против закона» идти как-то глупо. Вот так смотрят, берут тебя за ручку… Меня за ручку… «Пошли в парикмахерскую». Или даже ничего не говорят. Одеваемся. Всё, уже одеты. «А куда мы? — «В парикмахерскую». Начинаешь плакать, начинаешь говорить: «Не хочу, не хочу!» — «Не хочешь — пойдём». Применяли физическую силу. Были моменты, когда насильно тянули. Говорили: «Ты мальчик».
Да, когда ты ребёнок — это самые сложные моменты, за тебя решают всё.
Мне покупали машинки, железных солдатиков. Но я с ними не играла, мне просто было интересно поставить их и смотреть… Какие-то машинки были, но с ними я тоже не играла, они просто стояли и всё. Мне нравилось с мягкими игрушками играться, с куклами. Хотя насчёт игрушек… Врачи спрашивают: «С какими игрушками играли в детстве?» Но это же бред. Все эти разделения: если играла с куклами, значит, девочка… Какие-то дурные стереотипы.
Самое обидное, что у меня всегда была зависть. Я хотела быть девочкой. Хотела быть той, кем себя считала и чувствовала внутри. Я понимала, что женщинам намного сложнее живётся, т.е. какие-то роли в семье и т.д. Но для меня это было неважно. Я себя так чувствовала. Внутри. Я боялась об этом говорить, поэтому делала всё втайне. Примеряла какие-то наряды, когда никого не было. Для меня это был большой праздник. Я могла надеть платье сестры, любоваться собой перед зеркалом… Мне хотелось, чтобы мне это тоже покупали.
Какие-то семейные истории я уже не буду рассказывать, это отдельный разговор. Но росла я с двоюродными сёстрами, мама не участвовала в моём воспитании. В основном моим воспитанием занималась тётя, ну, плюс ещё интернат, воспитатели. Какое-то время проводила в детском садике, в группах-продлёнках и даже там ночевала. Такие садики были тогда… Играла во дворе с сёстрами и их подружками. Ещё могли играть всем двором. У нас такой, я помню, был дружный двор. Даже не двор, а подъезд. Мы всем подъездом играли в кича, в прятки, в казаки-разбойники. В «мальчишеские» игры я не играла. Эти игры в 90-х годах — в ножик или в квадрат… Мне больше нравилось с сёстрами играть — прыгать в резинку, в классики. Ну и дома в какие-то домашние игры.
У меня были праздничные дни, когда родственники уходили на какое-то время. Я могла этим временем воспользоваться — залезть в шкафчик к сестре, надеть её платье. В этот момент я себя более или менее чувствовала собой. Но потом приходилось снимать весь этот наряд. Мне было лет 10-11.
Да, были моменты, когда меня за этим всем родственники «ловили». Они водили меня к психиатру, ещё к кому-то. В итоге после всех посещений психиатров мне выписали направление в психиатрическую больницу, где я лежала в детском отделении. Рекордное время — шесть месяцев. Я не помню, что мне там говорили. Наверное, хватались руками за голову: «Какой кошмар!» Что-то, наверное, пытались сделать, вылечить от чего-то. Не хотелось бы вспоминать и говорить об этом. Что там делали… Ну, всё равно — это не проходило. Да, меня спрашивали: «Ты гей?» Я ничего не говорила. Молчала. Я просто не знала, что сказать.
Это всё продолжалось какое-то время. Я себя осознавала, воспринимала, но всё равно была как будто закрыта от всего. Я боялась. Были какие-то издевательства со стороны одноклассников. Плевались. Могли словами оскорблять… Говорили такие слова, что даже не хочется вспоминать. Было обидно. Чувствовали, наверное, что я не совсем такая, как другие...
Потом прошло какое-то время, и я подумала, что всё это ерунда, бред. И решила стать как бы… то есть забыть все эти мысли. Я просто про всё это забыла. Стала курить, выпивать, в компаниях друзей, в мужских компаниях тусоваться. Понимая, что всё равно не получится из меня «девочки», я пыталась «стать мальчиком». Всё равно никому не расскажешь. С этой проблемой жить всю жизнь — это мучение одно. Либо здесь вешаться, либо здесь не вешаться. Да, я очень далеко зашла. Очень далеко зашла. Наркотики только что не принимала. Я стала ходить и в тренажёрные залы, чтобы это всё заглушить… Где-то года три я пыталась жить в мужском образе. Но всё равно… Заглушить не получилось. Потом оно вернулось. Ещё больше и с новой силой.
Да, что-то предпринимать хотелось, но что я на тот момент знала? О каких-то гормональных препаратах я не знала, не знала, что есть такие люди вокруг меня. Я понимала, что анатомически отличаюсь от девочек. Может быть, это прозвучит странно, но мне было противно моё тело. Когда ещё не начался этот подростковый период, пубертат... Мне хотелось, чтобы моё тело менялось в другую сторону. Мне было завидно, что у меня нет того, что есть у девушек, девочек. Я не хочу сказать, что вагина — это всё. Я так не считаю. Просто я себя чувствую девушкой, и эта цель — корректировать пол — она есть.
