40 лет
Через неделю мне исполняется 40 лет, для меня это знаковая дата. И я решил к своему сорокалетию подвести итоги, сделать то, чего раньше не делал — совершить камин-аут в этом проекте.
Я беларус, минчанин. Родился в полной семье. С детства у меня заболевание, связанное с формированием костей, но до поры оно мне не мешало передвигаться. Я — старший ребёнок в семье. Семья была самая обычная — папа, мама, младшая сестра. Но, как и во многих советских семьях, в нашей были проблемы, которые затрагивали и меня с самого рождения: алкоголизм, насилие, созависимые отношения.
Я рано осознал, что не хочу быть таким, как мои родители. Я не буду алкоголиком. Не хочу в своей семье бесконечных скандалов. Не буду проявлять насилие к своей жене и детям. Я не стану изменять своей жене. Я всё это видел и не хотел повторять ошибок своих родителей, говорил, что «вырасту хорошим человеком». Из родительской семьи я уже вышел с такими установками. Когда я пошёл в школу, то уже понимал, что можно, а чего нельзя. Нельзя курить, нельзя употреблять алкоголь. Надо хорошо относиться к девушкам. Мне хотелось стать идеальным мужчиной. Не таким, как мой отец; не таким, как мои дядя и дедушка. Хотелось быть лучше.
Какое-то время у меня получалось быть «правильным». Потом возникли сложности. Первая проблема — это, конечно, моя инвалидность. Здоровье ухудшалось. Возник вопрос: насколько я могу соответствовать своим стандартам, если я инвалид? Смогу создать семью, будучи инвалидом? Зарабатывать на достойную жизнь? Мне было сложно принять свои физические особенности, но меня поддерживало окружение — в школе ко мне относились с пониманием. Вторая сложность у меня возникла в подростковом возрасте — я осознал, что сексуально меня привлекают только парни. Когда пришло осознание, что я гомосексуален, я пережил сильный кризис. Хорошо помню свою мысль: «О, боже, со мной случилось ещё и это! Я инвалид, а ещё и гей».
Я думал, как несправедлива жизнь. Всё это время я пытался принять, что я инвалид и отличаюсь от здоровых сверстников. Только стал учиться жить с инвалидностью, оказалось, что я ещё и гомосексуален. С гомосексуальностью жить было гораздо сложнее. Инвалида могли пожалеть, сказать, что «ты мальчик больной, что с тебя возьмёшь…», но, если ты ещё и гей — это вообще кошмар. Это более серьёзная стигма, и она носит негативный оттенок в обществе. Были 90-е годы... И с этими двумя стигмами, конечно, было сложно жить.
Я не знаю, на каком этапе это произошло, но со временем моё отношение к себе стало меняться. Наверное, я подумал, что моя гомосексуальность «просто ещё один мой дефект», с которым мне придётся жить. Я не могу ходить без костылей. Не могу быть гетеросексуальным. Это тоже данность, которую невозможно изменить.
В то время мне было не с кем обсудить свою ситуацию. Информация была только дворовая. Мы все знали, кто такие «пидоры» и какой оттенок несёт это понятие. Сначала ты узнаёшь, кто такие «пидорасы», а потом, когда понимаешь, что ты сам гей, думаешь: «Ну, всё». Ты не можешь об этом никому рассказать, потому что общаешься с теми, для кого, рассказав, ты станешь «пидорасом». Об этом было невозможно рассказать. Это замыкало в себе. И в какой-то момент ты понимаешь, что тебе не нужна компания, которая будет тебя осуждать. Ты живёшь сам в себе. Живёшь с осознанием, что не соответствуешь собственным ожиданиям. Хотел быть примерным семьянином — семьянином быть не получается. Хотел быть здоровым мужиком, который кормит семью, — ты инвалид, и тебе тяжело заработать на жизнь. Я не мог соответствовать тому нормативному образу мужчины, который сложился ещё в детстве.
Я задавал себе вопросы: насколько человек с инвалидностью может чувствовать себя мужчиной? Насколько человек с инвалидностью может быть привлекателен? Кажется, раз ты инвалид, ты не можешь быть сексуальным. И когда тебе делают комплименты, ты в это не веришь. Считаешь это проявлением жалости или какой-то необдуманности. Хочется возразить: «Посмотрите на меня хорошенько». Ты споришь с другими людьми, потому что у тебя есть установка, что ты «не такой». Ты гомосексуален, и у тебя инвалидность, поэтому ты не можешь нравиться людям.
