Женя

Когда я только начал интересоваться трансгендерностью и вопросами гендера – это сразу поставило меня в тупик. Большинство историй, которые я читал в интернете, о транссексуалах, о трансгендерах, были историями людей, которые в основном ощущали себя так либо с глубокого детства, либо, по крайней мере, с более или менее осознанного возраста, лет с 6-7-ми. Я же к наиболее чёткому осознанию пришёл только к девятнадцати годам.

Мама не отдавала меня в детский сад, так что, когда я пошёл в школу, на меня свалилось огромное множество специфических правил и обычаев, которые мои сверстники каким-то образом успели выработать до моего появления. Одно из самых главных правил: девочки должны вести себя как девочки, мальчики – как мальчики. Об этом говорили все, но при этом никто ничего не объяснял – как хочешь, так и понимай. Я должен был играть как девочка, одеваться как девочка и болтать с девочками на темы, которые должны волновать девочек. Для меня это была игра, в которой я как бы примыкаю к определённому лагерю, берущему меня под опеку. Я играл в куклы и сплетничал о мальчиках, но на меня всё равно смотрели как на чужого: я не знал, как объяснить подругам свои привычки, свой характер, объяснить самому себе, почему всё идёт чёрте как.

Первую капельку информации я получил на группе взаимоподдержки ЛГБТ, которая проводилась по инициативе «Идентичности». Когда пришёл туда первый раз, я сказал что-то вроде «нет, я никогда не буду корректировать пол, потому что, наверное, я буду неполноценным мужчиной», и впервые меня спросили: «почему ты так думаешь, может быть есть какие-то варианты?» И я начал задумываться, что, может быть, у меня тоже есть шанс. Начал искать информацию, гуглить, спрашивать, искать людей… Но в тот момент у меня были длительные отношения с девушкой, которая чётко дала понять, что она не в восторге от этой идеи, и какое-то время мне было проще думать о себе как о бигендере.

Очень не хватало информации о том, как это происходит. Я часто задавал себе вопрос: бывают ли «правильные» трансгендеры, «неправильные» трансгендеры, какие должны быть критерии? В интернете много историй, но все они очень типичные. Эти штампованные фразы, в духе «меня одевали в платье, мне было жутко некомфортно, я плакал, сходил с ума». Я же понимаю, что долгое время относился к этому абсолютно спокойно. Тем более, когда я ощущал влечение к мужчинам, мне хотелось выглядеть привлекательным для них – и для меня это не было проблемой – я выглядел, «как девушка», распускал волосы, пользовался косметикой, трепетно относился к своему гардеробу и начинал худеть. Это было похоже на игру: хочешь произвести впечатление – выгляди соответствующе. Я смотрел в зеркало, и мне нравилось то, что я видел. Но это не было моё отражение – это был персонаж, героиня, которую я сам себе придумал… Только потом я начал придавать внимание дискомфорту, который испытывал. Собственно, сейчас я уже пришёл к выводу, что у меня нет других возможностей чувствовать себя комфортно, как пройти через коррекцию пола.

Я, честно говоря, очень боюсь, что решат по этому поводу врачи, т.к. наслышан о многих историях, когда в коррекции отказывали… Я только-только начал этим заниматься, был два раза у сексолога и один раз у психолога. Остались ужасные впечатления. Особенно от психолога, которая говорила мне что-то вроде: «ну, вы ведь не рожали, вы же не знаете как это, вдруг вам понравится?» Я думаю: «Господи, чтобы понять, нравится ли мне рожать, нужно попробовать? А что я буду делать, если мне не понравится?» Такое ощущение, что вся сфера деятельности этих специалистов направлена на то, чтобы заставить человека самого уйти. Получается, если тебе настолько плохо, что ты можешь пройти через вот это всё, тогда ты стопроцентный, «настоящий» трансгендер.

