Арина

50 лет


Мы жили в советские времена, о детстве говорить сложно: 70-е, 80-е — все одинаковые. Совок — он и есть совок. Сейчас намного больше свободы, чтобы дышать. А тогда что было: семья, традиционные ценности, пионерские и комсомольские организации — было очень много табуированного всего, поэтому мне задумываться о своей идентичности глубоко не было ни времени, ни возможности. Как в инструкции всем было прописано, что делать, и важно было быть таким, как все. Официально по уголовному кодексу гомосексуализм — это 88 статья — до 7 лет, до свидания… Нигде никогда ничего не обсуждалось. Тогда ни книг, ни фильмов не было, подполье какое-то.

Не могу сказать, что мне нравились ровесницы, меня скорее привлекали какие-то женские образы из фильмов, причем не сами актрисы, а именно женские образы, которые они играли. Наверное, первый образ, который мне понравился, и типаж, который меня привлек, был из такого старого фильма «Молчание доктора Ивенса», там Сергей Бондарчук играл, Ирина Скобцева, и там была Жанна Болотова, которая играла таинственную инопланетянку, с короткой стрижкой, огромными глазами. Этот образ — тот типаж женщин, которые мне нравятся, больше андрогинный, нежели исключительно женственный, такой образ, который привлекает и сегодня.

У меня вообще не было травмы по поводу того, что я какая-то не такая как все. Потому что в принципе я много носилась и играла с мальчишками, дружила со всеми, у меня не было ярко выраженного сексуального подтекста в поведении, на тот момент мне даже хотелось нравиться мужчинам постарше. Потом какое-то время мне самой хотелось быть мальчиком, потому что только мальчики могут ухаживать за девочками, а я хотела ухаживать, у меня был такой образ себя как «доблестного рыцаря на белом коне». Достаточно поздно пришло осознание, что мальчиком быть не нужно, чтобы любить девочек. И в этом ничего нет ужасного.

Какое могло быть в советское время поддерживающее окружение… Камин-аут я сделала, когда была совсем взрослым человеком, успела побывать замужем и родить ребенка. Сказала об этом своей самой близкой подруге, мы гуляли с ней. Она ответила: «О*кей, любим-то мы тебя не за это. Я догадывалась, но для меня это совершенно гармонично вписывается в твою личность».

Уже будучи взрослой, «вернувшись из брака», где-то в 93 году, уже побывав женой и став мамой, только тогда я узнаю, что в Минске есть Плешка, только тогда через десятые руки я случайно попадаю на Плешку в качестве зрителя. Когда-то еще в институте в моей группе была девочка, которая мне очень нравилась; но это был, скорее, объект сексуального обожания, гормоны рулят, все такое; я была у нее на свадьбе, это не было для меня ударом. В то время большая часть моя сексуальных экспериментов была гетеросексуальной, но я уже начала внутренне задаваться вопросами, что со мной «не так» в плане отношений, в плане секса, почему все так… Я и сейчас, в зрелом возрасте, задаю себе много вопросов касательно личностно-эмоциональных отношений с мужчинами, не связанных с сексом; планирую с ними разбираться в личной терапии.

На Плешку я попала совершенно случайно. Мне в руки однажды попал журнал, я не помню, какой и каким образом, но это был печатный журнал. И в этом печатном журнале была какая-то статья, абсолютно высосанная из пальца, в стиле СПИД Инфо, журнал был «темный». Лесбийская тусовка уже тогда была, я поздно в нее попала. В общем, в журнале было одно письмо, которое мне очень отозвалось, и я написала в редакцию ответное письмо, мне очень хотелось отреагировать. После брака я уже понимала, чего я хочу. Я оставила свой обратный адрес, настоящий. Очевидно, в редакции мой ответ с адресом передали той девушке, потому что скоро она пришла ко мне домой. «Приходи на меня посмотреть, приходи, я живая, мне больно....» Я слегка опешила, дома — семья, ребенок… А тут эта девица. Мы сели на кухне, попили чаю, обсудили это письмо. Роман у нас не сложился, но она познакомила меня в своей День рождения со своей тусовкой.