У меня был затяжной этап депрессии. Попытки найти себя были неудачными. Я всюду сталкивался со стигматизацией. В обществе существуют стереотипы, которые мешают ненормативному человеку жить. Инвалиды могут ненавидеть геев, также гомосексуал может негативно относиться к человеку с инвалидностью. Я чувствовал себя своим среди чужих и чужим среди своих.
Случайно я познакомился с парнем геем, но это знакомство не принесло мне ничего положительного, я быстро понял, что одна ориентация ничуть не делает нас ближе. Этот опыт, наоборот, оказался для меня отрицательным. Я столкнулся с двуличием, внутренней гомофобией, физическим насилием. В результате полученных травм, я больше не пытался искать общение в гомосексуальной среде.
Дальше было отрицание себя. Это было проявление внутренней гомофобии. Я думал — раз я всё равно не могу быть нормативным геем, то попробую всё же осуществить свою мечту и стать «нормальным мужиком», у которого есть семья. Я начал ходить на свидания с девушками. Гомосексуальный мужчина с инвалидностью встречается со «здоровыми» симпатичными девушками. За счёт этого я чувствовал себя более нормативным мужчиной. С одной стороны, это некрасиво. Сейчас я понимаю, что это было плохо. С другой стороны, в этом возрасте все что-то пробуют, с кем-то встречаются, ходят на свидания. Ищут себя. В принципе, в этих отношениях было много положительного, хотя у меня остались угрызения совести по отношению к девушкам. Тогда же мои свидания с девушками повышали мне самооценку. Я чувствовал себя более настоящим.
По своей натуре я романтик. Я всегда проявлял себя с девушками как романтичный мужчина и получал от них отклики. Мне это было приятно, но отношения с девушками упирались в проблему интимной близости. Я понимал, что с гетеросексуальным мужчиной они получат больше, чем со мной. Опять-таки, если я хочу быть «правильным мужиком», я не должен продолжать играть чужую роль. В любом случае кто-то сыграет её лучше. Мои свидания сошли на нет.
Появилось желание заниматься саморазвитием. В 30 лет я поступил учиться на психолога, во многом ради того, чтобы разобраться в себе. В университете мне нравилась гендерная психология, это был мой конек. Мои широкие взгляды и разноплановый опыт нашли там свою реализацию. Это были продуктивные годы для меня. Я не ходил на психотерапию, но после учёбы стал проще относиться к своей ситуации.
Я принял факт, что у меня не может быть нормативной семьи, но всё становится на свои места, если из схемы семьи, состоящей из мужчины и женщины, убрать женщину и на её место поместить другого мужчину. Это та же семья, те же преимущества и трудности отношений – просто между людьми одного пола. Это ничего не меняет в моих представлениях о том, какой должна быть семья, какими должны быть отношения. Здесь тоже есть возможность проявлять свои лучшие качества — ничего не потеряно.
Я как человек с инвалидностью и гомосексуальной ориентацией могу ощущать себя полноценным. На самом деле это всё части моей идентичности.
Мне нравится аббревиатура ЛГБТК+. Это более обширное понятие, чем «гомосексуальность», и в нём, я считаю, себя найти проще. Это и все, кто считает себя квир, это и асексуальные люди. Очень разные люди. Когда в будущем я буду планировать камин-аут, я так и буду говорить «я — ЛГБТК+ человек». Это даёт мне больше свободы для самовыражения и для чувства общности.
В нашем социуме я чувствую себя уязвимым. Если человек к 40 годам не женат — социум к нему уже предъявляет требования. Почему же ты не женат? Что хотят услышать в ответ люди, которые задают этот вопрос? Явно не то, что я могу им ответить. Поэтому я отвечаю расплывчато. С одной стороны, я не отрицаю, что я гомосексуал, а с другой стороны, и не признаю. Мне не нужна открытость с людьми, которые предъявляют ко мне какие-то требования. У меня нет к ним доверия. Тема доверия к людям — одна из основных в моей жизни. Слишком часто моё доверие испытывалось на прочность, начиная с родительской семьи. Это всегда угроза вторжения в моё личное пространство. Открытость возможна там, где есть доверие и где есть какой-то шанс на принятие. А не там, где к тебе изначально предъявляют требования.