Поскольку моя ориентация не однозначно гетеросексуальная, мне, так или иначе, приходится проходить через оба камин-аута – и по поводу гендера, и по поводу своей сексуальности. Вначале это была только ориентация. Когда я спросил у матери, что бы она сказала, если бы узнала, что я встречаюсь с девушкой, она отреагировала так, будто я спросил у неё, как она относится к углепластику. То есть, вообще не увидела в этом никакой проблемы и, кажется, даже удивилась, что меня интересуют такие очевидные вещи. Это было огромным облегчением.

Вообще, когда я говорю, что я транссексуал и при этом меня привлекают люди любых гендеров, многих это ставит в тупик – как я могу ощущать себя парнем, если испытываю влечение к другим парням? Т.е., если я транссексуал, по идее мне должны нравиться только девушки – какая-то внутренняя дискриминация получается. Постоянные барьеры. И дело не в терминах, как сейчас говорят, «модное слово пансексуал»… Когда я впервые почувствовал, что испытываю интерес к человеку, без привязки к его полу, я не знал ни что такое «пансексуальность», ни что такое «трансгендерность», ни что такое «квир». Это можно не ощущать терминами. Я ничего тогда об этом не знал, но, тем не менее, как-то это почувствовал. Значит, это есть.

С ориентацией всё проще – ты либо говоришь об этом, либо не говоришь, у тебя есть право вообще не распространяться о своей личной жизни. В моём случае [в случае с трансгендерным камин-аутом – ред.] ты «выдаёшь себя» уже только своей речью. Поэтому не говорить об этом не получается. И вопросов трудно избежать. В университете, как раз недавно, ко мне подошёл преподаватель с нашей кафедры и спросил: «у вас всё в порядке?» Думаю, может, я неадекватно себя веду на парах, или что? «Вот вы начали обращаться к себе в мужском роде». Я говорю – да, потому что считаю себя транссексуалом. На что мне ответили – это пройдёт с возрастом… Неприятно, когда меня причисляют не к тому гендеру. В конце концов, какая вам разница, какого строения у меня тело, если я доходчиво объяснил, как хочу общаться?

В университете меня часто поправляют с родом, когда я употребляю мужские окончания. Я исправляю, говорю – простите, мне так комфортнее. Половина моих одногруппников обращается ко мне в мужском роде. От всех требовать этого, к сожалению, не могу, да и устаешь, честно говоря, требовать, потому что, в конце концов, кто мне этот человек, чтобы я об этом волновался? Друзья в основном замечали всё по ходу, видели моё состояние. Одна близкая подруга спросила, как мне комфортно. И вот за этот вопрос я ей премного благодарен. Это кажется, что не видно, а потом оказывается, что люди, которые тебе действительно близки, делают выводы по каким-то незначительным вещам, и оказывается, что они знали обо всём значительно раньше. Так же и с матерью, собственно, было. Когда я сказал, что мне нужно объяснить ей кое-что насчёт моей гендерной идентичности, она сказала: «Что тут объяснять, я всё вижу». И это снова было колоссальным облегчением.

Она и сейчас, если честно, иногда путается в обращениях, но, например, на своей странице Вконтакте переписала «дочь Дарья» на «сын Евгений». Я понимаю, какой это был шаг для моей матери, которая очень трепетно относится ко всем этим вещам, вроде статуса и прочего. И это действительно важно. Она пишет на своей странице про меня как про Евгения – это удивительно!

Моя мать сама бисексуалка и живёт сейчас с женщиной, так что в плане камин-аута по поводу ориентации у меня вообще никаких проблем не было… Что касается гендера, я не думаю, что она в восторге от того, что происходит, но она скорее переживает из-за того, как на это реагируют люди… Она постоянно говорит мне: ты же понимаешь, как это будет отражаться на твоей жизни, ты к этому готов? И что мне ответить? Тут – хочешь, не хочешь – будешь готов.