На Паниковке в основном тусовались геи, встречались в туалетах, пока там не сделали театральную кассу. Мне было очень интересно туда прийти и посмотреть, но я поняла, что это не мой формат. Тусовка была никакая, я выцепила пару-тройку человек. Плюс я все же мама, у меня был ребенок. Раньше тусовки были такие: все набухивались, друг друга «снимали», и девочки начинали выяснять отношения, я — твоя, ты — моя… Разборки были жесткими, дрались в кругу как в американских боевиках. Стигматизация, маленькое сообщество, агрессии и страхов через край, много ревности дурной, бравады «я тебя сейчас отвоюю, отобью», все друг друга знали, мыли друг другу кости, все как красный вымпел друг к другу «переходили»… Не мое это было, абсолютно.

Я была молодой, двадцать с хвостиком, но вот как-то женщин старшего возраста я не видела. Всегда задаю вопрос, куда деваются балерины на пенсии? В 40 уходят из профессии и пропадают, в городе ты их не видишь. Куда пропадают «темные» после 40? В городе ты их не видишь, на сайтах знакомств — максимум до 40 лет. Бухают по квартирам в одиночку? У меня куча таких знакомых. Пытаются завести отношения и тянут друг друга до конца, когда тошнит, но страшно бросить партнершу, потому что некуда уходить…

Социальные устои, семейные традиции… Все это есть, но вопрос: как в этом существовать? Или стигматизируешь себя, уничижаешь свой опыт, или говоришь: ребята, да положила я на вас со своей колокольни, я такая, какая я есть, хотите —– любите, не хотите — не любите… Моя семья узнала о моей идентичности достаточно поздно, потому что об этом поздно узнала я, уже взрослым зрелым человеком — я сказала, мол, это моя жизнь, и меня приняли. Моих партнерш принимали как данность, как отдельную личность, никто на поверхность вопрос о сексуальности, о сексе в моей семье не выносил. Какое-то напряжение, возможно, и было, но я жила от семьи отдельно, рычагов влияния у них не было. «Это ваши проблемы, ребята, мои двери всегда открыты для вас — выходите!»

Были скандалы с матерью, это другое поколение, скандалы были и по другим поводам, потому что я всегда была «инаковая», и в других аспектах. Я всегда ощущала свою инаковость от семьи, у меня словно ценности были другими, они выросли, «вызрели» вместе со мной. Мне нужно было пройти все то дерьмо, что я прошла, мне нужно было побывать тупой сукой, совершенно жестким, порой не бережным к другим людям человеком, познать зависть, взлеты и падения — для того, чтобы в какой-то момент осознать, что такая жизнь меня не устраивает, я хочу другой жизни. Я свою жизнь трижды обнуляла, практически до физической смерти (со здоровьем начинались проблемы) и в определенном смысле личностной смерти (когда надо было начинать все с чистого листа), это было связано с тремя моими отношениями, но я благодарна этим женщинам, потому что именно этот опыт привел меня к тому, кем я являюсь на сегодня.

Я не знаю, как сейчас девушки, женщины находят друг друга. Есть пара сайтов для знакомств, во всяком случае, которые я знаю, но лично для меня это «шило». Из моего опыта, люди постарше там — это пары, которые ищут ЖМЖ и всякую развлекуху; те, кто младше, — хотят долгосрочных отношений, но под представлением об отношениях у людей часто лежит какая-то киношная фантазия, мол, вот мы встретились, переспали, страсть, и конец фильма. Представление такое: «вот мы вместе просыпаемся, готовим завтрак, гуляем, путешествуем…» — такой рОмантик. А дальше что делать? «Строить отношения». Но как их строить?

Мне кажется, выскакивать из отношений в отношения можно до определенного возраста. Но потом приходит одиночество, страх, понимание, что никто не устраивает, а что с этим делать… Секс со второго свидания, есть какой-то образ другого человека, без реального знания о нем — и происходит застревание в этом образе. Я вижу нежелание брать ответственность за отношения, невозможность понимать, что это. Когда оказывается, что одна партнерка строила планы на всю жизнь, мол, будем на шкурах у камина спать, ездить на всякие Бали-Сейшелы, а вторая говорит в какой-то момент: «ты меня вообще об этом предупредила? У меня другие планы, я на картошку в деревню еду, у меня нет денег на Бали, я пойду, пожалуй». А мы вообще договаривались, выясняли, кто чего хочет? Особенно сложно тем, кто в какой-то момент решил завести детей, это такой большой минус при знакомствах. Я сама с этим сталкивалась.