Когда на протесты стала выходить квир-колонна, я прочитал все комментарии под фотографиями с радужными флагами. Там было много гомофобии. И в то же время я был рад, что в такой сложный момент ЛГБТ-сообщество заявило о себе — это очень важно. Мы тоже часть общества, которое стремится к переменам. И мы хотим перемен для всего общества, а не только для нас. Мы часть этого потока людей, которые вышли на улицу. И при этом, когда я читаю гомофобные комментарии, что «нам такое не надо», «лучше бы вы не позорили нас» — мне становится страшно. Я думаю, что, если люди так говорят, значит они ещё не готовы к переменам в стране. И, скорее всего, если люди продолжат так говорить, у них ничего не получится сделать для самих себя. Если часть людей, которые идут с вами рядом, вы готовы исключить только потому, что у них есть ещё один флаг, значит вы не готовы к переменам.
Часто можно услышать: «Если тебя здесь что-то не устраивает, то вали отсюда». Почему вообще я должен куда-то валить? Я беларус и хочу, чтобы моя страна развивалась и становилась комфортнее для всех. Получается, если ты «не такой», значит, должен куда-то «валить». При этом предполагается, что есть «такие». А где гарантия, что где-то есть такие, как я, которые меня ждут? Может быть с теми, другими, я буду ещё меньше идентичен, чем с вами, которые меня выталкивают? Я беларус, я люблю свою страну, плачу налоги, работаю в госучреждении. Я приношу пользу своей стране.
Мне хочется, чтобы наше общество развивалось в сторону равноправия. ЛГБТК+ людей, инвалидов, мужчин и женщин, вообще всех людей. И когда мне говорят «если вы хотите, чтобы на улицах целовались однополые пары, тогда нам не нужны такие перемены», — меня это сильно возмущает. Люди не понимают, насколько это затрагивает всех нас. Я говорю: вы не хотите, чтобы на улице целовались однополые пары, но вам уже запрещают петь песни на улице. Если бороться за перемены в стране, то за перемены для всех групп, которые сейчас испытывают трудности в признании своей идентичности. Это борьба всех нас.
Я беларус, минчанин. Родился в полной семье. С детства у меня заболевание, связанное с формированием костей, но до поры оно мне не мешало передвигаться. Я — старший ребёнок в семье. Семья была самая обычная — папа, мама, младшая сестра. Но, как и во многих советских семьях, в нашей были проблемы, которые затрагивали и меня с самого рождения: алкоголизм, насилие, созависимые отношения.
Я рано осознал, что не хочу быть таким, как мои родители. Я не буду алкоголиком. Не хочу в своей семье бесконечных скандалов. Не буду проявлять насилие к своей жене и детям. Я не стану изменять своей жене. Я всё это видел и не хотел повторять ошибок своих родителей, говорил, что «вырасту хорошим человеком». Из родительской семьи я уже вышел с такими установками. Когда я пошёл в школу, то уже понимал, что можно, а чего нельзя. Нельзя курить, нельзя употреблять алкоголь. Надо хорошо относиться к девушкам. Мне хотелось стать идеальным мужчиной. Не таким, как мой отец; не таким, как мои дядя и дедушка. Хотелось быть лучше.
Какое-то время у меня получалось быть «правильным». Потом возникли сложности. Первая проблема — это, конечно, моя инвалидность. Здоровье ухудшалось. Возник вопрос: насколько я могу соответствовать своим стандартам, если я инвалид? Смогу создать семью, будучи инвалидом? Зарабатывать на достойную жизнь? Мне было сложно принять свои физические особенности, но меня поддерживало окружение — в школе ко мне относились с пониманием. Вторая сложность у меня возникла в подростковом возрасте — я осознал, что сексуально меня привлекают только парни. Когда пришло осознание, что я гомосексуален, я пережил сильный кризис. Хорошо помню свою мысль: «О, боже, со мной случилось ещё и это! Я инвалид, а ещё и гей».