Каждый новый человек, который слышит от меня обращение в мужском роде, так или иначе – человек, которому я должен делать камин-аут. И это каждый раз сложно. Я не всегда с этим справляюсь… Т.е., да, это постоянный камин-аут. Я прохожу через него каждый день и испытываю не самые лучшие эмоции. Часто камин-ауты вынужденные. Люди сами задают вопросы, причём очень многие именно лезут: «а почему ты так думаешь?», «ты обращался к врачам?» Опять же – ты «настоящий» или «не настоящий» транссексуал? До того, как я обратился к врачам, я не мог вообще ничем мотивировать, фактически. Сейчас-то я могу сказать – я состою на учёте, и все думают – да, это серьёзно. А до этого не состоял – и что? Это было несерьёзно? Неприятно.

У меня была и до сих пор есть проблема с бабушкой. У нас были с ней замечательные отношения до моего 16-летия. В тот момент моя мать впервые начала встречаться с девушкой, и буквально за год наши отношения расстроились до ужасающего состояния – об этом очень страшно на самом деле говорить. Не все понимают, насколько это масштабная потеря в моей жизни. Сколько я себя помню, я жил с матерью и бабушкой, фактически, она – мой второй родитель. Сначала бабушка просто высказывалась насчёт того, что моей матери не стоит проводить время так, как она его проводит. Это становилось всё жёстче и жёстче… Она начала жаловаться моему крёстному. Жаловалась, что не может жить «с этими людьми», это доходило до катастрофических скандалов. Пока в один прекрасный момент не случился инцидент. По-моему, это был 11 класс, у меня закончилась то ли олимпиада, то ли что – я счастливый пришёл домой, включил музыку, а ей показалось, что музыка играет слишком громко, и я наверняка делаю это специально… Она позвонила крёстному и сказала, что я мешаю ей существовать. Крёстный приехал и избил меня.

Честно говоря, для меня это было каким-то облегчением, определённой точкой отсчёта, которая стала катализатором перемен. Я знал, что это рано или поздно произойдёт, я мог сбежать из квартиры, у меня было время, но сделал лучше. Я позвонил матери и оставил телефон включённым. Когда мать сняла трубку – все, кто был с ней в этот момент, слышали происходящее. После этого я позвонил в милицию. Собственно, с этого момента и начались изменения. Сдвинулся разговор о размене квартиры, правда, к сожалению, он так и не произошёл… Бабушка попросила забрать заявление, которое мы подали на крёстного, в обмен на то, что она даст размен. К сожалению, мы забрали заявление, и естественно нам сказали – нет, мы передумали.

Всё, что нам оставалось – это кое-как научиться жить в состоянии общежития. Последние три года так и живём. Мы с матерью и её девушкой – в своём закутке, в другом конце квартиры – бабушка. Периодически встречаемся. Бабушка иногда устраивает истерики. Живём каждый раз в состоянии ожидания того, что что-нибудь случится, и она позвонит в милицию… Я даже, наверное, скажу, что это хуже, чем смерть близкого человека, потому что тот, кого ты любил так долго и кто постоянно находится перед тобой, для тебя теперь чужой.

Поиск сообщества всегда был для меня проблемой – я большой параноик в этом плане. Прийти на группу взаимоподдержки ЛГБТ было нереально страшно, я даже просил своих друзей подождать внизу, пока буду подниматься, чтобы сбросить смс, что всё в порядке. Скажу честно, на первую встречу я пришёл с ножом в кармане, потому что боялся… Но я туда зашёл и понял, что всё в порядке, меня не хотят убить.

Самое сложное – это первый момент, когда ты не знаешь совсем ничего, чувствуешь, что что-то не так, но не можешь вообще никого найти. Вот этот первый момент действительно очень сложный, но потом ты знакомишься, так или иначе знакомства друг за друга цепляются – кто-то потом зовёт на тренинги, кинопросмотры… Психотерапевт моя давала мне контакты.