Попадая в новые группы, знакомясь с новыми людьми, я очень избирательна, когда делать камин-аут. Мне за себя не стыдно, но я опасаюсь за неадекватные реакции людей, возможности того, что человек может стать опасным в своей неадекватности. «Мы ни разу не были в “Гейропе”, ни одного гея не видели, но боимся их до ужаса, наверняка, они же занимаются сексом на глазах у детей…» Т.е. вы в своих гетеросексуальных семьях всегда предаетесь страстям за столом на глазах у детей, так? Если два мужчины гея или две лесбиянки живут вместе, то они только и делают, что занимаются сексом 24 часа в сутки? Не оплачивают счета, не готовят есть, не заботятся о быте, не водят детей в сад? Двадцать лет живут вместе, только чтобы трахаться, сажают детей в ряд и заставляют смотреть, ну-ну… Эти дурацкие стереотипы.

У нас большинство детей выросло в однополых семьях, когда мама и бабушка занимались воспитанием, а папа совершенно отсутствовал. Почему никого не интересует, какие травмы у таких людей, будут ли они травмированными, созависимыми, несчастными? Нет, всех беспокоит, что в гомосексуальных семьях — о, ужас-ужас — дети тоже будут гомосексуальными… Все, прям, генетики, биологи, с какого бодуна только такие предсказания…

Мы люди-невидимки. Не можем проявлять свои чувства на публике, за это можно получить камнем по голове. Казалось бы, если взять статистику: среди женщин — от 2 до 4% гомосексуальны, среди мужчин — 4-8%. Даже если взять двухмиллионный Минск (потому, что все все равно едут в Минск за лучшей жизнью, где можно затеряться, спрятаться, подыскать кого-то), то 2-4% от общего количества это больше 40 000 человек — целый маленький город, например Волковыск… А если 5%? Целое Молодечно лесбиянок внутри Минска, где они все? Люди-тени, понимаешь, люди-тени…

Страх… Пьют по хатам, собираются выпить-поговорить. И все, и темы одни и те же. Куда ходить, где знакомиться? На вечеринках — сплошная молодежь. Моего возраста женщины, где они? Наверное, теперь их больше, ведь выходит много материалов, больше информации. Но, даже на вечеринке велик риск, что тебя могут положить лицом в пол «маски-шоу». Наше постсоветское общество — общество насилия, общество тюрем и лагерей, здесь человек — мусор, ценности человеческой жизни нет. А тем более, когда сейчас очевидный всплеск консервативных идей, которое показуха и фарисейство, когда геи — это «от греха и Сатаны».

Я была в небольшом французском городе: восемь гей-баров; если гей-прайд — выходят все, пенсионеры, дети, гетеросексуальные люди. Никто не становится после гей-прайда лесбиянкой или геем. Это парад равенства, «я такой же, как и ты». Вообще мне кажется, в западной Европе давно никто не парится по вопросу гендера и ориентации, давно уже либеральные ценности совпали с христианскими: свобода выбора — право каждого человека.

Почему я решила принять участие в этом проекте? Не то чтобы я распотрошила свою личную историю, для меня не важно уже проявление себя, я давно приняла себя, и все мои близкие принимают меня такой, какая я есть. Но я давно задумываюсь: куда все деваются? Эти женщины для меня важны, они имеют право на существование и на жизнь. Как у Лукьяненко: «Да выйдите из сумрака». Жизнь должна быть, должна продолжаться в любой форме. Нельзя стигматизировать такой большой пласт людей. Мне очень хочется, чтобы наше общество стало толерантным, нельзя быть такими зашоренными, такими радикальными в непринятии. Мне хочется, чтобы такие люди, как я, как мои друзья, наши друзья и подруги, могли найти друг друга. Жалко людей.

Но надо идти туда, где безопасно. Кому-то в церкви хорошо, кому-то на йоге, кому-то на терапии. Хочется сказать: ищите тех, кто принимает и разделяет, ищите поддержку. Сейчас будут группы поддержки, есть уже терапевты ЛГБТ-френдли, сами «темные», вопрос зазвучал, и это главное. И что-то, возможно, начнет меняться. Очень хочется в это верить.



2020