Я думал, как несправедлива жизнь. Всё это время я пытался принять, что я инвалид и отличаюсь от здоровых сверстников. Только стал учиться жить с инвалидностью, оказалось, что я ещё и гомосексуален. С гомосексуальностью жить было гораздо сложнее. Инвалида могли пожалеть, сказать, что «ты мальчик больной, что с тебя возьмёшь…», но, если ты ещё и гей — это вообще кошмар. Это более серьёзная стигма, и она носит негативный оттенок в обществе. Были 90-е годы... И с этими двумя стигмами, конечно, было сложно жить.
Я не знаю, на каком этапе это произошло, но со временем моё отношение к себе стало меняться. Наверное, я подумал, что моя гомосексуальность «просто ещё один мой дефект», с которым мне придётся жить. Я не могу ходить без костылей. Не могу быть гетеросексуальным. Это тоже данность, которую невозможно изменить.
В то время мне было не с кем обсудить свою ситуацию. Информация была только дворовая. Мы все знали, кто такие «пидоры» и какой оттенок несёт это понятие. Сначала ты узнаёшь, кто такие «пидорасы», а потом, когда понимаешь, что ты сам гей, думаешь: «Ну, всё». Ты не можешь об этом никому рассказать, потому что общаешься с теми, для кого, рассказав, ты станешь «пидорасом». Об этом было невозможно рассказать. Это замыкало в себе. И в какой-то момент ты понимаешь, что тебе не нужна компания, которая будет тебя осуждать. Ты живёшь сам в себе. Живёшь с осознанием, что не соответствуешь собственным ожиданиям. Хотел быть примерным семьянином — семьянином быть не получается. Хотел быть здоровым мужиком, который кормит семью, — ты инвалид, и тебе тяжело заработать на жизнь. Я не мог соответствовать тому нормативному образу мужчины, который сложился ещё в детстве.
Я задавал себе вопросы: насколько человек с инвалидностью может чувствовать себя мужчиной? Насколько человек с инвалидностью может быть привлекателен? Кажется, раз ты инвалид, ты не можешь быть сексуальным. И когда тебе делают комплименты, ты в это не веришь. Считаешь это проявлением жалости или какой-то необдуманности. Хочется возразить: «Посмотрите на меня хорошенько». Ты споришь с другими людьми, потому что у тебя есть установка, что ты «не такой». Ты гомосексуален, и у тебя инвалидность, поэтому ты не можешь нравиться людям.
У меня был затяжной этап депрессии. Попытки найти себя были неудачными. Я всюду сталкивался со стигматизацией. В обществе существуют стереотипы, которые мешают ненормативному человеку жить. Инвалиды могут ненавидеть геев, также гомосексуал может негативно относиться к человеку с инвалидностью. Я чувствовал себя своим среди чужих и чужим среди своих.
Случайно я познакомился с парнем геем, но это знакомство не принесло мне ничего положительного, я быстро понял, что одна ориентация ничуть не делает нас ближе. Этот опыт, наоборот, оказался для меня отрицательным. Я столкнулся с двуличием, внутренней гомофобией, физическим насилием. В результате полученных травм, я больше не пытался искать общение в гомосексуальной среде.
Дальше было отрицание себя. Это было проявление внутренней гомофобии. Я думал — раз я всё равно не могу быть нормативным геем, то попробую всё же осуществить свою мечту и стать «нормальным мужиком», у которого есть семья. Я начал ходить на свидания с девушками. Гомосексуальный мужчина с инвалидностью встречается со «здоровыми» симпатичными девушками. За счёт этого я чувствовал себя более нормативным мужчиной. С одной стороны, это некрасиво. Сейчас я понимаю, что это было плохо. С другой стороны, в этом возрасте все что-то пробуют, с кем-то встречаются, ходят на свидания. Ищут себя. В принципе, в этих отношениях было много положительного, хотя у меня остались угрызения совести по отношению к девушкам. Тогда же мои свидания с девушками повышали мне самооценку. Я чувствовал себя более настоящим.
По своей натуре я романтик. Я всегда проявлял себя с девушками как романтичный мужчина и получал от них отклики. Мне это было приятно, но отношения с девушками упирались в проблему интимной близости. Я понимал, что с гетеросексуальным мужчиной они получат больше, чем со мной. Опять-таки, если я хочу быть «правильным мужиком», я не должен продолжать играть чужую роль. В любом случае кто-то сыграет её лучше. Мои свидания сошли на нет.