Не все, кстати, продолжили со мной общаться. В принципе, легко говорить, что если меня кто-то не принимает – значит, они мне и не друзья. Но когда близкие люди отдаляются от тебя из-за этого… Скажем так, понятия не имею, что бы я делал, если бы до сих пор был в отношениях с девушкой, про которую говорил. Я её устраивал как лесбиянка, а поскольку отношения с ней для меня были очень важными, я старался соответствовать. Я позволил ей стать центром моей вселенной, и поэтому, когда она ушла, я потерял всё. У меня начались проблемы со сном, и я стал покупать препараты, которые отпускались без рецепта. Сейчас я уже могу говорить о том, что это действительно опасно и об этом надо задумываться.

Я осознал, что это реальная зависимость, когда у меня начались галлюцинации, которые действительно оказались очень болезненными. До этого я думал, что просто принимаю таблетки, которые мне помогут… Они помогали. Но как только я забывал их принимать, то не просто не спал, это были действительно ломки. С каждым днём становилось всё хуже, я пытался говорить об этом с матерью, но мне не хватало смелости подойти и сказать, что я зависим, и надо с этим что-то делать. Я не мог нормально учиться, не мог выходить из дома, даже дома я не мог себя нормально ощущать – ни спать, ни есть, ничего, еле ходил… У меня на самом деле было очень много шансов не проснуться… Наверное в ситуации той глубокой депрессии, в которой я находился, может быть мне этого и хотелось… Мне постоянно, действительно постоянно, круглосуточно, было некомфортно – я не знал, как демонстрировать себя людям, как себя показать. В один момент я лишился близких людей. Лишился фактически одновременно каких-то границ, которые сдерживали всю эту рефлексию… В этот момент я начал думать и понял, что – чёрт возьми – там был целый пласт, который я не трогал, мне не хотелось об этом думать, потому что я знал, что это всегда будет проблемой. Я боялся обращаться к врачам, но понимал, что так как есть, уже точно не останется. Это был единственный способ не думать, не переживать.

Выкарабкиваться я начал после того, как прочитал историю одного довольно известного российского косплеера, фтм трансгендера. На самом деле я просто разрыдался тогда. Читал и понимал, что с человеком происходило абсолютно то же самое. Он тоже не осознавал себя с самого начала… Мне понравилась метафора – это как незакрытый кран, т.е. капает, капает, раздражает, ты не понимаешь, что происходит, ты можешь не чувствовать, что это что-то конкретное, но это есть, и это тебе мешает жить. Сначала это проблемы в отношениях, когда тебя воспринимают как девушку, проблемы в сексе, неприятие своего тела, проблемы с общением, с родителями, одежда… Очень много всего, что потом накапливается, и человек начинает потихоньку загоняться. До прочтения этой истории я не мог сказать себе: «я хочу корректировать пол», но после такого текста я точно стал понимать, что – чёрт, мне это необходимо. И выкарабкиваться начал после этого. Не сразу, но, по крайней мере, был стимул.

Я просто хочу, чтобы это было на виду, чтобы все эти истории были на виду. Мне приятно оказаться среди тех людей, о которых я прочёл в проекте, я понимаю, что это то ЛГБТ сообщество, из которого мы состоим. [Рассказать эту историю – ред.] это возможность что-то для себя решить, очередной шаг на пути к тому, чтобы не убегать от себя и не забывать об этом. Наверное, для меня это определённая точка невозврата. Я рассказал, я признался себе, я не хочу от этого отступать. Я не знаю, что получится с этим дальше. Я уже говорил, что очень боюсь за то, что решат врачи, не будет ли у меня противопоказаний, как я буду жить, если мне откажут, что с этим делать дальше – куда уезжать, где копить деньги на операцию. Я понятия не имею, что будет дальше. Но я знаю, что сейчас я чувствую себя гораздо счастливее, чем в тот момент, когда не мог этого всего сказать.