Я стала покупать журналы «СПИД инфо», ещё какой-то журнал, не помню. Мне были там интересны не картинки всякие эротические, а истории читать. Как-то, помню, на последней страничке было объявление внизу: «Операции в Москве по смене пола» (на самом деле правильно говорить не «смена пола», а «коррекция»). Я думала: «О, классно как!» Что вот что-то уже стали делать, наверное. Там был указан сайт, я зашла на него и стала смотреть фотографии «до» и «после», читать информацию (тогда уже был интернет, это уже были 2000-е). Я радовалась, но когда выходила из интернет-клуба, меня снова охватывала грусть.
Я думала, что, наверное, одна такая… Я вот одна такая, мне некому рассказать об этих вещах, никто не понимает таких людей как я. Мне было очень плохо и очень печально внутри. Я думала: да, мне сделают операцию, вагинопластику, но по внешности я буду мужчиной… Ко мне будут обращаться в мужском роде, я буду исправлять: «Нет, я женщина, я девушка». И мне при каких-то обстоятельствах надо будет снимать штаны и показывать доказательство – что вот, я женщина... Мне стало обидно – что даже если я сделаю вагинопластику, это всё равно ни о чём не говорит. Нужно как-то и внешность менять, чтобы пассабельность была феминная.
Время идёт. Всё идёт. Я стала открываться. Мамина реакция была… вообще… словами не передать… Я это сказала сначала сестре. Прямо сказала, кто я. И потом, перезвонив мне, мама и сестра стали говорить, что я ненормальная, что это меня Минск заразил, что это интернет, что это всякое такое… Я сказала: «Извините, вы меня не воспитывали, поэтому не надо ничего говорить».
Хочется ещё немножко вернуться в прошлое. Были попытки суицида. Помню, наевшись каких-то таблеток, я ходила «пьяная», потом легла спать. Заходит папа и спрашивает: «Где таблетки?» Ну, и давай… «Давай вставай!» Я встаю. Меня, короче, в больницу повезли. Раза три так было с таблетками. Но постоянно спасали почему-то. Когда ходила по мосту, была мысль прыгнуть. Т.е. всё время такие чёрные мысли посещали.
Сейчас я сижу на гормональных препаратах. Бывают депрессивные состояния. Хотелось и убиться, хотелось ещё что-нибудь с собой сделать, потому что я понимаю, что я сейчас одна, никому не нужна и от меня все отвернулись — и друзья, и родственники. Один выход был – сдохнуть и всё... Но, тем не менее, потеряв энное количество друзей и родственников, я приобрела друзей, которые понимают и поддерживают. Есть даже какая-то помощь. Я просто благодарна, и если старое я потеряла, значит, на то была чья-то воля. Сейчас у меня есть хорошие друзья, хорошие отношения. Это я говорю о теперешнем времени.
Всё равно я недовольна своей внешностью, тем, что у меня всё так медленно протекает. Обидно, что кого-то после какого-то времени приёма гормональных препаратов общество уже воспринимает как женщину. А у меня всё по-старому... Плохо. Иногда сижу в четырех стенах. Не выхожу никуда. Для меня, допустим, рынок или какие-то торговые места — это большая проблема... Потому что я боюсь, что продавец может обратиться: «Что вам, молодой человек?» Всё время чувствую внутренний страх. «Только не говорите "молодой человек"»…
Когда обращаются не в том роде, начинается внутренне кипение. Хочется взорваться. Ты просто взрываешься внутри себя и хочешь куда-нибудь улететь от этой взрывной волны.
Видимо, большинство людей не знает, как обращаться к трансгендерам. В таком случае лучше всего подойти и спросить: «Как к вам лучше обращаться — в каком роде?» Это будет правильно.
Я иногда делаю макияж, иногда не делаю. Одеваюсь как хочу. Возможно, для кого-то я выгляжу странно. Это моё дело и моё право. Мне всегда хотелось ходить с накрашенными ногтями и ресницами, но я этого не делала, потому что боялась нашего общества. У меня были страхи. Сейчас я смелее.
Я хочу быть открытой. Не хочу закрываться от чего-то, или кого-то. Я хочу, чтобы люди знали, что есть такие, как я. Хочу развеять какие-то стереотипы... Люди видят перед собой «мужчину». И никто не знает, что есть люди с нарушением гендера [нарушение гендерной идентичности, мед.термин - Ред.]. Они не знают, что есть трансгендеры, допустим.
Самое важное, о чём хотелось бы сказать… Не хочется, чтобы люди делали поспешные выводы, что вот, «брутальный мужчина пошёл». Ты не знаешь его внутреннего мира, не знаешь гендер. Поэтому, чтобы не травмировать человека, нужно относиться к нему по-другому и обращаться тоже... Лучше всего подойти и спросить. И обращаться аккуратно, с осторожностью. Чтобы не травмировать человека. Мне хотелось бы, чтобы это прозвучало.
2015