Появилось желание заниматься саморазвитием. В 30 лет я поступил учиться на психолога, во многом ради того, чтобы разобраться в себе. В университете мне нравилась гендерная психология, это был мой конек. Мои широкие взгляды и разноплановый опыт нашли там свою реализацию. Это были продуктивные годы для меня. Я не ходил на психотерапию, но после учёбы стал проще относиться к своей ситуации.
Я принял факт, что у меня не может быть нормативной семьи, но всё становится на свои места, если из схемы семьи, состоящей из мужчины и женщины, убрать женщину и на её место поместить другого мужчину. Это та же семья, те же преимущества и трудности отношений – просто между людьми одного пола. Это ничего не меняет в моих представлениях о том, какой должна быть семья, какими должны быть отношения. Здесь тоже есть возможность проявлять свои лучшие качества — ничего не потеряно.
Я как человек с инвалидностью и гомосексуальной ориентацией могу ощущать себя полноценным. На самом деле это всё части моей идентичности.
Мне нравится аббревиатура ЛГБТК+. Это более обширное понятие, чем «гомосексуальность», и в нём, я считаю, себя найти проще. Это и все, кто считает себя квир, это и асексуальные люди. Очень разные люди. Когда в будущем я буду планировать камин-аут, я так и буду говорить «я — ЛГБТК+ человек». Это даёт мне больше свободы для самовыражения и для чувства общности.
В нашем социуме я чувствую себя уязвимым. Если человек к 40 годам не женат — социум к нему уже предъявляет требования. Почему же ты не женат? Что хотят услышать в ответ люди, которые задают этот вопрос? Явно не то, что я могу им ответить. Поэтому я отвечаю расплывчато. С одной стороны, я не отрицаю, что я гомосексуал, а с другой стороны, и не признаю. Мне не нужна открытость с людьми, которые предъявляют ко мне какие-то требования. У меня нет к ним доверия. Тема доверия к людям — одна из основных в моей жизни. Слишком часто моё доверие испытывалось на прочность, начиная с родительской семьи. Это всегда угроза вторжения в моё личное пространство. Открытость возможна там, где есть доверие и где есть какой-то шанс на принятие. А не там, где к тебе изначально предъявляют требования.
Когда на протесты стала выходить квир-колонна, я прочитал все комментарии под фотографиями с радужными флагами. Там было много гомофобии. И в то же время я был рад, что в такой сложный момент ЛГБТ-сообщество заявило о себе — это очень важно. Мы тоже часть общества, которое стремится к переменам. И мы хотим перемен для всего общества, а не только для нас. Мы часть этого потока людей, которые вышли на улицу. И при этом, когда я читаю гомофобные комментарии, что «нам такое не надо», «лучше бы вы не позорили нас» — мне становится страшно. Я думаю, что, если люди так говорят, значит они ещё не готовы к переменам в стране. И, скорее всего, если люди продолжат так говорить, у них ничего не получится сделать для самих себя. Если часть людей, которые идут с вами рядом, вы готовы исключить только потому, что у них есть ещё один флаг, значит вы не готовы к переменам.
Часто можно услышать: «Если тебя здесь что-то не устраивает, то вали отсюда». Почему вообще я должен куда-то валить? Я беларус и хочу, чтобы моя страна развивалась и становилась комфортнее для всех. Получается, если ты «не такой», значит, должен куда-то «валить». При этом предполагается, что есть «такие». А где гарантия, что где-то есть такие, как я, которые меня ждут? Может быть с теми, другими, я буду ещё меньше идентичен, чем с вами, которые меня выталкивают? Я беларус, я люблю свою страну, плачу налоги, работаю в госучреждении. Я приношу пользу своей стране.
Мне хочется, чтобы наше общество развивалось в сторону равноправия. ЛГБТК+ людей, инвалидов, мужчин и женщин, вообще всех людей. И когда мне говорят «если вы хотите, чтобы на улицах целовались однополые пары, тогда нам не нужны такие перемены», — меня это сильно возмущает. Люди не понимают, насколько это затрагивает всех нас. Я говорю: вы не хотите, чтобы на улице целовались однополые пары, но вам уже запрещают петь песни на улице. Если бороться за перемены в стране, то за перемены для всех групп, которые сейчас испытывают трудности в признании своей идентичности. Это борьба всех нас.
2020
